Это значит, что в духовном смысле невозможно говорить об аде для других. Тема ада может обсуждаться лишь в терминах Я и Ты. Евангельские предостережения обращены ко мне, открывают серьезность и трагичность моей духовной судьбы, подвигают меня к смирению и раскаянию, ибо я признаю в них диагноз моего состояния. Но что касается тебя, неисчислимого множества «ты» моих ближних — я могу лишь служить тебе, свидетельствовать, молиться, чтобы ты ощутил воскресшего Христа, чтобы ты и все были спасены.
В книге сибирского миссионера архимандрита Спиридона, опубликованной в 1917 году, приведены слова одного крестьянина, «святого человека Симеона»: «Меня страдания не страшат. Страшит меня, что Бог может лишить грешников благодати… Я готов молиться Богу не только за всех христиан, но и за некрещеных. Как жаль мне их всех!.. и всех погибших, всех самоубийц… Всех мертвых жаль мне, и самого диавола жаль. Вот о чем, раб Божий, скорблю я в сердце своем. Хорошо это или плохо, не ведаю, но таково уж мое сердце». Св. Исаак Сирин молился «даже о змеях», «даже о бесах» (81–й трактат).
Св. Антоний молил Господа открыть ему, кому он равен. Бог дал. ему знать, что он еще не пришел в меру сапожника из Александрии. Антоний оставил пустыню, отправился к сапожнику и стал расспрашивать о его жизни. Тот ответил, что дает третью часть своего дохода Церкви, другую треть раздает бедным, а прочее оставляет себе. Это дело не показалось необыкновенным Антонию, оставившему все свое богатство и живущему в пустыне в совершенной бедности. Следовательно, не в этом заключалось превосходство сапожника. Антоний сказал ему: «Господь послал меня к тебе узнать о жизни твоей». Смиренный ремесленник, почитавший Антония, поведал тогда ему тайну своей жизни: «Я не делаю ничего особенного. Просто за работой гляжу на прохожих и говорю себе; «Пусть все спасутся, один я погибну».
По рассказу старца Силуана
(Иеромонах Софроний, Старец Силуан).
Авва Пимен говорил: «Я пребываю там, куда ввергнут Сатана».
Апофтегмы
Пимен, 184.
Эти замечательные слова аввы Пимена предвосхищают то, что уже в нашем столетии Христос сказал старцу Силуану Афонскому: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся».
Остается проблема «второй смерти», о которой говорится в Апокалипсисе (20,14—15), проблема «вечного ада» после Парусин. С точки зрения высочайшей духовности (и богословия) первых веков, Бог будет все во всем. Некоторые отцы полагали, что Бог отвернется от отворачивающихся от Него. Речь идет о том, что западная схоластика назовет впоследствии карой проклятия. Такое фундаменталистское прочтение Евангелий (ведущее к спекуляциям вокруг природы человека как «червя» и мучающего проклятых «огня») было осуждено, как не только поверхностное, но и абсурдное, наиболее выдающимися представителями первоначального христианства: например, Амвросием Медиоланским и Иоанном Кассианом на Западе, а на Востоке (не говоря уже о строгом оригенизме) — Григорием Нисским, Иоанном Лествичником, Максимом Исповедником, Исааком Сирином…
С точки зрения последнего, чьи рассуждения об аде являются, несомненно, важнейшим из всего высказанного на эту тему в христианском богословии, представляется немыслимым и противным самому духу христианского Откровения, что Бог может кого–то оставить. Бог во Христе сообщает всем полноту Своей любви. Но любовь эта воспринимается как мучение теми, кто отверг ее и обнаруживает в ее свете, сколь много согрешил против нее… Адский огонь есть огонь любви, придающий беспощадную ясность раскаянию…
Что до меня, я утверждаю, что мучимые в аду мучимы преизбытком любви. Что горче и безжалостней мучений любви? Чувствующие свою греховность против любви несут в себе проклятие сильнейшее, нежели самые страшные кары. Страдание, влагаемое в сердце грехом против любви, терзает более всякой прочей пытки. Абсурдно полагать, будто грешники в аду лишены любви Божией. Любовь… не отмеряется мерою, но самая сила ее действует двумя способами: она мучит грешников, как это случается и в здешней жизни, где присутствие друга терзает изменившего дружбе; и она радует верных. Такова, по моему мнению, адская мука это раскаяние.
Исаак Сирин
Аскетические трактаты, 84–й трактат
Тем не менее, мы должны молиться о том, чтобы судный огонь, который есть огонь любви Божией, истреблял не самих злых людей, но отданную злу часть каждого из них Таким образом, отделение «козлищ» от «агнцев», о котором говорится в сцене Страшного Суда, совершится не между людьми, но внутри каждого человека. Фактически и другие, аналогичные, притчи — например, о «зернах» и «плевелах» — не могут быть истолкованы иначе. Иисус объясняет, что доброе семя — это сыны Царствия, а плевелы — сыны лукавого, и при кончине века сего эти последние будут ввергнуть; в печь огненную (Мф. 13,36—43). Только гностики и манихеи могут считать, что здесь речь идет о людях. Все люди суть твари Божий. «Семя диаволово» — это разрушительные помыслы, зачатки идолопоклонства и безумия. Доброе семя и плевелы — это различные предрасположения человека. Истребление помыслов, посеянных лукавым, означает не истребление человека, но целебное прижигание. Об этой Божественной терапии говорит и Григорий Нисский.
