Индия древняя, земля, дорогая для нас,
И мы ветвь от твоего ствола,
И мы дети Индостана.
Ты сербов не знаешь, но мы тебя знаем,
О тебе думаем, о тебе поем.
От Гималаев до Хиндукуша{63}
С тобою наши сердца и души.
Этого молодого господина зовут Богданович. Он изъездил всю Индию и очень полюбил нашу страну. Мы были у него и за чаепитием долго говорили. Он водил нас в парк, называемый Калемегдан{64}, чтобы мы полюбовались солнечным закатом, что необычно в этом городе.
Калемегдан сейчас — это парк, место прогулок. Но история этого места жуткая. Оно веками было сербской кровавой Голгофой. Что Колизей{65} для Рима, то Калемегдан для христиан в Белграде. Там христиан бросали зверям, а здесь турки{66} сажали сербов живыми на кол. Если провести кропотливые исследования, то, вполне возможно, окажется, что в Калемегдане пострадало больше христиан, чем в Колизее. Ведь мученичество сербов–христиан под мусульманами длилось дольше, чем мученичество христиан под языческими римлянами. Вдумайтесь: человек человека сажает на кол! Ни тигр, ни питон в Индии не способны так мучить свою жертву. Но демоны, когда получают власть над людьми, научают их тому, как мучить свою братию{67}.
Слушая повесть о сербских мучениках, пострадавших на этом месте, я уносился мыслями в Индию к мученикам за Христа, прежде всего к святому апостолу Фоме{68}, основателю нашей Церкви, а затем к многочисленным страдальцам Христа ради времен царей Авенира, Акбара[28] и Могула[29] {69}. Я подумал: как связывает все христианские народы кровь мучеников! И я ощутил всем сердцем, как калемегданские мученики привязывают меня к Сербии — больше, чем что бы то ни было другое. И если бы меня спросили, какая связь между Индией и Сербией самая сильная, я бы ответил: кровь мучеников.
Целует вас и благословляет
Феодосий Мангала
11
Пандава, градоначальник Бенареса, пишет Раме Ямуне Сисодии
Желаю тебе мира и света твоим ногам.
Твои родственники прибыли в наш святой город с паломниками и передали мне приветствие от тебя. Говорят, что ты очень сетовал в одном из писем: «Мой друг Пандава меня забыл!». Когда я услышал это, сразу поспешил в храм Шивы и принес жертву за тебя. Верю, что эта жертва воздействовала на твою душу и ты просветился и стал благосклоннее ко мне.
Нельзя судить о дружбе по частоте писем. Но и два вола, долго шедшие под одним ярмом, когда разлучаются, тоскуют и ревут друг за другом, а тем более люди без писем. Наступили дни, когда мне хочется кричать от мук оттого, что ты далеко от меня. Ты нейдешь из моей памяти, особенно в это засушливое время, когда Бенарес уподобляется муравейнику от бесчисленных паломников, стекшихся со всей Индии. Ты по заповеди тоже каждый год в эту пору приходил в святой город Бенарес и много, много помогал мне. Одно только присутствие верного друга — уже большая помощь, даже без каких‑либо дел. Когда ты сидел рядом со мной, я ощущал сугубую силу.
Я не страдаю от наших людей, я страдаю от европейцев. В это время труднее разместить сотни европейцев, чем тысячи индусов{70}. Ведь каждый из этих сотен требует отдельную комнату в гостинице, тогда как наши люди, ты знаешь, не требуют ничего, они спят на улице, в поле, на берегу Ганга, в лодках. Но еще тяжелее негодование и ропот нашего народа против них. Наши люди приходят в Бенарес, чтобы утолить свои души, в то время как европейские туристы, журналисты и искатели приключений приходят, чтобы насытить свои глаза, чтобы фотографировать и фотографировать без конца, а затем поверхностно все описать и заработать деньги на фотографиях и очерках. В сущности, они ничего не понимают; знание входит в них только через глаза. Им непонятно такое чудо, как множество наших людей, целыми днями сидящих на берегу реки и не открывающих глаз от восхода солнца до заката.
И все‑таки ты помогаешь мне, хотя ты и далеко. Потому что я думаю: если мне так тяжко от одной горстки европейцев в Бенаресе, то каково же моему Раме в Европе среди одних европейцев? Эта мысль придает мне силу и стойкость в терпении. Но я должен сказать тебе по секрету, что у меня появляются помыслы уединиться в лесу и стать саниязи{71}. Что ты скажешь на это? Ведь жизнь — это горечь и иллюзия. Шакьямуни[30] был во всем прав. И когда наступают минуты услады и радости, это только увеличивает горечь, накатывающуюся за ними, как одно колесо за другим.
