Вскоре к воротам города потянулась торжественная процессия. Впереди шествовали жрецы в венках, они вели быков; алтарь Зевса, стоявший у входа в Листру, поспешно украшали гирляндами, раздавались нестройное пение и возгласы. Только теперь миссионерам втолковали, что происходит: оказывается, суеверный народ вообразил, что к ним явились сами боги, как, по рассказам, это бывало в старину. Величественного почтенного Варнаву приняли за Зевса, а Павла, который говорил от лица обоих, за его посланца — Гермеса.
Апостолы пришли в полное отчаяние. Разодрав одежды, как делают евреи при горестном известии, они бросились в середину толпы, умоляя прекратить кощунство. — «Что вы это делаете? — кричали они по–гречески. — И мы — подобные вам человеки!» (Деян 14: 15) — Смысл этих слов наконец дошел до собравшихся. Толпа была разочарована и полна недоумения. Праздник сорвался. А людям так хотелось верить.
Подобного оборота дел миссионеры никак не ожидали. Стало очевидным, что здесь еще рано говорить о Христе. Но трудности миссии в Листре были вознаграждены замечательным обращением. Павел встретил там благочестивую еврейскую женщину Эвнику, которая была замужем за ликаонским греком. Вместе со своей матерью она приняла крещение. Когда апостол бывал у Эвники, его беседы внимательно слушал ее сын Тимофей, мальчик лет пятнадцати. Мать с детства привила ему любовь к Писанию, хотя, видимо, считаясь с отцом, не подвергла сына обрезанию. Удивительные речи человека, пришедшего с родины предков матери, заворожили подростка. Он сразу всей душой привязался к Павлу. Пройдет несколько лет, и Тимофей станет его «сыном», любимым учеником и надежным помощником.
Только Павел и Варнава начали осваиваться в языческом городке, как деятельность их снова была прервана. Фанатики из Антиохии и Иконии легко догадались, где пролегает маршрут миссионеров, и скоро объявились в Листре. Они больше не стали жаловаться властям, а решили сами расправиться с Павлом. Им удалось подбить толпу горожан, которая внезапно окружила Тарсянина и начала забрасывать его камнями. Павел упал и потерял сознание, а убийцы, думая, что он мертв, вытащили его за ворота города и оставили в поле.
Об этом сразу же узнали Варнава и горстка листрийских неофитов. Они бросились искать тело и, найдя неподвижного окровавленного Павла, стали оплакивать его смерть. Вероятно, среди них был и мальчик Тимофей. Когда они стояли убитые горем, Павел вдруг начал подавать признаки жизни. С помощью друзей он поднялся на ноги, и под покровом темноты его отвели в дом. Раны оказались не опасными, и на другое же утро Павел смог покинуть город. Вместе с Варнавой они отправились дальше на юго–восток, в соседний город Дервию.
Апостола вдохновляла мысль, что он пострадал за Христа, как двенадцать лет назад — эллинист Стефан. Быть может, шрамы, оставшиеся от листрийского избиения, он и называл впоследствии ранами Христовыми, которые он носит на себе.
В Дервии преследователи оставили его в покое, видимо, думая, что он мертв. Там он основал еще одну общину, состоявшую, как и в Листре, почти из одних язычников. Приобретя в городке «достаточно учеников» (Деян 14: 21), миссионеры собирались идти дальше по римскому тракту до Тарса, где могли бы отдохнуть и затем пешим путем добраться до Сирии, до Антиохии Сирийской.
Но внезапно возникло новое препятствие. С апостолом случился припадок тяжелой болезни, которая время от времени к нему возвращалась. Сам он считал, что этот недуг послан ему для смирения. «Дано мне, — пишет он, — жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтоб я не превозносился. Трижды молил я Господа о том, чтобы удалил его, но Господь сказал мне: «довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи» (2 Кор 12: 7 — 9).
Что это была за болезнь — узнать невозможно. Ясно только, что она периодически повторялась. Некоторые биографы считают, что, подобно другим великим людям истории, например Цезарю и Наполеону, Павел страдал приступами падучей болезни. Другие склоняются к мысли, что «жало в плоть» — это малярия, которой Павел заболел в болотистых низинах Памфилии.
Как бы то ни было, от возвращения восточным путем миссионеры отказались. Вероятно, в этом решении сыграла роль не только болезнь Павла. Апостол чутко прислушивался к внутреннему голосу: он постоянно ощущал Христа как таинственного Спутника его апостольских трудов. Вот и теперь что–то, о чем умалчивает Лука, заставило его решиться на рискованный шаг: невзирая на опасность, возвращаться прежней дорогой, чтобы утвердить молодые общины.
