Натянув таким образом вожжи в Париже, Лэнсдоун теперь же ослабил их в Токио. Комура сообщил в Лондон текст русского ответа 14 декабря. Отметив уступки со стороны русских, он выдвинул свои поправки в отношении Кореи и подчеркнул, что "неупоминание о Маньчжурии" и отказ признать "трактатные права Японии" делают в его глазах русский ответ "в высшей степени неудовлетворительным". Из Лондона последовал ответ (18 декабря), полностью одобрявший все поправки Японии, но на этот раз было добавлено: "Можно было бы преодолеть затруднение с Маньчжурией добавкой статьи, в которой Япония признавала бы специальные интересы России в этой провинции, при условии формального признания Россией трактатных прав Японии и других держав" +50. Вставка последних двух слов означала: теперь мы с вами.
Японцы задержали свой ответ на 10 дней, в течение которых Розен оставался "в полном неведении об истинных намерениях Японии", а "позиция Макдональда, по отзыву французского посла, - снова стала подозрительной". Делькассэ, правда, спешил успокоить Ламсдорфа, что "из хорошего источника ему известно, что усилия Японии заключить заем в Лондоне потерпели неудачу", однако же петербургская биржа ответила на "тревогу в прессе" "чем-то вроде паники" еще до получения японского ответа, но когда он был уже решен в Токио +51. 21 декабря японский ответ был отправлен, и 23 декабря Курино, передавая его, пригрозил Ламсдорфу, что "возникли бы серьезные затруднения и даже осложнения, если бы нам не удалось прийти к соглашению". В самом ответе Япония требовала "ввести" в соглашение "все те области Дальнего Востока, где встречаются интересы двух империй" и "пересмотреть свое положение в этом деле" +52.
Это не был еще ультиматум, но практически в Лондоне и Токио готовы были к войне. Офицеры Ирландского корпуса получили приказ немедленно ехать в Индию, резервисты флота должны были сообщить в Лондонское адмиралтейство свои адреса, английская фирма Гиббса закупала чилийские и аргентинские броненосцы для японского правительства +53. И в Петербурге наступил момент, давно предсказанный Витте: Николай "поджал хвост и отступил" 28 декабря, заявив на совещании министров (в отсутствие Безобразова), что "война невозможна" и что следует включить в договор статью и о Маньчжурии. Теперь и здесь тоже потребовалось не более 10 дней, и 6 января Розен представил в Токио русский ответ: если Япония согласится восстановить в корейских статьях неиспользование Кореи "в стратегических целях" и "нейтральную зону", в соглашение будет включено, что Россия в Маньчжурии "не будет чинить препятствий Японии и другим державам в пользовании правами и преимуществами, приобретенными ими в силу существующих договоров с Китаем, за исключением устройства сеттльментов" +54.
Не зная еще этого решения Николая, Комура (29 декабря) обрисовал французскому послу в Токио "положение, как крайне серьезное, но не безнадежное", а накануне телеграфом просил у Делькассэ дружественного воздействия. Однако Арман вынес впечатление из разговора, что Комура "слишком уж рассчитывает на разногласия и борьбу вокруг царя и Алексеева, которые, по его мнению, задержат решительный ответ" +55.
Расчет Комуры не оправдался - задержки в Петербурге на этот раз не произошло. Но и "затруднение с Маньчжурией", снимавшееся, казалось бы, русской уступкой, в виде той "добавки", которую рекомендовала сама же Англия, не отпало.
Японская дипломатия теперь лихорадочно заработала на разрыв переговоров с царизмом.
III
Русская уступка 6 января, по-видимому, была некоторой неожиданностью для японской и английской дипломатии.
Про себя японцы свои контрпредложения 23 декабря уже считали "жестким минимумом, какой они могут принять": "Если Россия откажется пересмотреть свои предыдущие контрпредложения, Япония без сомнения прибегнет к энергичным мерам", и Гаяси 30 декабря по поручению Комуры, как описывал Лэнсдоун, "пожелал узнать, могут ли они ожидать нашей поддержки и в каком направлении". Лэнсдоун сразу "понял, что желательно указание, как будем мы действовать при обстоятельствах, когда налицо не будет "casus foederis" (т.е. если нападут не русские, а японцы. - Б.Р.), и спросил, что за "энергичные меры имеются в виду и какой поддержки хочет Япония". Гаяси не ожидал такой открытой постановки вопроса о неспровоцированной Россией войне и сослался на отсутствие у него инструкций. В качестве же своего личного мнения он указал на "благожелательный нейтралитет", "облегчение в снабжении углем", "транзит через колонии" и "денежный заем". Об одном только займе Лэнсдоун отозвался, что "тут есть серьезные трудности", но и то обещал "посоветоваться со своими коллегами". "Не имеет ли в виду Япония дипломатическую поддержку или посредничество этой страны?" - спросил Лэнсдоун. - Нет, - отвечал Гаяси, - "они теперь всецело заняты военными приготовлениями" +56.