Ах, сколько горечи и муки! Вчера вечером принесли с поля моего слугу мертвым. Питон, царь змей, обвился вокруг него и задушил его. Такова была его карма. В этом году кобры снова чрезвычайно яростны. Каждый день происходит несколько случаев смерти от их укусов. Потому я распорядился, чтобы в храме змей{72} давали больше еды кобрам и чтобы жгли жертвы богу Агни.
Кроме того, угроза холеры не дает мне покоя. В нескольких селах под Бенаресом вспыхнула холера. И мы, конечно, боимся, чтобы она не перекинулась и в сам город, куда стеклось столько паломников со всей Индии, и чтобы зараза не разнеслась повсюду.
Но, в конце концов, что толку бояться? Мусульмане говорят, что ничего не бывает без кисмета{73}, а мы говорим: ничего без кармы. Карма приводит нас в эту жизнь и уводит из нее, и опять приводит и снова уводит. Колесо рождения и смерти и повторного рождения даже боги не могут остановить, не то что мы, люди{74}.
А сейчас я заканчиваю. Чтобы не сваливать тебе на голову еще и Индию. Достаточно того, что Европа давит на тебя — и на голову, и на сердце.
Написал я это, чтобы чернилами засвидетельствовать мою любовь к тебе, любовь, которую сердце мое выражает каждым своим неслышным ударом.
Твой Пандава
12
Пандава, градоначальник Бенареса, пишет Раме Сисодии
С моим сегодняшним письмом высылаю тебе воззвание твоего брата Арджуны, которое тут, в Бенаресе, и в других городах Индии появилось в один день, расклеенное по всем зданиям.
Воззвание к индийскому народу
Сыны и дочери великой Индии,
Братья и сестры,
Пробудитесь, встаньте!
Пробил час подняться Индии от долгого сна!
Индия спит.
Она заболела сонной болезнью. Она не живет, а видит сон. Причем, сон самый глупый и отвратительный.
Пробудись, Индия. Стряхни с себя эту тяжесть, которая гнетет и давит тебя во сне. Стряхни с себя всех раджей {75} и махараждей. Стряхни и сбрось всех богов. Отбрось карму, дхарму и реинкарнацию. Это все вымыслы и глупости, которые как вурдалаки высасывают все твои жизненные соки.
Разрушь касты. Уравняй в правах всех своих сыновей и дочерей. Создай союз свободных республик.
Встань и реши свои экономические и социальные проблемы. Не кланяйся больше воображаемым божествам. Есть только одно божество — природа. Есть только одна жизнь у человека — жизнь от колыбели до гроба. Будем наслаждаться этой жизнью.
Пробудись, Индия, и встань. Отрешись от прошлого. Начни жить современностью.
От имени общества “Пробуждение Индии”
Арджуна Сисодия
Когда я прочел это воззвание, у меня дух перехватило. «Возможно ли это?» — спрашивал я сам себя. Разве это должен блеять в уши нашей славной Индии Арджуна из знаменитых кшатриев Сисодиев и брат моего доблестного друга Рамы?
Это европейская холера, она опаснее для людей, чем индийская. Та губит тело, а эта — души.
Заканчивая, могу сообщить тебе, что только что я получил известие из Дели: там арестована некая женщина по имени Глэдис Фаркхарсон. Она схвачена, говорят, на месте преступления, когда разбрасывала эти воззвания Арджуны.
Бенаресские святыни да умирят твой дух, чтобы ты не отчаивался.
Твой Пандава
13
Рама Сисодия пишет Халилу Сеад–Едину в Дели
Салам, мой Халил.
Я думал, что вы, мусульмане, причинили больше всего зла в Индии. Но я ошибся. Турки–мусульмане причинили несравнимо больше зла христианам на Балканах. Подумай только: живые люди, посаженные на кол! Этого не делал даже Могул, а еще меньше Акбар в Индии. Причем сотни и тысячи посаженных на кол, к тому же на протяжении веков. Даже твоя мусульманская совесть возмутится этим. Я знаю, что ты не любишь турок и стараешься их преступления приписать им как туркам, а не как мусульманам. Завоеватели Индии Акбар и Могул в первое время погубили много нашего народа, но впоследствии смягчили свои насильственные методы и сделали сносными условия его жизни. Особенно Акбар, который с течением времени все более оказывал уважение религиям индуизма{76} по мере того как знакомился с Ведантой и с нашими гималайскими аскетами и мудрецами. И строил он не только мечети, но помогал воздвигать и пагоды{77}. А еще министрами своими делал индусов, а не арабов.
