Все эти недоумения разрешаются, если мы откажемся от обычного перевода «домашняя церковь». Само выражение не уполномачивает нас к такому переводу. Мы уже встречались с выражением «cat oicon» в Деяниях. Не правильнее ли было бы толковать это выражение в том же смысле, как мы его истолковали выше: в доме? При таком толковании «h cat oicon ecclhsia» означает не домашнюю церковь, а церковь, собранную в доме. Первые годы существования церквей вне Палестины верующие собирались свободно и открыто, так что они могли иметь одно постоянное место для собраний. Некоторые верные, имеющие возможность, предоставляли свои дома для собраний. Это было своего рода служение, которое ценилось среди верующих, и вместе с тем это была честь для тех лиц, в доме которых собиралась церковь. Акила и Прискилла посвятили себя такому служению, а не стремились, где бы они ни жили, сейчас же образовывать отдельные церкви. Приветствуя Акилу и Прискиллу, Павел приветствовал и церковь, собранную в их доме. Он их приветствует, как хозяев дома, в котором христиане собираются, а следовательно до некоторой степени, как хозяев церкви — гости. Что такого рода странноприимцы церкви существовали, свидетельствует прямо cам ап. Павел. «Приветствует вас Гаий, странноприимец мой и всей церкви» (Рим. XVI, 23). Гаий был гостеприимцем ап. Павла [21], т. к. Павел во время своего второго пребывания в Коринфе проживал в доме Гаия, которого он крестил (I Кор. 1, 14). В каком смысле ап. Павел называл Гаия гостеприимцем «всей церкви»? Если обратить внимание на прилагательное при церкви — «всей — olhs», то вряд ли может быть сомнение, что речь идет о собраниях всей церкви, которые происходили в доме Гаия. Он «хозяин» коринфской церкви, т. к. в его доме происходили Евхаристические собрания. Если коринфские христиане могли собираться в доме Гаия, то почему ефесские христиане не могли собираться в доме Акилы и Прискиллы? Акила был таким «гостеприимцем» Ефесской церкви, каким был Гаий для Коринфской. Тот же смысл имеет выражение «h cat oicon ecclhsia» в посланиях к Колосянам и к Филимону. Таким образом, мы приходим к заключению, что «h cat oicon ecclhsia» была местная церковь, собирающаяся на Евхаристические собрания в доме тех лиц, которые предоставляли свой дом для нужд церкви.
«Домашних церквей» не существовало в апостольское время. Это есть благочестивый миф. Как часто бывает, благочестие не всегда является критериумом догматической правильности. Как я уже указывал выше, существование «домашних церквей» вступало бы в противоречие с природой Евхаристического собрания, которое было собранием всех на одно и тоже. Кто защищает «домашние церкви» в апостольское время, должен задуматься, как объяснить тот факт, что последующие памятники ничего о них не говорят. Повидимому, первые «домашние церкви» появляются в Никейскую эпоху. Церковная власть сначала решительно противилась тому, чтобы в них совершалась Евхаристия. Я напомню 58–е правило Лаодикийского собора, запрещающее совершать Евхаристию в домах. Если считать, что 31–е правило Трулльского собора( 692 г .) допускало возможность совершения Евхаристии с разрешения епископа в домашних церквах, то возникновение этой практики надо отнести к середине или к началу VII–гo века. Если бы в апостольское время существовали домашние церкви, то непонятно, почему церковная власть противилась бы апостольской практике.
4. Если мы допустим существование в апостольское время нескольких Евхаристических собраний, то тогда процесс развития церковного устройства приобретает почти что парадоксальный характер. Надо тогда признать, что в начальной точке местная церковь имела несколько Евхаристических собраний, затем устанавливается в ней одно Евхаристическое собрание, которое в свою очередь раздробляется опять на несколько Евхаристических собраний. Существование во II–м веке промежуточной стадии указанного исторического процесса совершенно бесспорно. Я уже указывал, что во время Иустина Мученика в Риме было одно собрание. В эпоху Игнатия Б. в Антиохии только епископ мог совершать Евхаристию, а следовательно в антиохийской церкви было также одно Евхаристическое собрание, хотя в ней уже существовали тенденции к образованию отдельных собраний. Парадокс предполагаемого развития церковного устройства заключается в том, что местная церковь приходит к одному Евхаристическому собранию в то время, когда численный состав местных церквей значительно увеличивается. Это было самое неблагоприятное время для перехода к одному Евхаристическому собранию, особенно еще и потому, что это время падает на эпоху гонений.
Христиане должны были собираться тайно, а более или менее крупные собрания вряд ли могли ускользнуть от внимания римской полиции.
Мы можем привести еще одно свидетельство в пользу существования одного Евхаристического собрания в Римской церкви. Это так называемая литургическая практика фермента. О ней мы имеем вполне определенные сведения из первых годов V–гo столетия, т. е. из того времени, когда уже в Римской церкви наряду с главным епископским собранием существовали дополнительные богослужебные центры, в которых Евхаристия совершалась пресвитерами. Эта практика заключалась в следующем: римский епископ после освящения даров рассылал по титулам (городским церквам) частицы освященного Агнца. Пресвитеры титулов при совершении Евхаристии присоединяли эти частицы к дарам, которые они освящали. Обычай фермента в этой своей форме представлял из себя вторую стадию литургической практики римской церкви. Когда с численным увеличением римской церкви и с усилением гонений кроме епископского собрания возникли дополнительные богослужебные центры, то в них совершался «синаксис», соответствующий приблизительно нашей первой части литургии, после которого пресвитеры причащали верных, участвующих в синаксисе, дарами, присланными епископом. Все это показывает, что римская церковь, наиболее традиционная, твердо держалась практики единого Евхаристического собрания. Если бы в начале в римской церкви было несколько Евхаристических собраний, то такого рода практика была бы непонятной. Когда количество богослужебных центров увеличилось, то присылка римским епископом даров для причащения в дополнительные богослужебные центры фактически стала невозможной. Обычай фермента свидетельствует, что вопреки эмпирическим фактам римская церковь рассматривала епископское собрание, как единое Евхаристическое собрание своей церкви, а дополнительные богослужебные центры, как его пространственное распространение.
