На выходные дни я отправился в Нью–Джерси. После выступления ко мне подошла женщина (активная Свидетельница) и задала три вопроса; второй из них был о Христовом посредничестве. И снова я дал тот же ответ, что и прежде.
Я рассказываю об этих происшествиях, потому что они отражают мои обычные действия в тех случаях, когда люди задают подобные вопросы, касающиеся опубликованных учений организации. Все возникавшие у меня самого вопросы по поводу библейского основания того или иного учения организации я обсуждал только со своими давними знакомыми (как правило, старейшинами). До 1980 года было не более четырех–пяти человек (кроме моей жены), знавших о моем беспокойстве, но никто из них (даже жена) не знал его причин. Понадобилась бы вот такая книга для того, чтобы они об этом узнали.
Однако у меня нет ни малейшего сомнения в том, что очень многих Свидетелей Иеговы мучили некоторые вопросы, что не давали покоя и мне[172]. Много лет работая в Руководящей корпорации, я ни разу не увидел, чтобы эти вопросы открыто обсуждались, чтобы им уделялось то внимание, какого они заслуживали, чтобы их анализировали путем тщательного, подробного исследования Писания, чтобы решения по ним принимались на основании не традиционных взглядов, а библейского доказательства (или его отсутствия).
Вместо этого все свидетельства показывали, что всякое открытое обсуждение таких трудностей считалось серьезной опасностью для интересов организации. Единство (а на самом деле, единообразие), по–видимому, было важнее истины. Вопросы об учениях организации можно было обсуждать только в узком кругу Руководящей корпорации и нигде больше. Независимо от споров внутри Руководящей корпорации для всех она должна была представлять собой организацию единомышленников, даже если за этим «лицом» скрывались серьезные разногласия по обсуждаемому вопросу.
Я не находил в Писании никакого извинения этому притворству, ибо Писание правдиво именно потому, что откровенно и прямо признает разногласия, существовавшие между первыми христианами, включая апостолов и старейшин. Более того, в Писании я не нашел оправдания тому, что обсуждение ограничивалось секретным, закрытым кругом людей, чьи решения, принятые большинством голосов в две трети, все остальные христиане должны считать «открытой истиной». Мне казалось, что истине не стоит бояться открытого обсуждения, у нее нет причин избегать тщательного изучения. Любое учение, которое надо было защищать от такого исследования, не стоило того, чтобы его придерживаться.
Со времени написания справочника «Помощь в понимании Библии» я стал близким другом Эдварда Данлэпа. Я познакомился с ним в 1964 году, посещая десятимесячный курс в Школе Галаад. Он был тогда секретарем Школы и одним из ее четырех инструкторов. Наш выпуск (39–й) состоял приблизительно из ста человек, значительная часть которых была работниками филиалов. Можно честно сказать, что большинство из них считало занятия Данлэпа самыми полезными для понимания Писания[173]. Уроженец Оклахомы, Эд получил обычное образование, но обладал способностью разъяснять самые трудные, сложные вопросы, будь то закон Моисея или научное изучение генетики. Однако для меня важнее была его непритязательность. Это был скромный, тихий человек как в поведении и речи, так и в одежде (я знаю только одно его пристрастие к ярким галстукам). Какими бы полномочиями его ни наделяли, он всегда оставался таким же.
Одним из моментов, который помог мне определить его характер, было его замечание но поводу семестрового экзамена. На занятиях мы рассматривали различные послания Павла, и в конце каждой недели надо было сдать экзамен по изученному материалу. Обычно всегда задавали вопрос о предполагаемом месте и времени написания того или иного послания. Пока мы изучали по одному посланию в неделю, запомнить это было нетрудно. Но, когда настал конец семестра, я понял, что теперь придется отвечать по ВСЕМ тринадцати посланиям Павла и запомнить все различные предположения о времени и месте их написания будет достаточно сложно. В Библии они следовали друг за другом не в хронологическом порядке. Я долго над этим бился и, в конце концов, составил для себя мысленную систему их запоминания.
Наступил день экзамена, у нас было два часа для ответа на все вопросы. Я закончил рано и, выходя из аудитории, столкнулся с входящим Эдом. Он поинтересовался: «Ну, как дела»? Я ответил: «Все нормально. Но я вас никогда не прощу». Он спросил, что я имею в виду. Я сказал, что трудился не покладая рук, чтобы разработать систему для запоминания времени и места написания посланий, а он не задал об этом ни одного вопроса. Он воспринял мое замечание несколько более серьезно, чем я предполагал, и произнес: «Знаете, почему я не включаю такие вопросы в семестровые экзмены? Потому что я сам не могу все это запомнить». В Школе было четыре инструктора: Улисс Гласс, Билл Уилкинсон, Фред Раск и Эд Данлэп. Я думаю, будет справедливо утверждать, что из них только Эд мог такое сказать. Это было очень типично для его простой натуры.
