— Коммунисты, холера, правду нам говорили, что Грибово один обман, но мы как оглохли…
— И афишки подбрасывали со стишками…
— Лю-уди, о чем вы говори-ите? Какие афи-ишки? Мы же свою ме-ельницу продали! — отчаянно воскликнула какая-то женщина.
— Разве только вы одни? — вторила ей другая. — Мы и дом, и хутор весь, и поросят, и даже до одной курочки спустили!
— А я и зимнюю одежду!
И женщины дружно заголосили, запричитали.
— Полицию надо позвать!
— И не думай этого делать! Нехай другие бегут на постерунок! Едем домой, еще время! На выгоне торбы надо подобрать!
— Полиция далеко! — послышался мужской бас. — Надо пока что заявить солтысу — пусть садится верхом и заявляет в гмину!
— Кому ты хочешь заявлять? Полиция давно подкуплена, она с ним заодно!
Толпа уже гудела, как грозовая туча.
— Факт, и солтыса, и войта апостолы подкупили!
— Разве мало грошей имели на это?!
— Наносили, дураки, возами, роверами навезли… тьфу!
— Холера их бери, только бы наше вернули!
— Бо-оже, мы даже и телегу продали! А все через тебя! Надо бежать, что-то делать.
— В Соколку, к старосте, надо подскочить!
— Тю-у, дурак! И староста его! Альяш же все наше полотно перетаскал Войтеховичу!
— Господи, опусти свой карающий меч на злодея!
— Опустит, ага!..
— А как он может вернуть? Они даже и не записывали: клали гроши в торбы, кто подавал, не глядя никому даже в морду!
— Пусть только попробует сфокусничать, пусть хоть один грош зажулит, я ему кишки выпущу!
— Как теперь в деревню возвращаться, как людям на глаза показываться?!
— Никодим, ты самый дюжий среди нас и самый уважаемый, заставь его по-хорошему! Черт его бери, нехай только отдаст сундучок с деньгами!
Вне себя от горя, женщина прокричала охрипшим голосом:
— Но где же он сам, лю-уди?!
— Нечего стоять, ей-богу! Не давайте ему улизнуть! Не надо надеяться на бога!
— Не богохульствуй!
— Иди ты к чертям с ним вместе, суеверка несчастная!
— Бежим!
Встревоженная толпа сыпанула в Вершалин, к новому домику Альяша.
— На замке! — с ужасом объявил солтыс из Подзалук, добежавший к домику первым.
Ему верить не хотели. Люди ввалились в палисадник, стали заглядывать в окна.
— Пустая! Так он нас и ждал, как же!
— Неужели и вправду убёг?! А как же мы-ы?!
На подворье самые дотошные заглядывали даже в хлевок, в собачью будку. Начали сгонять злость на откормленном Тэклей Мурзе. Но подзалуковцы не отставали от домика.
— Ломай, ломай, холера его бери! Плечом поддай!.. Под напором десятка мужчин с треском и грохотом разлетелась дверь на веранду, и бывшие «иисусовцы» ворвались в хату. Разбили шкаф, вывернули столы, обшарили все углы — никакого сундучка с деньгами не было.
— Ыы-ых, одних сит аж три, и все волосяные! — удивлялись бабы на кухне. — А ведра у этой праздниковской шлюхи, гляди, оцинкованные!
— И нарядов здесь сколько! — бросился Коваль Володька в боковушку срывать с гвоздей одежду Тэкли.
Это послужило сигналом. С мстительной злобой люди вмиг расхватали все, что можно было вытащить из дому, даже табуретки, иконы и кошелки из-под картофеля. Молодой подзалуковец шарахнул скалкой по окну. Со звоном посыпались стекла, и он взялся вырвать раму.
— Заберу-у хоть э-это, мне недалеко нести-и! — хрипел он, не замечая даже, что остатком стекла порезал себе руки и на раме свежевыструганного дерева оставляет кровавые следы.
Из хлевка вытащили на подворье возок Альяша, и какие-то мужики в лозовых постолах принялись его рубить найденными здесь же топорами. Бабки уже выдирали одна у одной Тэклины горшки и кастрюли, жестяное корыто, прялку и все отчаяние и злость выливали друг на дружку.
— Я взялась первая, отдай решето, немытая полешучка! — верещала Коваль Ледя. — Володька, чего сюда приперлась эта гнида в постолах?!
— Я схватила раньше тебя!..
— А ну, оставь, говорю по-хорошему!
— Бабы, дальбо, грешно так поступать! — пищала Пилипиха. — Надо по-справедливости!.. Здесь добра всем хватит!..
