Те из нас, кто хорошо знал Норвуда Хантера, понимают, что последние годы его жизни были наиболее тяжкими. Враги его веры побивали его камнями в Колумбии. В Перу он подвергался нападению аллигаторов, удавов и пираний. Он вырастил шестерых дочерей в двух совершенно различных мирах. Но все это не могло сравниться с последним испытанием: целыми днями лежать в постели, чувствуя, как тело полностью выходит из повиновения, и ожидая смерти. Ближе к концу все его силы поглощали простейшие акты дыхания и глотания.
В эти последние годы Хантер прошел через кризис веры, и об этом он тоже говорил со всей откровенностью. Ответы, которые прежде удовлетворяли, теперь уже не устраивали его. Он утратил уверенность — не в Боге, но в самом себе. В нем нарастали тревога, страх, нетерпение. Он плакал оттого, что не владел более своими чувствами и эмоциями. Перед лицом смерти он мечтал о достойном конце — он все время говорил об этом, но вновь и вновь подводил самого себя, разочаровывался в себе и боялся разочаровать Бога.
Та колеблющаяся, как волна, но прочная, как гранит, вера, которую Хантер находил в Ветхом Завете, поддерживала его, когда изменяло все остальное. Даже в минуты тягчайшего сомнения он обретал утешение, осознавая, что люди, наиболее любимые Богом, были вынуждены сражаться с теми же самыми демонами. Он видел, как крепки руки Господа, обнимающего Своих детей не только во времена процветания и благополучия, но в дни испытания. Я рад, что в эти трудные годы Хантер Норвуд мог опереться на Ветхий Завет.
Глава вторая.
Иов: взгляд в темноте
Достойно ли льва запугивать мышью?
Карл Юнг
Свою трудовую жизнь я начал в качестве журналиста, специализирующегося на описании жизненных историй. Я был двадцатилетним юношей, когда мне пришлось приступить к изучению проблемы страдания. В поисках сенсационных историй я навещал людей, переживших трагическое событие. Подростка, изувеченного медведем, от которого он пытался отбить свою девушку. Отца, прикрывавшего своим телом детей во время урагана. Преступника, всю жизнь пытавшегося отомстить за перенесенное в детстве насилие. Я готовил рассказы об их судьбах для серии «Драма в реальной жизни», публиковавшейся в журнале «Ридерз дайджест».
Каждый человек, с которым я беседовал, говорил мне, что трагедия столкнула его лицом к лицу с Богом. К несчастью, все они весьма неблагожелательно отзывались о церкви: христиане, говорили они, только усугубляли боль. Один за другим доморощенные проповедники являлись к ним в больничную палату с очередной теорией: «Это Бог наказывает вас!» — «Нет, не Бог, это все происки Сатаны!» — «Нет, это Бог, Он испытывает вас, чтобы вы воздали Ему хвалу!» — «Это не Бог и не Сатана, просто вы случайно оказались на пути разъяренной медведицы (урагана, преступника и т.д.)».
Один из героев моих статей сказал мне: «Все эти теории насчет страдания только сбивали меня с толку Пользы от них не было никакой. Я главным образом хотел получить поддержку, какое–то утешение от Бога и от Божьих людей, а христиане причиняли мне боль, не оставляя никакой надежды».
Я попытался сам разобраться в этой проблеме и написал книгу «Где Бог, когда я страдаю?» Боль всех людей, с которыми я разговаривал, сделалась моей болью, их вопросы — моими вопросами. Позднее, в ответ на сотни писем, которые ставили новые вопросы о Боге и страдании, я написал нечто вроде продолжения — «Разочарование в Боге». С тех пор я занялся другими темами, но никогда не переставал размышлять над проблемами, преследовавшими меня в первые годы моей работы.
Нельзя умело разрешить проблему боли и забыть о ней. Она вторгается в нашу жизнь вновь и вновь, всякий раз, когда на берег обрушивается торнадо, когда у соседа рождается больной ребенок, когда кто–то из близких узнает, что у него рак, когда какие–то симптомы настораживают меня и побуждают спешить к врачу. Мы рождаемся в крови и слизи со стонами, слезами и болью. Умираем мы точно так же. А между мигом рождения и мигом смерти мы не устаем спрашивать: «Почему?!»
Мне приходилось вновь и вновь обращаться к книге Иова, самому полному в Библии разговору о страдании. По крайней мере так я думал в то время. Если бы десять лет назад вы спросили меня, какова основная тема этой книги, я бы, ни минуты не колеблясь, ответил: «Книги Иова? Все знают, что это самая полная книга страдании и боли во всей Библии».