На другой день на вопрос американского посла, установили ли японцы "срок ответа", Лэнсдоун ответил, что он "убежден", что в случае "слишком длительной задержки ответа" японцы "прибегнут к активным мерам".
5 января Гаяси вновь явился к Лэнсдоуну, чтобы "предупредить всякие недоразумения относительно позиции японского правительства в вопросе о посредничестве": оно даст России только "выиграть время, чтобы усилиться на Дальнем Востоке" , поэтому в случае посредничества Япония "вынуждена будет изменить свои условия и добиваться дополнительных гарантий... в дополнение к тем, какие она имела в виду первоначально". Возвращаясь к займу, Гаяси повторил просьбу японского правительства, аргументируя тем, что война "может затянуться на два-три года", что Япония "на собственные сбережения может воевать только год, а с повышением налогов и выпуском бумажных денег сможет протянуть борьбу еще на 6 месяцев, и тогда ее ресурсы будут исчерпаны" +57. Так как еще раньше (21 декабря) Гаяси дал Лэнсдоуну точную картину соотношения вооруженных сил Японии и России и она говорила в пользу Японии, то у Лэнсдоуна не могло оставаться сомнений, что Япония может воевать и одна +58. Наконец, еще в день передачи Розеном русского ответа, 6 января, Гаяси в третий раз затронул финансовый вопрос: не потому ли Англия отказывает в деньгах, что это неудобно ей "политически" "накануне возможной войны" (т.е. этот отказ не предрешает вопроса в дальнейшем)? Лэнсдоун ответил утвердительно и добавил, что и в парламенте это может натолкнуться на трудности: "Мы с удовлетворением рассмотрели его сообщение, что у Японии есть средства для ведения войны в первый год войны", "так что отказ в немедленной помощи ни в малейшей степени не повредит Японии в начальных, и может быть, наиболее важных стадиях кампании" +59. Это, конечно, означало, что Англия обещает заем только после открытия военных действий и в зависимости от того, как пойдут дела. Как видим, в Лондоне все было подготовлено и обсуждено еще до получения в Токио русского ответа с маньчжурской "статьей".
Что дело в Лондоне было сколочено так крепко, - не сразу дало себя знать в Париже и Петербурге. Ламсдорф поспешил обратиться с декларацией ко всем державам (8 января), что "Россия ни в какой мере не имеет намерения мешать державам пользоваться, в пределах существующих договоров, правами и выгодами, приобретенными в силу этих договоров" +60. Обратился он и к французскому посредничеству - с целью привлечь Лэнсдоуна к передаче "добрых советов" Японии (12 января), а самого Делькассэ просил ознакомиться с текстами японских и русских предложений и высказаться по их существу. Но только Делькассэ успел обратиться к Лэнсдоуну (13 января), а заодно и к Мотоно (который сам обратился к нему за содействием еще 29 декабря), в уверенности, что в Токио "несомненно захотят узнать его мнение до того, как ответить на русские предложения", - как 13 января, минуя парижскую болтовню Мотоно, последовал уже и японский ответ +61. На сей раз по существу это был ультиматум.
Русское предложение от 6 января ставило вопрос условно: если признаете в Корее "неиспользование" ее территории "в стратегических целях" и "зону" уступаем "трактатные права" (без сеттльментов) в Маньчжурии. Японцы теперь категорически отвергали всякую условность: не признаем первого, требуем вовсе устранить вторую, а в Маньчжурии, кроме "трактатных прав", требуем признания "неприкосновенности Китая и Маньчжурии" и "сеттльментов" там же. К этому "заключению" японское правительство пришло "окончательно", "надеется на скорый ответ" и считает, что "дальнейшее промедление" "будет крайне неблагоприятно для обеих стран". Это значило (на языке Витте): вы "поджали хвост" и "отступили" в одном пункте, задержавшись в другом - извольте "отступить" теперь по всей линии, не меняя позы и незамедлительно +62.
Американцы, как мы видели, еще и в прошлый раз поинтересовались, указали ли тогда японцы срок для ответа. Теперь и Лэнсдоун спросил Гаяси (14 января, принимая его сообщение об уже свершившемся факте и о том, что Япония "примет меры для защиты своих интересов, если ответ не будет дан в разумный срок"): что они разумеют под "разумным сроком"? Гаяси ответил: "В крайнем случае будет дано около двух недель". Но только об этом и спросил Лэнсдоун +63. Только это и надо было знать в Лондоне в виду неизбежно предстоявшего дипломатического турнира с Парижем и Петербургом.