Люди давно разделились по деревням. Несколько обессиленных бельчанок опустились у фигурно выструганного заборчика на траву. Они рвали на себе волосы, ревели дикими, страшными голосами. Около них стояла группа наиболее рассудительных мужиков из-под Белостока. Эти люди жили в относительном достатке, имели по три-четыре коровы, неплохую землю. Они и в церковь почти не ходили. Но чтобы не прогадать, бросились сбывать все имущество, как и другие, как бросались продавать свиней, поверив молве, что скоро на них не будет сбыта, или, наслушавшись разговоров о войне, телегами закупали в лавках соль и керосин. Но теперь они дело имели не с лишними мешками соли, которым дома все равно находилось применение, лопнуло все их хозяйство!.. Они растерянно глядели на кавардак вокруг и, стараясь сдержать злость, молчали, выжидая какого-нибудь благоприятного поворота событий. Жены их остались у церкви с детьми, а они не теряли надежды найти Альяша и договориться с ним по-хорошему: что поделаешь, если уж так получилось, но возвращаться без ничего нельзя, тогда хоть в воду бросайся.
Больше всех возмущались гайновские мужики. Из их толпы неслись разъяренные крики:
— Ну что, так и будем стоять?!
— Никуда он не мог деваться!
— Постромок на шею — и на осину! — заявил беловежец Антонюк.
— И повесить мало!
— Шворень накалим и сделаем допрос — куда гроши девал?
— Глядите, Ломник его ползет!..
Михаловского балагулу, вынырнувшего откуда-то на свою беду, разъяренная толпа вмиг обступила тесным кольцом.
— Где Альяш, говори! — схватили передние старика за грудь.
«Апостол» побелел, от страха слова не мог выговорить.
— Куда он делся, признайся!
— Где наши деньги? Будешь говорить, ну?! — двинул ему кулаком в зубы белосточанин, чья жена явилась под церковь с клубками ниток.
Ломник промычал что-то невнятное и умолк. Рассвирепевшие мужики начали рвать на «апостоле» одежду, затем повалили его и стали топтать сапогами.
— Люди, надо Альяша искать! — отрезвил всех вдруг пронзительный крик. — Чего мы столпились тут, как стадо баранов?!
— Главное, чтобы гроши не успел никуда отправить!
— Может, он в старом доме, в Грибовщине?
— Говорят, с апостолами на выгон подался, а оттуда жидки молодые его в Кринки повели кустами! Если махнуть через деревню, на мосту остановить можно!
— Ах, гицаль! Его дружок Пиня прислал уже на выручку мошенников своих!
— Бежим громадой!..
Бросив Ломника посреди дороги, толпа отхлынула от пустого домика и с воплями, от которых у грибовщинцев волосы на голове вставали дыбом, стремительно пронеслась через деревню. Этот яростный крик и бессмысленное трепетание — было все, что осталось у них от большой надежды.
…Тэкля с Химкой к тому времени успели затащить пророка в пустовавшую с весны картофельную яму. Женщины натаскали соломы и завалили ею Альяша. У безмерно усталых, измученных людей довести поиски до конца уже не осталось сил.
1
Внезапно по Принеманщине пронесся слух, что грибовщинский пророк — вовсе никакой не пророк, а белогвардейский офицер Булак-Балаховича.
Нашлись люди, утверждавшие со ссылкой на документы, что революцию он встретил в таком-то чине, служил в таком-то полку, столько-то человек расстрелял сам лично, столько-то засек нагайкой. Указывалось место, где большевики разоружили его полк, и даже маршрут, которым этот проходимец и палач, подделываясь под крестьянина, следовал в Кринки, кто ему помогал, обманутый мошенником.
— Этот, ваше благородие, чтобы обдурить народ и поживиться, купил в Грибовщине чужую фамилию — Климовича — и святым, холера, прикинулся!..
— Ну, такой богомолец, праведник, а у самого было четыре молодых жены да мешки с золотом, брильянтами и долларами, закопанные в огороде!
— Подумать только, каким непьющим прикидывался, а ему, мерзавцу, разные вина и ликеры из Парижа курьерскими поездами привозили!
— Еще какие пиры закатывал! У Жоржа Деляси за золото шлюху откупил!..
— Не купил — в карты выиграл!..
Все эти подробности, как потрясающая сенсация, по той же системе беспроволочного телеграфа и «психического эха» полетели из села в село, будоража и приводя в ужас легковерных крестьян.
— И этот обманул!
— Как он ловко нас надул!
— Вокруг пальца всех обвел!
— Эко диво! Буржуи всегда темного мужика обдуривали! Первый раз, что ли?
— Так нам и надо, потому что мы ни разу их как следует не проучили! До таких пор они смеяться будут над нами?
