Кирилл Иерусалимский — по преимуществу катехизатор. Его двадцать четыре Огласительных слова, из которых пять последних, называемых «тайноводственными», принадлежат, возможно, его преемнику Иоанну, исчерпывающим образом представляют ритм христианской инициации (подготовки к крещению и наставлений после него): всецело библейскую историю спасения во время Великого поста и допущение к таинствам — крещению, миропомазанию, Евхаристии (отсюда «тайноводственные» слова) — в ночь на Пасху.
Эти тексты драгоценны для нас, ибо дают нам возможность понять смысл, вкладываемый Древней Церковью в основные таинства, и соответствующую практику. В катехизических словах Кирилла ощущается его восприимчивость к семитскому духу, с благодарением взирающему на жизнь, тело, творение.
КИРИЛЛОНАС (вторая половина IV в.)
Сирийский поэт и гимнограф. О его жизни неизвестно почти ничего, за исключением того, что родился он в Месопотамии и был диаконом, а может быть, и священником. Сохранилось шесть его сочинений: то ли memre — повествований, то ли madrasche — гимнов. Они так же прекрасны и исполнены глубокой духовности, как гимны св. Ефрема. В одном из них он упоминает о нашествии гуннов и саранчи (бедствия скорее космического, чем исторического порядка!) в 396 г.: единственное хронологическое указание, связанное с его именем.
КЛИМЕНТ АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ (140 — ок. 220)
Первый христианский религиозный философ Тит Флавий Клеменс, сын родителей–язычников, долго путешествовал в поисках мудрости: он посетил Грецию, Сицилию (здесь он стал христианином), Малую Азию; наконец, Египет, где в Александрии познакомился с учением христианского гностика Пантена. Климент сам становится духовным наставником, предлагающим свое учение как язычникам, так и христианам. Кажется, что он принял сан священника. Около 210 или 215 г. он поступает на службу к епископу Иерусалимскому, а несколько лет спустя умирает.
Климент полагает, что христианство есть мышление и познание par excellence, поскольку воплощенный во Христе Логос — это Великий Разум, который творит и организует мир и просвещает всякий человеческий разум. Следовательно, долг христианства — вобрать в себя все религиозные традиции человечества, все его философские и научные искания. Климент, с его огромной греческой культурой и прекрасным знанием иудейской и иудео–христианской экзегетической традиции, сумел выработать их обширный, поистине новаторский синтез.
В своем Протрептике (Увещании к эллинам) Климент обращается к язычникам с призывом обратиться к новому Орфею — Христу, полному откровению космического и исторического Логоса. В Педагоге он предлагает новообращенным нравственное учение, цель которого заключается в очищении духа. В результате преобразования этики стоиков здесь обосновывается христианский гуманизм — мирный, спокойный, с его умеренной строгостью, означающий не разрыв с миром, но внутреннюю свободу. В Строматах (букв. «разноцветные подстилки», «ковры») экзегеза вводит читателя в таинство космоса, а затем — в таинство Бога. Климент отождествляет познание и любовь, примыкая к мистической традиции, идущей от Христа и апостолов. Исполненный любви гносис (познание) есть бесконечное движение вперед, в этой и в будущей жизни, через ангельские обители, ибо Бог, отдавая Себя, в то же время «непрестанно отступает вдаль от идущего Его» (Строматы I, II, 5, 4).
МАКАРИЙ ЕГИПЕТСКИЙ (ВЕЛИКИЙ) (ок. 300 — ок. 390)
Один из духовных отцов «пустыни» Египетской в IV в., организатор монашеской жизни в Скиту, ученик Антония и учитель Евагрия. Его прозвали «старец–дитя» — возможно, из–за исключительного дара различения, выказанного им в очень юном возрасте.
Ввиду авторитета Макария его имя было присвоено Духовным гомилиям, более поздним по происхождению и принадлежащим другому автору. Колтский цикл Апофтегм, касающихся Макария, воспроизводит в значительной части греческие алфавитные собрания, но содержит также древнейшие из известных нам (в случае их подлинности) тексты о призывании имени Иисуса в согласии с дыхательным ритмом.
МАКАРИЙ (Псевдо–Макарий) (ок. 400)
Неизвестный подлинный автор Духовных гомилий и Большого послания, в течение долгого времени приписываемых Макарию Египетскому. Вероятно, он жил в Месопотамии и переселился в Малую Азию в последней трети IV века. Он вовсе не принадлежал, как считали некоторые, к мессалианам (мессалиане были квиетистами, которые релятивизировали таинства и мораль в пользу молитвенного состояния и стремились к почти физическому ощущению Святого Духа).
