Далее, различие между простительным и смертным грехом последует различию той неупорядоченности, которая и составляет понятие греха. Но эта неупорядоченность бывает двоякой: одна разрушает само начало упорядоченности, а другая, не разрушая начала упорядоченности, подразумевает неупорядоченность того, что следует из этого начала. Так, если говорить о теле животного, то при нарушении порядка его костяка может быть разрушено жизненное начало, и это мы называем неупорядоченностью смерти; с другой стороны, в его теле может возникнуть беспорядок в телесных жидкостях, который не повлечет за собой разрушения жизненного начала, и это мы называем болезнью. Но началом целокупного нравственного порядка является конечная цель, которая соотносится с поступками точно также, как недоказуемые начала – с умозрительными науками[412]. Поэтому когда душа вследствие греха утрачивает порядок настолько, что отворачивается от конечной цели, то есть от Бога, с Которым она соединена любовью, то в таком случае речь идет о смертном грехе, а когда она утрачивает порядок без того, чтобы отвернуться от Бога, то налицо простительный грех. И как связанная с разрушением жизненного начала смертельная неупорядоченность в теле является по природе непоправимой, в то время как неупорядоченность болезни благодаря сохранению жизненного начала может быть исправлена, точно так же обстоит дело и в случае с душой. И в умозрительных науках невозможно убедить того, кто заблуждается относительно [недоказуемых] начал, тогда как того, кто ошибается, но не в отношении начал, можно убедить в истине посредством этих начал. И то же самое можно сказать о поступках: если человек, греша, отворачивается от своей конечной цели, то в силу самой природы этого греха он отпадает безвозвратно, и потому о нем говорят как о совершающем смертный грех и заслуживающем вечное наказание, а когда человек грешит без того, чтобы отвернуться от Бога, то в силу природы этого греха, коль скоро не разрушено само начало порядка, нарушенный порядок может быть восстановлен, и потому о таком говорят, что он грешит простительно, поскольку его грех, так сказать, не таков, чтобы грешник заслуживал вечного наказания.
Ответ на возражение 1. Смертные и простительные грехи бесконечно отделены [друг от друга] в том, что касается «отворачиваться от», но не в том, что касается «поворачиваться к», а именно – к объекту, который устанавливает их вид. Следовательно, ничто не препятствует тому, чтобы смертный и простительный грех принадлежали к одному и тому же виду. Так, например, в виде «прелюбодеяние» первое движение является простительным грехом, в то время как празднословие, которое, вообще говоря, простительно, [при определенных обстоятельствах] может оказаться смертным грехом.
Ответ на возражение 2. Из того факта, что один грех является смертным в силу своего вида, а другой – простительным в силу своего вида, вытекает только то, что это различие является следствием видового различия грехов, а отнюдь не то, что оно является его причиной. И такое различие, как было показано выше, может быть обнаружено даже в вещах одного и того же вида.
Ответ на возражение 3. Награда входит в намерение того, кто ее заслуживает или [просто] ведет себя добродетельно, в то время как наказание не входит в намерение грешника, более того, оно происходит против его воли. Следовательно, приведенная аналогия неуместна.
Раздел 6. РАЗЛИЧАЮТСЯ ЛИ ГРЕХИ ПО ВИДУ СО СТОРОНЫ ДЕЯНИЯ И НЕДЕЯНИЯ?
С шестым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что грехи деяния и недеяния различны по виду. В самом деле, [Писание] разделяет «преступления» и «грехи», и говорит: «И вас, мертвых по преступлениям и грехам вашим» (Еф. 2:1), каковые слова глосса разъясняет так: «преступление» – это неисполнение требуемого, а «грех» – это делание запретного. Из чего следует, что под «преступлениями» здесь обозначены грехи недеяния, а под «грехами» – грехи деяния. Следовательно, коль скоро они противопоставляются друг другу как различные виды, они различаются по виду.
Возражение 2. Далее, сущность греха состоит в том, что он направлен против закона Бога, что явствует из самого его определения, которое было приведено выше (71, 6). Но в законе Бога утвердительные предписания, против которых направлен грех недеяния, отличаются от запретительных предписаний, против которых направлен грех деяния. Следовательно, грехи деяния и недеяния различаются по виду.
