Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что духовные грехи не следует отличать от плотских. В самом деле, по словам апостола, «дела плоти известны – они суть прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство» и т. д. (Гал. 5:19), из чего, похоже, следует, что все виды грехов – это дела плоти. Но делами плоти называются плотские грехи. Следовательно, неправильно отличать плотские грехи от духовных.
Возражение 2. Далее, кто бы ни грешил, он следует плоти, согласно сказанному [в Писании]: «Если живете по плоти, – то умрете, а если духом умерщвляете дела плотские, – то живы будете» (Рим. 8:13). Но жить или следовать плоти, похоже, принадлежит природе плотского греха. Следовательно, плотские грехи не должно отличать от духовных.
Возражение 3. Далее, высшая часть души, которая является умом, или разумом, называется духом, согласно сказанному [в Писании]: «Обновитесь духом ума вашего» (Еф. 4:23), где дух, согласно глоссе, обозначает разум. Но всякий совершенный по плоти грех проистекает из разума через посредство его согласия, поскольку согласие на греховный акт дается именно высшей частью разума, о чем речь у нас впереди (74, 7). Следовательно, одни и те же грехи являются как плотскими, так и духовными, и потому их не должно отличать друг от друга.
Возражение 4. Кроме того, если некоторые грехи и являются по виду плотскими, то такими, пожалуй, следует полагать те из них, посредством которых человек грешит против своего собственного тела. Но, согласно апостолу, «всякий грех, какой делает человек, есть вне тела, а блудник грешит против собственного тела» (1 Кор. 6:18). Таким образом, выходит, что блуд является единственным плотским грехом, а между тем апостол среди плотских грехов выделяет еще и любостяжание (Еф. 5:3).
Этому противоречит сказанное Григорием о том, что «из семи главных грехов пять духовных и два плотских»[404].
Отвечаю: как уже было сказано (1), грехи получают свой вид от своих объектов. Затем, всякий грех состоит в желании некоторого преходящего блага, в отношении которого у человека возникает неупорядоченное желание, и обладание которым доставляет ему неупорядоченное удовольствие. Но, как уже было разъяснено ранее (31, 3), удовольствие бывает двояким. Одно принадлежит душе и возникает при простом схватывании обладаемой в соответствии с желанием вещи, и его можно назвать духовным удовольствием, например, когда некто получает удовольствие от похвалы и тому подобного. Другое удовольствие является телесным, или естественным; оно возникает при телесном соприкосновении, и его можно назвать плотским удовольствием.
Поэтому те грехи, которые связаны с духовным удовольствием, называются духовными грехами, тогда как те, которые связаны с плотским удовольствием, называются плотскими грехами, каковы, например, чревоугодие, которое состоит в получении удовольствия от еды, и похоть, которая состоит в получении удовольствия от соития. В связи с этим апостол говорит: «Очистим себя от всякой скверны плоти и духа» (2 Кор. 7:1).
Ответ на возражение 1. Как сказано в глоссе на приведенные слова, эти пороки называются делами плоти не в том смысле, что они состоят в плотском удовольствии, но под плотью в настоящем случае обозначен человек, о котором принято говорить, что он живет по плоти, когда он, как говорит Августин, «живет сам по себе [т.е. по человеку]»[405]. А так это потому, что всякая слабость человеческого разума так или иначе связана с плотским чувством.
Сказанное является ответом и на возражение 2.
Ответ на возражение 3. Даже в плотских грехах присутствует [некий] духовный акт, а именно акт разума, но целью этих грехов, давшей им их название, является плотское удовольствие.
Ответ на возражение 4. Как говорит глосса, «в грехе прелюбодеяния душа является рабом тела в особом смысле, поскольку в момент прегрешения она не способна думать ни о чем другом», тогда как такое плотское удовольствие, как [например] обжорство, не поглощает разум целиком. Можно еще сказать, что при таком прегрешении также причиняется и ущерб телу, поскольку в нем возникает неупорядоченная нечистота, в связи с чем именно об этом грехе говорится, что им грешат против собственного тела. Любостяжание же, которое тоже приведено среди плотских грехов, во многом сходно с прелюбодеянием, которое является несправедливым любостяжанием чужой жены. А еще можно сказать, что то, от чего получает удовольствие стяжатель, является вполне телесной вещью, и в этом отношении стяжание допустимо перечислять вместе с плотскими грехами, однако само его удовольствие принадлежит не телу, а духу, и потому Григорий говорит, что оно является духовным грехом[406].
