— Потому! — не замедлила с ответом моя дочурка. — Подарки на свадьбу — женское дело! А мужчины пусть отправляются в поход!
— Не хочу в поход, хочу свадьбу! — заорал Колька и вцепился в сестренку.
Пересказывать реплики близнецов смысла не имеет, и когда я их растащила и уговорила наконец одеться, мы отправились все вместе — мне и в голову не приходило оставить Кольку дома одного.
На Невском Полька деловито, как будто бы всю жизнь только и занимается тем, что выбирает свадебные подарки, потащила нас в «Лавку художника». Это приятный салон, я туда захожу иногда просто так, полюбоваться на картины и керамику, и пару раз заходила с детьми. Польке там было интересно, а Колька откровенно скучал. Сейчас же мой сын с энтузиазмом спешил за сестрой, чем немало меня удивил.
В «Лавке художника» я по привычке же пошла к картинам. И одна мне приглянулась сразу: совершенно очаровательный дедок-лесовичок очень деловито шел куда-то по лесу. А лес был потрясающий! Такой я видела на гравюре Доре «Данте, заблудившийся в сумрачном лесу» — непомерные стволы, корни-лапища, темный путь в неизвестность… Но малыш-лесовичок с огромным носом и в грибной шляпе явно чувствовал себя в этом лесу как дома, — он улыбался и, кажется, напевал какую-то песенку, и шел он целенаправленно, а не блуждал. Картину, вернее, офорт «Своим путем» сделал мой любимый питерский художник Николай Антверпьев.
Я так подробно описываю эту картину, чтобы сказать: я увидела ее и поняла, что куплю и подарю Насте. Впрочем, нет, не так все было. На самом деле я вдруг увидела себя внутри этой картины, меж колоссальных древесных корней, рядом с маленьким дедушкой-лесовичком в грибной шляпе. Только вот дедушка меня не видел, о чем я очень пожалела в тот момент, потому как чувствовала себя растерянной не меньше Данте в сумрачном лесу Доре. В глубине ума я понимала, что я — не в лесу на картине, а в «Лавке художника», но моя мысль никак не могла добраться до этой глубины: сумрачный лес не пускал. И побрела я вслед за дедушкой-лесовичком, не видящим и не слышащим меня.
Добрели мы до высокой-высокой горы. Однако, как бы ни была высока эта гора, все же далеко ей было до высоты деревьев сумрачного леса — ее вершина была как раз где-то у поднимающихся над землей корневищ. А под склоном горы приютился маленький сказочный домик…
— Мамá, мамá, смотри! — Колька, крича во все свое мощное пятилетнее горло и дергая за рукав, вывел меня из своеобразного транса, в который я попадаю, когда меня посещает видение будущего. — Смотри, мамá! Такой же лес, как в Эрмитаже! Мы неделю назад видели, помнишь, ну помнишь? Джед Куинн, я прочел, там написано, рядом с картиной! Там лес, а в лесу — домик Гитлера, помнишь[4]? — на какой-то момент я пожалела, что мои гиперактивные детки в свои пять лет ходят в наши питерские музеи так часто. Но только — на какой-то, причем очень короткий, момент.
Колька вытащил меня из моего видения, и я увидела, что деревья на офорте Николая Антверпьева — уже не странные создания Доре, а елки, точнее, ели, те самые, огромно-сказочные, которые бывают у Билибина или… да, Колька прав, — на картине английского художника «Призрак горы». И у Куинна тоже есть маленький домик, такой же, как и на офорте Антверпьева (там он спрятан глубоко в чаще, зрителю его не видно, это просто я в своем видении до него дошла вслед за дедушкой-лесовичком). Но ведь, как справедливо заметил мой сын, у Куинна — «домик Гитлера», точнее, резиденция Гитлера в Альпах… Загадка. Я поняла, что пора подключать к делу уже моего папа. Да и всех остальных наших коллег. Почему я это поняла? Да потому, что резиденция Гитлера, мое видение будущего и сумрачный лес Данте на гравюрах Доре и Антверпьева ясно указывают на то, что невозможно игнорировать. Понятно, что я сказала? Не очень? В общем, я увидела во всем этом указание. На что? А вот это-то, на мой взгляд, мы и должны были решить вместе.
Пока мы с Колькой «бродили по лесам», моя дочь… Выйдя, если возможно так сказать, из офорта Антверпьева, я нашла Польку застывшей перед шикарной аметистовой друзой, на мой взгляд, явно бразильского происхождения: уж очень крупными и яркими были фиолетовые кристаллы. Мою девочку камушки никогда особенно не интересовали ни в виде украшений, ни в виде кристаллов, а тут — просто Снегурочка!