Возражение 3. Далее, деяние и недеяние отличаются [друг от друга] как утверждение и отрицание. Но утверждение и отрицание не могут принадлежать к одному и тому же виду, поскольку у отрицания вообще нет вида (ведь, по словам Философа, у несуществующего не может быть ни вида, ни отличия). Следовательно, деяние и недеяние не могут принадлежать к одному и тому же виду.
Этому противоречит следующее: деяние и недеяние могут присутствовать в одном и том же виде греха. Так, жадный и берет то, что принадлежит другому, и это является грехом деяния, и не отдает другому то, что должен ему отдать, и это является грехом недеяния. Следовательно, деяние и недеяние не различаются по виду.
Отвечаю: в грехах наличествует двоякое различие, материальное и формальное. Материальное различие наблюдается в естественных видах греховных актов, в то время как формальное различие происходит от их отношения к некой присущей им цели, которая также является присущим им объектом. Поэтому случается так, что отличающиеся друг от друга с точки зрения материального видового различия действия формально могут принадлежать к одному и тому же виду греха, поскольку все они определены к одной и той же цели; так, задушить, побить камнями и зарезать – все это подпадает под один вид убийства, хотя сами эти действия по своему естественному виду различны. Таким образом, если мы имеем в виду материальное различие грехов деяния и недеяния, то они различаются по виду – при понимании вида в широком смысле слова, – а именно настолько, насколько может обладать видом отрицание и лишенность. Но если мы имеем в виду формальное различие грехов деяния и недеяния, то они не различаются по виду, поскольку они определены к одной и той же цели и проистекают из одного и того же намерения. В самом деле, алчный ради накопления денег и обирает, и не отдает то, что должен, и точно так же чревоугодник ради насыщения и переедает, и не соблюдает предписанный пост. То же самое можно сказать и о других грехах, поскольку в вещах отрицание всегда зиждется на утверждении, которое в определенном смысле является его причиной. Так, в физическом порядке то, что огонь нагревает, и то, что он не дает охлаждаться, можно отнести к одной и той же категории.
Ответ на возражение 1. Это разделение в отношении деяния и недеяния связано не с формальным, а только с материальным различием, о чем уже было сказано.
Ответ на возражение 2. Наличие в божественном законе различных утвердительных и запретительных предписаний обусловлено тем, что людей надлежит приводить к добродетели постепенно, сначала путем удержания от зла, для чего предназначены запретительные предписания, а затем путем добрых дел, к которым нас призывают утвердительные предписания. Поэтому утвердительные и запретительные предписания относятся не к различным добродетелям, а к различным степеням добродетели и, следовательно, они отнюдь не противоположны в отношении грехов различного вида. Кроме того, грех получает свой вид не от того, от чего он отвращает, поскольку в этом случае речь идет об отрицании или лишенности, но от того, к чему он обращает – в той мере, в какой грех является актом. Следовательно, грехи не различаются по виду согласно различным предписаниям Закона.
Ответ на возражение 3. Это возражение относится к материальному различию грехов. Тут, впрочем, следует иметь в виду, что хотя в прямом смысле слова у отрицания нет вида, тем не менее, его причисляют к виду путем приведения к утверждению, на котором оно основывается.
Раздел 7. ПРАВИЛЬНО ЛИ РАЗДЕЛЯТЬ ГРЕХИ НА ГРЕХИ МЫСЛИ, СЛОВА И ДЕЛА?
С седьмым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что неправильно разделять грехи на грехи мысли, слова и дела. В самом деле, Августин описывает три стадии греха: первая – это «когда животное ощущение вносит [в намерение ума] соблазн», каковой суть грех мысли, вторая стадия достигается, «когда ум в представлении забавляется недозволенным», а третья стадия, «когда ум решился осуществить [недозволенное] во внешнем действии»[413]. Но все эти три [стадии] связаны с грехом мысли. Следовательно, неправильно полагать, что грех мысли представлен одним видом греха.