Раздел 3. РАЗЛИЧАЮТСЯ ЛИ ГРЕХИ ПО ВИДУ СО СТОРОНЫ СВОИХ ПРИЧИН?
С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что грехи различаются по виду со стороны своих причин. В самом деле, вещь получает свой вид от того, от чего она получает и свое бытие. Но грехи получают свое бытие от своих причин, следовательно, от них же они получают и свой вид. Поэтому они различаются по виду со стороны своих причин.
Возражение 2. Далее, из всех причин материальная причина, похоже, менее всего влияет на вид. Но объект греха, вероятно, является ее материальной причиной. И коль скоро грехи различаются по виду согласно своим объектам, то похоже на то, что тем более они должны различаться по виду со стороны других своих причин.
Возражение 3. Далее, Августин, комментируя слова псалма: «Он – пожжен огнем, обсечен» (Пс. 79:17), говорит, что «всякий грех есть следствие либо вызывающего ложное смирение страха, либо воспламеняющей нас к недолжной страсти любви». В самом деле, [в Писании] сказано: «Все, что в мире, – похоть плоти, похоть очей и гордость житейская» (1 Ин. 2:16). Но о вещи говорят как о находящейся в мире из-за греха постольку, поскольку мир, как разъясняет Августин, обозначает любящих мир. Григорий, со своей стороны, различает грехи согласно семи главным порокам[407]. Но все эти различения связаны с причинами грехов. Следовательно, похоже на то, что грехи различаются по виду согласно различию своих причин.
Этому противоречит следующее: если бы дело обстояло именно так, то все грехи принадлежали бы к одному и тому же виду, поскольку все они проистекают из одной и той же причины. В самом деле, [в Писании] сказано: «Начало греха – гордость» (Сир. 10:15); и еще: «Корень всех зол есть сребролюбие» (1 Тим. 6:10). Но очевидно, что существуют различные виды грехов. Следовательно, грехи не различаются по виду со стороны своих причин.
Отвечаю: поскольку существует четыре вида причин, они приписываются различным вещам различными способами. В самом деле, «формальная» и «материальная» причины непосредственно относятся к субстанции вещи, и потому субстанции различаются по виду и роду со стороны их материи и формы. Что же касается «действователя» и «цели», то они непосредственно относятся к движению и деятельности, и потому движения и деятельности различаются по виду со стороны этих причин, хотя и по-разному, поскольку природные активные начала всегда определены к одним и тем же действиям, и потому различные виды природных действий происходят не только от тех объектов, которые являются целями или пределами этих действий, но также и от своих активных начал (так, нагревание и охлаждение различаются по виду со стороны тепла и холода). С другой стороны, активные начала произвольных действий, например греховных, не определены необходимым образом к одним и тем же действиям и, следовательно, разные виды грехов могут происходить от одного активного или движущего начала. Так, от вызывающего у человека ложное смирение страха может происходить воровство, убийство или пренебрежение предоставленной попечительству паствой, и то же самое может быть следствием воспламеняющей к недолжной страсти любви. Поэтому ясно, что грехи не различаются по виду согласно различию своих активных или движущих причин, но – только согласно различию своих конечных причин, которые являются целями и объектами воли. Впрочем, ранее уже было доказано (1,3; 18, 4), что человеческие действия получают свой вид от своих целей.
Ответ на возражение 1. Активное начало произвольного действия не определено к одному и тому же действию, и потому, как доказывает Философ, для осуществления человеческого акта одного его не достаточно, но должно быть еще и стремление воли к [конкретной] цели[408]. Следовательно, свой вид и свое бытие грех получает от цели.