Он всегда был бесконечно предан организации; его служение по продолжительности равнялось моему.
Другое обстоятельство, которое много говорит о его характере, касается его болезни в конце 1960–х годов. Обычно ее называют «болезненный спазм»; в медицине это называется «тригеминальная невралгия» — воспаление большого, разветвленного натрое лицевого нерва — одно из самых болезненных заболеваний, известных человеку. Острая, ослепляющая боль может возникнуть в результате чего угодно — слабого ветерка прикосновения, возбуждающего нерв, и по мере того, как болезнь прогрессирует, ее жертва едва может выполнять даже такие обычные действия, как причесывание, чистка зубов, прием пищи, не рискуя при этом вызвать новый приступ. Некоторые больные не выдерживают и пытаются покончить жизнь самоубийством.
Эд страдал от этой болезни в течение семи лет, короткие периоды облегчения сменялись ухудшениями. В это время Президент Натан Норр почему–то решил (возможно, на основе замечаний других), что болезнь Эда была скорее эмоционального, а не физического происхождения. Однажды он разговаривал с Эдом, расспрашивая его о семье и о болезни. Эд уверил его, что семейная жизнь не имеет никакого отношения к болезни, что он может наслаждаться где–нибудь отдыхом, а приступ может начаться без предварительных признаков в любую минуту. Президент, однако, не принял во внимание объяснения Эда и сообщил ему, что решил послать его на некоторое время на фабрику в переплетный отдел, чтобы дать ему возможность больше заниматься физической деятельностью.
Тогда Эду было за шестьдесят, он уже некоторое время принимал сильные лекарства, прописанные врачом, чтобы приглушать болезненные приступы; иногда ему приходилось несколько дней оставаться в постели. Теперь же его послали в переплетную мастерскую, где он должен был стоять у переплетного конвейера и подавать в машину материал. Он делал это в течение нескольких месяцев, стараясь как можно лучше справиться с этим «теократическим» заданием. Но, как он сказал мне, это впервые заставило его осознать, как всецело организация управляла его жизнью. На его попытки объясниться не обращали внимания и вопреки здравому смыслу послали делать работу, самую непригодную для человека с такой болезнью.
Через несколько лет, когда он был на грани полного отчаяния, он узнал о нейрохирурге из Питтсбурга, который разработал микрохирургическую операцию, помогающую справиться с этой болезнью. Эду сделали такую операцию, в которую входило удаление части черепа (разрез делали рядом с главной артерией мозга, которая идет параллельно воспаленному нерву), и он выздоровел полностью. Он не ожидал никаких извинений со стороны организации за их отношение к его мучительной проблеме. Он их и не получил.
Поскольку наши рабочие места, как во время написания справочника, так и впоследствии, находились рядом, мы регулярно разговаривали, делились интересными находками исследования. Писательский комитет Руководящей корпорации давал нам совместные задания, например, написание комментария к Посланию Иакова. В разговорах мы не всегда во всем соглашались, но это не влияло на нашу дружбу и взаимное уважение.
Я говорю обо всем этом потому, что Эд Данлэп был одним из тех, кто знал, как глубоко было мое беспокойство о том, что я видел в организации, а особенно — в Руководящей корпорации. Он разделял эту тревогу. Как и меня, его волновало, что он не может привести многое из того, что видел и слышал, в согласие с Писанием.
Хотя он состоял в организации с начала 1930–х годов, он не считал, что относится к числу «помазанных». Однажды в конце 1970–х годов я говорил с ним об этом, и он сказал, что в то время, когда он стал членом организации, «Сторожевая башня» учила, что есть два класса, которые унаследуют вечную жизнь: «избранные» (в числе 144000 человек) и «великая толпа» (или «великое множество» — см. Отк. 7). «Великое множество» состояло (по словам журнала) из христиан, у которых вера была меньше, чем у избранных, и поэтому, хотя их и ожидает небесная жизнь, «великое множество» не входит в число тех, кто будет править со Христом как цари и священники, поскольку один класс был явственно выше, чем другой. Эд, конечно же, заключил, что принадлежит к более низкому классу, к «великому множеству».