Возвращаясь к поставленному выше вопросу, находил ли свое осуществление в жизни в апостольское время принцип единого Евхаристического собрания, мы с максимальной уверенностью можем дать утвердительный ответ. В новозаветных писаниях нет никаких указаний, которые бы свидетельствовали об обратном. Еще в V–м веке церковное сознание, по крайней мере в Римской церкви, твердо считало, что в местной церкви имеется одно Евхаристическое собрание. Евхаристия едина в местной церкви и совершается ее предстоятелем, т. е. епископом.
Церковь Божия во Христе едина, и ее единство в эмпирической жизни проявляется во множественности местных церквей. Принципом единства каждой местной церкви является ее Евхаристическое собрание, которое одновременно является эмпирическим принципом единства Церкви Божьей, т. к. в каждой местной церкви пребывает или существует, по слову Апостола, полностью Церковь Божия во Христе. В силу этого в эмпирической действительности множество местных церквей охраняет единство Церкви Божией во Христе, а единство ее проявляется во множественности местных церквей. В основе этого принципа евхаристической эклезиологии лежит единое Евхаристическое собрание местной церкви.
I. Епископ, как совершитель Евхаристии.
1. Самое древнее описание Евхаристического собрания мы находим в 1–й Апологии Иустина Мученика. Сначала Иустин описывает крещальную Евхаристию: «После того, как омоется таким образом уверовавший и давший свое согласие, мы ведем его к так называемым братьям в общее собрание для того, чтобы со всем усердием совершить общие молитвы… По окончании молитв мы приветствуем друг друга лобзанием. Потом к предстоятелю братии приносится хлеб и чаша воды и вина: он, взявши это, воссылает именем Сына и Духа Святого хвалу и славу Отцу всего и подробно совершает благодарение за то, что Он удостоил нас этого. После того, как он совершит молитвы и благодарение, весь присутствующий народ отвечает: аминь. Аминь — еврейское слово — значит: да будет. После благодарения предстоятеля и возглашения всего народа, так называемые у нас диаконы дают каждому из присутствующих приобщиться хлеба, над которым совершено благодарение, и вина, и воды, и относят к тем, которые отсутствуют» [22]. Несколько дальше Иустин дает описание воскресной литургии, которая полностью совпадает с крещальной литургией: «В так называемый день солнца бывает у нас собрание в одно место всех живущих по городам и селам; и читаются, сколько позволяет время, сказания апостолов или писания пророков. Потом, когда чтец перестанет, предстоятель посредством слова делает наставление и увещание подражать тем прекрасным вещам. Затем все вообще встаем и воссылаем молитвы. Когда же окончим молитву, тогда, как я выше сказал, приносится хлеб и вино и вода; и предстоятель также воссылает молитвы и благодарения, сколько он может. Народ выражает свое согласие словом — аминь, и бывает раздаяние каждому и приобщение даров, над которыми совершено благодарение, а к небывшим они посылаются через диаконов» [23]. По свидетельству Иустина новокрещенного ведут туда, где собирается братия. В его эпоху таким местом собрания, где все собирались на одно и тоже (epi to auto) был римский дом (doimis). По одной из тех провиденциальных случайностей, которые мы обнаруживаем в истории церкви, римский дом подошел в совершению Евхаристии. Е–древности дом был не только местом обитания членов семьи, но и местом культа. В «tablinum'e», где восседал «paterfamilias» занял место предстоятель церкви, а по его сторонам, где были места наиболее старейших членов дома, оказались седалища пресвитеров. Члены церкви размещались в атриуме, где были места остальных членов семьи. Новокрещенного приводят впервые на Евхаристичское собрание, чтобы он в первый раз совместно со всеми принял участие в «трапезе Господней». До сих пор, будучи оглашенным, он удалялся с собрания верных после чтения «сказания апостолов и писаний пророков» и проповеди предстоятеля церкви. Он не участвовал ни в каких церковных молитвах. Общая молитва Церкви была молитвой к Отцу «во Христе», а потому, чтобы в ней принимать участие со всеми верными, надо «во Христа креститься и во Христа облечься». Только тот, кто участвует а Евхаристическом собрании, участвует в церковной молитве, и кто участвует в церковной молитве, тот участвует в Евхаристии. Для вновь крещенного участие в церковной молитве было первым торжественным признанием, что он стал «священником и царем» Богу Своему. Ипполит Римский, к которому мы еще вернемся, вслед за миропомазанием указывает: «Только после этого они (новокрещенные) молятся со всем народом, но пусть они не молятся с верными раньше, чем получат это» [24]. По окончании молитвы и «поцелуя мира», который для новокрещенного является свидетельством Церкви, что он достоин участвовать в Евхаристии, к предстоятелю приносят хлеб и вино, смешанное с водою. Последний возносит «благодарение» над ними, а народ запечатлевает это «благодарение» через произнесение слова «аминь». Затем следует раздаяние даров через диаконов.