Тело подвержено различным видам болезней Одни легко излечимы, другие нет, и средством от последних служат разрезания, прижигания, горькие снадобья… Нечто подобное предвещает нам и Судный день во исцеление болезней души. Если мы легкомысленны, он представляет для нас угрозу и суровую исправительную меру с тем, чтобы страх мучительного искупления подвигнул нас избегать зла и стать более мудрыми. Но вера глубоких духом видит в нем целительную процедуру, врачевание Божие, направленное на приведение сотворенного Им существа к изначальной благодати.
В самом деле, те, кто устраняет путем разрезов и прижиганий противоприродные наросты или морщины с поверхности тела, исцеляют, причиняя боль; но они прибегают к разрезанию не для того, чтобы навредить больному. То же относится и к мозолям, покрывавшим наши души .. в момент Суда они срезаются и иссекаются неизреченной мудростью Того, Кто является, по слову Евангелия, врачевателем недужных.
Григорий Нисский
Большое огласительное слово, 8.
Конечно, невозможно ограничить пугающую человеческую свободу (Сам Бог дал привязать Себя к кресту). Но невозможно и положить предел молитве и надежде святых.
Невозможно, чтобы все достигли полного отречения от мира. Но спасение и примирение всех с Богом не является невозможным.
Иоанн Лествичник
Лествица, 26–я ступень, 54(65).
Один и тот же человек одновременно и спасен и осужден.
Амвросий Медиоланский
На Псалом 118, проповедь 20,58.
Что же необходимо человеку для спасения, как не сознавать себя осужденным и не отчаиваться? Глубже, чем ад, пребывает Христос, победитель ада.
Итак, последнее слово остается за молитвой.
Нет нужды в спекуляциях вокруг ада.
Нет нужды и в универсальной доктрине спасения.
Нужна молитва о всеобщем спасении.
Пеги писал: «Человек не спасается в одиночку, не входит один в дом Отца. Люди протягивают друг другу руку: грешник подает руку святому, а святой — Иисусу».
Третья просьба сынов следующая: Да будет воля Твоя на земле как и на небе… Эту просьбу можно понять в том Смысле, что воля Божия заключается во всеобщем спасении, по известному слову св. Павла: Бог хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины (1 Тим. 2,4)… Следовательно, когда мы произносим: Да будет воля Твоя на земле, как и на небе, — мы молимся: «Как сущие на небесах, так и сущие на земле да будут спасены, Отче, познанием имени Твоего».
Иоанн Кассиан
Собеседования, 9, 20.
Св. Исаак Сирин живописует огненными словами в текстах, совершенных по своей полноте, образ безумной любви Божией к человеку — образ столь же прекрасный и потрясающий, как фреска «Схождение во ад» в монастыре Хора. Нет, сострадание Господне непобедимо. Ибо «Бог несправедлив». Нужно сказать об этом — не так, как говорят атеисты, видящие лишь прах и не замечающие ни креста, ни пустого гроба, — но исходя из креста, из гроба, из Пасхи, в противовес множеству богословов, упирающих на идею справедливости (слишком человеческой!), которую они хотят навязать Богу. Между тем множество знамений в процессе эволюции еврейской мысли свидетельствовали и свидетельствуют о том, что сущность библейской справедливости есть Любовь. Вечерняя синагогальная молитва гласит: «Господь всемогущий, Царь неба и земли, благодарю Тебя за дар Закона, которым могу запечатлеть во плоти моей мою любовь к Тебе…» Закон — уже есть проявление любви. «Господь — Любовь», «Любовь безграничная», как говорит «монах Восточной Церкви» (Монах Восточной Церкви [Лев Жилле], Безграничная любовь, Шевтонь, 1971, с. 18—19), окончательно открывает Себя на кресте. Бог не справедлив, Он бесконечно выше справедливости: Он есть безумие любви, непрестанно сходящей в ад нашего бытия, чтобы воскресить нас. Каждый из нас — работник одиннадцатого часа, от которого не требуют ничего, кроме порыва доверия и надежды. В конечном счете единственный грех заключается в «непонимании благодати воскресения». «Если бы я совершила все возможные преступления, то почувствовала бы, что это множество прегрешений — лишь капля воды в пылающем костре», — говорила Тереза из Лизье, безотчетно повторяя почти слово в слово изречение св. Исаака. Поэтому христианская весть сегодня, когда господствует нигилизм, более чем когда–либо предвещает и свидетельствует победу Христа над смертью и адом.
