III. Паримия в среду первой седмицы Великого поста. (Притч. II, 1–22.)
В сей паримии идет речь о значении истинной мудрости в отношении к благочестию и добродетели.
Гл. II, 1–2. Сыне, аще приим глагол моея заповеди скрыеши в себе, послушает премудрости твое ухо и приложиши сердце твое к разуму, приложиши же ю в наказание (в научение) сыну твоему.
Сими словами Соломон, учитель мудрости, выражает надежду, что если кто с сыновним доверием (сыне) и смирением послушается его заповеди внимать урокам Божественной премудрости и свято, как свойственно сыну, соблюдать эту спасительную заповедь, то в учении Божественной мудрости он найдет такое благо, к которому привяжется всею душей. Божественная премудрость изрекает свое учение чрез посредство откровения, чрез совесть, также устами Богопросвещенных наставников. И благо тому, кто решится послушать это учение! Оно имеет увлекательную силу. Сначала он будет слушать его из одного любопытства, затем любопытство перейдет в сердечное сочувствие. Движимый любопытством искатель мудрости сначала склонит слух, а затем и сердце к учению премудрости: послушает премудрости твое ухо, и приложиши сердце твое к разуму (разумению), приложиши же ю в наказание (в научение) сыну твоему. Искатель мудрости не довольствуется тем, что будет прислушиваться к голосу Божественной премудрости; он позаботится еще об уразумении слышанного, об усвоении не только слухом, но и сердцем. Можно многого наслушаться; но если впечатления от звуков поражают только одно ухо, и не проходят в сердце, или в глубину души, не вызывают в ней размышления и желания уразуметь смысл доходящих до слуха слов, они остаются для меня чуждыми. Собственностию моею становится учение Божественной премудрости тогда, когда я приложу сердце к разумению его и чрез это достигну глубокого убеждения в истине и спасительности его. Но чем глубже убеждение, тем живее потребность поделиться им с другими, особенно с лицами близкими нам по крови. На что ближе сын к отцу? И вот благожелательный отец, чему сам научился от Божественной премудрости, то передает в научение (в наказание) и сыну своему, имея в виду то великое благо, которое стяжавается мудростию. Какое же это благо?
3–5. Аще бо премудрость призовеши и разуму даси глас твой, чувство же (ведение) взыщеши великим гласом, и аще взыщеши ея яко сребра и якоже сокровища испытаеши (будешь отыскивать) ю, тогда уразумевши страх Господень и познание Божие обрящеши.
Мудрость сама по себе есть величайшее благо, к стяжанию которого должны быть направлены все силы душевные; но еще важнее то благо, которое имеет с ним тесную связь отчасти потому, что служит началом мудрости, отчасти потому, что служит венцом мудрости, плодом усилий к снисканию её. Это благо заключается в страхе Божием и в познании Бога. Для того, чтобы достигнуть обладания сим благом в полной мере, от искателя мудрости требуется, чтобы он не только откликался на призыв Божественной премудрости, но сам призывал ее, чтобы разуму подавал свой голос, чтобы чувство (ведение) искал великим гласом. Этою иносказательною речью выражается та мысль, что искатель мудрости должен чувствовать нужду в её уроках с такою же силой, какая слышится в голосе ребенка, потерявшого из вида свою мать, и громко, со слезами зовущего ее к себе. Ребенок без матери — беспомощное и жалкое существо. Беспомощен и жалок и искатель мудрости, если, ища ее всеми силами души, он не догадается обратиться к Богу с мольбою о вразумлении его, если не взыщет себе помощи в страхе Божием, который есть начало премудрости. Таким образом призывание мудрости и ведения есть собственно призывание Бога, премудрости Наставника и смысла Подателя. В дальнейших словах рассматриваемого стиха искатель мудрости изображается ищущим ее с такою же ревностию, с какою искатели земных сокровищ домогаются обогащения себя серебром, отыскивают клады, скрытые в земле (сокровища), т. е. драгоценные металлы и камни, лежащие в недрах земли. Искатели земных сокровищ не жалеют никаких усилий и жертв, чтобы обогатить себя, хотя обладание этими сокро- вищами непрочно. Меньших ли усилий и жертв достойно стяжание мудрости, такого блага, которое несравненно превышает достоинством все земные блага, особенно потому, что, ища мудрости, источник которой есть Бог, человек укрепляется в страхе Божием и в вере, ибо тогда уразумевши страх Божий, и познание Божие (Бога) обрящеши. При изъяснении этих слов должно иметь в виду то, что в другом месте Соломон признает страх Божий и ведение Бога не плодом, а началом, источником премудрости. В виду этого суждения Соломонова об отношении страха Божия или религии к мудрости, сказанное об искателе мудрости: уразумевши страх Божий и обрящеши познание Бога, — должно понимать в таком смысле: проникнутый страхом Божиим и верой в истинного Бога, ревнитель мудрости по мере преуспеяния в ней, преуспеет в страхе Божием или благочестии и в вере. Он не только будет хранить страх Божий, иди благочестие, но и уразумеет его, сознательно утвердится в нем. Он обрящет познание Бога: это не то значит, чтоб дотоле он не имел познания о Боге, веры в Него. Нет, он имел это, но только в начатках. Но начатками он не удовольствуется и станет стремиться к совершенству, искать бо́льших и бо́льших успехов в познании истин веры, и наконец найдет то́, чего искал. Обрящет познание Бога, по возможности совершенное, в награду за то́, что искал этого блага со страхом Божиим, следственно с чувством нужды в помощи Божией, в которой не может быть отказа.