— Мамá, мамá, — пробудилась моя Полина от сна, — смотри туда! Там — горы! Там так здорово! Мамá, купи этот камушек! Купи его крестной Насте! Ну, пожалуйста!
— Нет, картинку с лесом! — сразу же организовал полемику Колька.
В общем, базар получился, как всегда, а я… да, вы совершенно правильно все поняли, я вытащила детей из «Лавки художника» совсем ненадолго — всего лишь для того, чтобы снять деньги с карточки. Вернулись мы уже спокойные, и купили и офорт Антверпьева, и аметистовую друзу.
О своем совместном с детками шопинге Алексия рассказала, когда мы, то есть я, Настя Ветрова и Александр Федорович Белоусов, прикатили в особняк Петровича по его звонку. Сам Петрович, Алексия, ее отец Мишель Мессинг и гипергениальные его внуки ждали нас, как это сложилось, за накрытым столом. В доме вкусно пахло кофе, и вид мирно жующих детей вызывал умиление: очаровательная картина, как знал каждый из нас, не продержится больше двух минут.
— А мамá поедет вот сюда! — Полька не выдержала и отмеренных мной двух минут.
Девочка подбежала к старинной карте мира, с незапамятных времен висевшей на стене в гостиной Петровича, и ткнула фиолетовым фломастером куда-то в Алтайские горы. Старая карта не выдержала напора — фломастер, проткнув насквозь бумагу, уперся в стену.
— Полька, ты что! Убью! — Петрович схватил дочь и кинул на диван, прямо в руки Александру Федоровичу, а сам принялся изучать повреждение. — Эту карту мне дед подарил, когда я меньше вас был, — бормотал он почти про себя, хоть и обращался к близнецам. — Я ее как святыню берег, я по ней весь мир объездил, как только читать научился, а вы!
— А что мы, папá, это все Полька! — Колька явно обиделся на несправедливый отцовский упрек.
— А ты просто не успел, не успел! Папá, Колька тоже хотел тебе показать, куда мамá с крестной Настей поедут, он мне сам говорил! Он не успел!
Петрович не обращал внимания на вопли детей, он разглядывал дыру в карте. Зато я сразу же понял, что дети не просто так заинтересовались Алтайским хребтом.
— Погодите-ка, куда это поедут ваша мамá и Настя?
— И ты поедешь, — безапелляционно заявила Полька.
— Я? Но я об этом ничего не знаю! Как же я поеду туда — не знаю куда?
— А вот и поедешь! А вот и поедешь!
— Полина, помолчи немножко, ладно? Рушель, мы с Петровичем и позвали вас всех, чтобы рассказать о том, что произошло, когда мы с детьми выбирали подарок на свадьбу Насте и Леониду. Настя, прости, подруга, но сюрприза из этого подарка не получится, да и вряд ли ты его вообще захочешь — странный он какой-то, — и Алексия рассказала о походе в художественный салон.
Мы какое-то время молчали, только дети абсолютно мирно возились в углу, о чем-то сосредоточенно перешептываясь. Не могу сказать точно, о чем в тот момент думали мои товарищи, но я уже знал: я еду! И очень надеялся, что друзья не покинут меня — очень не хотелось ехать одному в неизвестное место.
— Что ж, дамы и господа, — прервал молчание Александр Федорович Белоусов. — Каждому из нас прекрасно известно, что случайностей в жизни не бывает, и логические закономерности, по которым живет Вселенная, становятся очевиднее, если рядом — прекрасная Алексия Мессинг, — на этом месте Александр Федорович склонился перед дамой и поцеловал ей руку. — И мои возлюбленные крестники, — к детям он повернуться не успел: они уже висели у него на плечах.
— Крестный едет с мамá! — вопила Полька.
— И дедá! — внес свою корректировку Колька.
— А вот перебивать, дорогие мои, не позволено никому! — Александр Федорович стряхнул детей на диван, а сам уселся между ними, положив руки им на плечи.
Удивительное дело, но близнецы замолчали. Александр Федорович безумно любит своих крестников, он балует их не меньше деда и намного больше родителей, он вообще не может быть с ними строг, но Полька с Колькой беспрекословно его слушаются, и не только слов, но и жестов, как сейчас.
— Полька и Колька прервали мою речь на самом, я бы сказал, интересном и для всех присутствующих значимом месте. Я собирался сказать, что, поскольку случайностей не существует, а Алексия и дети благодаря своему дару способны улавливать закономерности, по которым живет Вселенная, видеть, если так можно выразиться, узлы, связующие нити жизней поколений, разделенных тысячелетиями, то теперь наша задача соединить воедино все, что мы имеем. Мишель, что вы думаете?