Пока он был еще слаб после болезни, миссионеры оставались в Дервии, где братья окружили Павла трогательной заботой. Когда апостол окреп, миссионеры тронулись в обратный путь: опять через Листру, Иконию и Антиохию Писидийскую. Надолго задерживаться в городах они не могли: приходили и уходили, избегая посторонних глаз. И все же в главном они преуспели: не только поддержали дух христиан, но поставили им старейшин, пресвитеров.
Этот акт означал новый этап в их апостольстве. С него начинается история дальнейшего укоренения Церкви на языческой почве.
Пресвитер не был руководителем Церкви, такое руководство появилось позднее; его главное служение заключалось в возглавлении священной Трапезы. Пресвитеры с самого начала не были выборными лицами — их поставляли апостолы, подобно тому как Сам Христос выделил для Себя Двенадцать.
Таким образом считалось, что апостолы передали пресвитерам, возглавляющим священную Трапезу, тот дар, который они в свою очередь получили от Самого Христа. Другие служения внутри братства определялись способностями — харизмами: одни становились пророками, другие — учителями, третьи — благовестниками; но в сущности все были равноправны. Такое сочетание духа братства и апостольского авторитета обеспечивало церквам жизненность и прочность.
Из Писидии апостолы, пройдя к морю, достигли порта Атталии и оттуда отплыли на корабле прямо в Сирию. Так кончилось их первое, пробное путешествие.
Вернулись они с триумфом победителей. Все благодарили Бога за то, что Он открыл сердца язычников для Евангелия. Это был великий праздник антиохийской церкви, и вместе с тем торжество молодого христианства.
Спор о Законе. «Апостол народов» (Сирия — Иудея — Малая Азия, 49 г.)
Начало спора
Радость, воцарившаяся в Антиохийской церкви, была вскоре омрачена. На одном из молитвенных собраний появились братья из Иудеи и своими речами привели всех в замешательство. Выступая как блюстители чистоты правоверия, они заявили крещеным из язычников: если вы не обрежетесь по обычаю Моисея, вы не можете спастись. Другими словами, каждый, кто хочет стать полноценным христианином, должен прежде войти в лоно иудейства.
Их мнение не было голословным утверждением или просто предрассудком: из Писания ясно вытекало, что обряды ветхозаветной Церкви заповеданы свыше и притом — «на вечные времена». Сам Господь Иисус выполнял их и учил, что каждая буква Закона имеет смысл и Его приход не упраздняет Торы.
Возражать против таких веских аргументов было трудно. Но поколебать св. Павла они не могли. Миссионеру было ведомо нечто большее, чем буква Закона. Формальной правоте ортодоксов он смело противопоставил откровение, внутренняя достоверность которого была для апостола бесспорной. Оно говорило, что единение с Богом во Христе уже не требует как обязательного условия старых знаков причастности к народу Божию, тем более для неевреев.
Павлу было необычайно важно, как отнесется к его словам Варнава, поскольку его друг принадлежал к числу самых уважаемых членов Церкви–матери. Иосиф, видимо, не без колебаний поддержал его. Однако прочие иерусалимляне продолжали настаивать на своем; дискуссия неизбежно превращалась в распрю. Верующие были растеряны и обескуражены: с одной стороны, слово Иерусалима пользовалось уже высоким авторитетом, а с другой — успехи миссионеров в Галатии доказывали, что Бог благословил их начинания. Ни старейшины, ни новообращенные Антиохии не считали себя способными разобраться в сложном богословском споре. Естественно, возникла мысль отправить в Иудею посланцев Церкви, чтобы там они получили окончательное разъяснение.
Всем, конечно, хотелось включить в делегацию Варнаву и Павла, но Тарсянин не знал, стоит ли ему принимать участие в этом щекотливом деле. Впоследствии он сам подчеркивал, что дал согласие только «по откровению» (Гал 2: 2). В качестве представителя от крещеных «эллинов» взяли некоего Тита, ставшего потом помощником апостола.
По дороге на юг они посетили общины в Финикии и Самарии, основанные эллинистами четырнадцать лет назад; повсюду их встречали с почетом.
Но что ждало посланцев в Иерусалиме? Едва ли они надеялись найти там такой же прием. А Павлу и Варнаве нетрудно было догадаться, какой отпор они получат в столице Иудеи.