6. Яко Господь дает премудрость и от лица Его познание и разум.
Идет речь о премудрости преимущественно религиозной. Источником её служит откровение Божие. Чрез Свое откровение Господь умудряет всякого ищущего мудрости, сообщая ему познание о всем, что́ нужно знать и делать для благоугождения Богу. — От лица Его познание и разум. Это значит, что свет истины, возвещаемой в откровении от лица Самого Бога, просвещает всякого человека: во свете Твоем, Господи, узрим свет (Псал. ΧΧΧV, 10) знания и разумения истины. Иногда же учение мудрости усвояется человеком чрез тайное прикосновение к его уму и сердцу просвещающей благодати Св. Духа.
7–8. И сокровиществует (соблюдает) исправляющих (устрояющих) спасение, защищает же (охраняет) шествие их, еже сохранити пути оправданий (правды) и путь благоговеинствующих Его сохранит.
Господь, источник премудрости, есть вместе хранитель ищущих у Него умудрения в делах житейских и духовных. Он, когда видит, что они устрояют свое спасение, т. е. заботятся о своем благе временном и вечном, сокровиществует их, т. е. блюдет их, как дорогое сокровище. Он защищает шествие их, еже сохранити пути правды, т. е. помогает им Своею невидимою силой идти неуклонно путем правды, благочестия и добродетели. Он путь благоговейно чтущих Его сохранит, т. е. охранит их на жизненном пути от искушений и соблазнов, от бед и напастей. Ангелам Своим Он повелевает оберегать их на всех путях их в награду за то, что они не на свою мудрость и силы полагаются, ища безопасности и благополучия в жизни, а на мудрость и промышление Божие.
9. Тогда уразумевши правду и суд и исправиши вся стези благия.
Тогда, т. е. когда будешь следовать внушениям Божественной премудрости, наставляющей на путь правды, о чем пред этим сказано (ст. 8), — уразумевши правду и суд (слич. I, 3). «Уразумевши правду», будешь хорошо знать, как надобно вести себя, чтобы быть правым пред Богом, пред своею совестию, пред людьми. — «Уразумевши суд», — навыкнешь безошибочно и беспристрастно судить о том, что́ хорошо, что́ худо в нравственном отношении, отличать истину от лжи, честное от бесчестного. И исправиши вся стези благия, т. е. достигнешь того, что все твои действия будут доброкачественны, что все твои предприятия к благоустроенно жизни твоей и ближних твоих будут целесообразны и успешны.
10–12. Аще бо приидет премудрость в твою мысль (ум), чувство же (ведение) твоей души (душе) добро быти возмнится, (тогда) совет добр сохранит тя, помышление же преподобно (святое) соблюдет тя, да избавит тя от пути злого и от мужа, глаголющаго ничтоже верно.
Истинной мудрости, сказано в предшествующем стихе, свойственны стези благия, т. е. действия безукоризненные.
Иначе и быть не может, — от стезей не благих истинно мудрых сохранит добрый совет и святое помышление, присущее тому, кто умом восприял учение Божественной премудрости, для кого ведение стало приятным, усладительным делом. Премудрость и ведение представляются здесь в виде друзей, общество которых не только приятно, но и полезно. Добрые друзья всегда благожелательны, всегда готовы подать добрый совет тому, к кому дружески расположены. Мудрость, основывающаяся на страхе Божием, и ведение — лучшие советники касательно того, как надобно поступать, чтобы не уклониться с правой стези. Их добрые советы, их внушения, располагающие к преподобным помышлениям, т. е. к чистому и святому образу мыслей, — сохранят следующего этим советам и внушениям от пути злого, предостерегут от общения с мужем, ничтоже глаголющим верно, — от человека, который не скажет ничего заслуживающего доверия, ничего такого, что́ можно было бы принять к руководству в жизни, от которого скорее можно наслушаться одних гнилых и растлевающих речей. К этим–то зловредным людям Соломон обращается с следующими горькими упреками.