Существуют некоторые параллели между мышлением Псевдо–Макария и каппадокийцев — св. Василия и св. Григория Нисского, которые (в особенности последний) положили начало умиротворению и «воцерковлению» мессалиан–ского течения. Однако невозможно утверждать, было ли Большое послание написано раньше или позднее, чем De instituto christiano, причем в отношении последнего авторство Григория Нисского не является бесспорным.
В гомилиях Макария ощущается мощное влияние библейского и евангельского духа, характеризующего первоначальное монашество: первостепенное значение любви, опыт огня и света; антропология, сконцентрированная вокруг темы «сердца», причем «сердце» означает одновременно и бессознательное (сверх–и под–сознательное), и личностный центр человеческого существа. В полную противоположность мессалианскому квиетизму акцент делается на непрерывно возобновляемой духовной брани, на евангельской и Павловой амбивалентности «сердца» как поля битвы сил жизни и смерти. Даже после крещения в глубине человека продолжается борьба между благодатью и злом. Свобода — в возможности призвать на помощь, «воззвать» из самой глубины отчаяния. Полное самоотречение — «считать самого себя за ничто» — позволяет благодати Духа преобразить отчаяние в доверчивую надежду. Соблюдение заповедей, добродетели имеют смысл лишь внутри и во имя этого смиренного отношения с Богом, этой краткой и частой молитвы, которая должна напитать собой наше сердце: «Молю Тебя, Господи, молю Тебя». Тогда огонь Святого Духа поглощает силы зла, горячая молитва открывает путь потоку Божественного света, сладостное пламя благодати, исходя из сердца, сообщается всему человеку, включая тело, и дарует душе «ощущение» «полноты» («плерофории») и «радости». Монах, ставший «молящимся», то есть практикующий непрестанную молитву, должен быть освобожден от всякой работы. Дух, роль которого особенно велика в духовности Макария, является подателем возрастающих даров (харизм): дара слова, различения, пророчества, исцеления. Главным остается постепенное, терпеливое и исполненное надежды осознание «крещения огнем и Духом», так что в эсхатологическом завершении уже не тело содержит в себе душу, но «пневматическая» душа содержит в себе тело и есть pneuma sarcophoron — «дух–плотоносец».
Сочинения Макария в еще большей степени, чем мистические труды каппадокийцев, способствовали интеграции в церковное русло мессалианской харизматики, оторванной от своих корней. Она соединилась с евагрианоким течением, чтобы вылиться затем в уравновешенный спиритуализм конца античности, в «соединение ума и сердца», позволяющее воссоздать «сердце–ум» как истинное местопребывание Бога.
МАКСИМ ИСПОВЕДНИК (580–662)
Максим осуществил на Востоке, но в тесном единстве с латинским Западом, синтез святоотеческой эпохи. Он сумел гармонично сочетать восточное представление о единстве Христа и западное представление о Его двойственности. VI Вселенский собор, признавший наличие во Христе не только Божественной, но и человеческой воли, — плод его размышлений, его молитвы, его мученического свидетельства.
Опубликованное в 1973 г. сирийское житие Максима побуждает нас к исправлению данных более поздней агиографии. Он родился не в столице и не в знатном семействе, а в Палестине, в голанской деревушке. Оставшись в 9 лет сиротой, был отдан в один из палестинских монастырей, очагов оригенизма, где глубоко проникся традициями Евагрия. В 614 г. он бежал от персидского нашествия и возобновил монашескую жизнь в Хрисополисе, недалеко от столицы. Но в 626 г. персы угрожают самому Константинополю. Подобно множеству беженцев, Максиму пришлось скитаться по всему Средиземноморью, пока он не осел окончательно в Карфагене. Здесь он сделался духовным сыном Софрония, знаменитого палестинского монаха, в будущем — патриарха Иерусалимского во время захвата города мусульманами. Среди этой безмерной трагедии, настоящего апокалипсиса внутри истории, евагрианская невозмутимость и ареопагитское возвращение всех вещей к Богу более не соответствовали действительности. Софроний познакомил Максима с духовностью Макария, учившего об обращении отчаяния в доверчивую надежду, о первенстве любви. «Кенозис» Бога и соответствующий кенозис христианина осмысляются в духовных трактатах Максима, большая часть которых написана в Карфагене.