Я по–прежнему ссылаюсь на книгу Иова всякий раз, когда пишу о страдании. Конечно же, большая часть книги (главы 3—37) посвящена именно этой проблеме. Здесь не происходит никакого действия. Иов, три его друга и долгое время молчавший Елиуй сидят рядом и обсуждают различные теории страдания. Друзья Иова, как те посетители, о которых рассказывали мои собеседники, стараются как–то объяснить «пращи и стрелы яростной судьбы», обрушившейся на Иова. Достигают они примерно того же результата: Иову от их речей становится еще хуже.
Персонажи Ветхого Завета, такие благочестивые люди, как Иов и его друзья, столкнувшись со страданием, испытывали потрясение и искреннее недоумение. Они с полным основанием рассчитывали, что Бог вознаградит их праведность процветанием и здоровьем. Книга Иова — это шаг вперед от «веры–договора», которая пронизывает большую часть Ветхого Завета: поступай хорошо— и будешь благословен, поступишь дурно — будешь проклят. Многие ученые полагают, что книга Иова помогла Израилю пережить катастрофы, которые обрушились на народ, и осознать их значение. Великая история одного человека олицетворяла мучительную проблему всего народа: почему на долю «избранного народа» выпадает столько несчастий?
Да, книга Иова сосредоточивается на проблеме страдания, но решает ее совершенно неожиданным образом. Она ставит — блестяще, яростно, бескомпромиссно — те вопросы, которые нам самим насущно необходимо разрешить, а затем резко меняет тему и предлагает нам взглянуть на проблему с другой стороны. Как большинство текстов Ветхого Завета, эта книга сперва разочаровывает нас. Она не дает простого ответа, который мы хотели бы услышать. Но затем приносит глубокое, необычное удовлетворение, указывая нам новое направление поиска, внушая новое представление об устройстве мира и даря надежду.
Книга Иова произвела столь сильное впечатление на Жана Кальвина, что из своих 700 проповедей 159 он посвятил ей. С тех времен различные события истории только увеличивали важность проблемы страдания. Для современного человечества значение книги Иова так же огромно. Тема незаслуженного страдания кажется как нельзя более актуальной для столетия, исполненного безумной боли, для века двух мировых войн, двух атомных бомбардировок и превосходящего все прежние эпохи государственного преследования и истребления людей. Старый Иов, горестно оплакивающий ускользающую от него, рушащуюся жизнь, кажется точным портретом современного человека.
Нил Саймон использовал этот сюжет в пьесе «Любимец Бога». Так же поступил и Арчибальд Маклиш («Дж. Б.»), и Роберт Фрост («Маска разума»). Не так давно прозаик Мюриэл Спарк перенесла действие книги Иова в современную эпоху («Единственная проблема»). Даже пьеса «Амадей» — это своего рода «Иов наизнанку»: Иов не понимал, каким образом на него, ни в чем не повинного, мог обрушиться гнев Божий; Сальери столь же искренне недоумевает, каким образом Моцарт, этот гений–недоумок, мог сделаться Божьим любимцем.
Все современные переработки пытаются решить загадку, поставленную изначальным текстом Ветхого Завета. Друзья Иова настаивают на том, что справедливый, любящий, всемогущий Бог должен соблюдать на Земле определенные «правила игры», награждая добродетельных людей и наказывая дурных. Практически каждое утверждение этих многоречивых старцев сводится к одной основной идее: раз Иову пришлось плохо, значит, он согрешил.
Иов, знающий собственную душу, не может найти во всем происходящем никакого смысла. Он ничем не заслужил эти ужасные несчастья. Не можем найти смысл и мы, когда всматриваемся в окружающие нас страдания: уничтожение евреев, голод в Африке, христиане, заключенные в мусульманские тюрьмы. Люди, все еще способные придерживаться удобной точки зрения, которую отстаивали друзья Иова — а таких людей, судя по религиозным передачам, и сейчас немало, — должны были бы задуматься хотя бы над таким фактом: самый христианский континент нынче — это Африка, но Африка–то и голодает. А богаче всего наиболее враждебный христианству ареал — побережье Красного моря. (Когда Роберт Шуллер составлял свою «Библию мыслителя», он нашел в книге Иова лишь четырнадцать стихов, достойных комментария.)
Вопросы, заданные Иовом, не только не померкли с веками — напротив, они становятся все более актуальными. Заголовок романа Спарк «Единственная проблема» — это фраза из дискуссии о том, каким образом добрый Бог допускает страдание. «На самом деле, это единственная проблема, заслуживающая обсуждения», — заявляет главный герой романа. Проблема страдания сделалась навязчивой идеей современности, философским камнем XX века. Но герой этой древней книги Иов формулировал проблему лучше, чем кто–либо после него.
