Ваша жена боится, что увидит, как вы смеётесь с какой-то другой женщиной; теперь она полагает, что вы не будете смеяться с ней, – так много смеха истрачено. Есть лишь определённое количество либидо, определённое количество смеха. Вы улыбались, столько улыбок потрачено зря, – теперь с ней вы не будете улыбаться. Всё это предельная глупость. На самом деле, если ваш муж улыбался с другими людьми, более вероятно, что он будет улыбаться и с вами, поскольку он попрактиковался в улыбке. Если он остаётся замкнутым для любого другого человека, с которым он сталкивается, кроме вас, он практикуется в замкнутости и, поэтому, он замкнут, когда приходит к вам. Это становится привычкой, неулыбчивость становится привычкой. Если он не может любить кого-нибудь ещё, кроме вас, то целый день он старается быть нелюбящим, запомните это. Он идёт в офис, он не любит свои коллег. Он идёт со своими друзьями, он не любит своих друзей. Он идёт в клуб, он не любит людей из клуба. Он практикуется в нелюбви. Затем он приходит домой, полный этой практики, этой культивированной нелюбви, и он смотрит на вас. Как он может любить вас? Он забыл, что означает любовь, он продолжает не любить по привычке. Мало-помалу привычка становится второй натурой.
Вы видите, что люди такие нелюбящие: причина этого в том, что они все решили, что любовь в дефиците; её нельзя всё время раздавать всем и каждому, Но я говорю вам из своего опыта: я давал любовь миллионам людей, и чем больше я давал, тем больше я её имел.
Запомните также следующее: любовь необязательно всегда означает сексуальность, любовь необязательно всегда означает чувственность. Любовь многомерна. Это многогранное явление. Вы можете любить музыку, вы можете любить поэзию. Но знаете ли вы, что случается и так: если ваша жена находит, что вы слишком влюблены в музыку, то она начинает ревновать вас к музыке? Она может сломать вашу гитару, она может выбросить её; гитара представляется соперницей. Когда вы берёте гитару, вы касаетесь её, как если бы она была вашей возлюбленной. И, естественно, когда вы любите музыку и свою гитару, то гитара становится не просто инструментом. Она не просто механическая, она приобретает лицо, она имеет жизнь. Вы смотрите на неё глазами, полными любви, вы касаетесь её руками, полными любви. Вы держите вашу гитару близко к сердцу. Она живая! Любовь всё делает живым; всё, чего она касается, она делает живым. Нелюбовь всё делает мёртвым; всё, чего она касается, она делает мёртвым.
Если вы живёте в нелюбви, вы живёте в мёртвом мире. Если вы живёте в любви, вы живёте в живом мире.
Но жена будет чувствовать ревность. Вы не заботитесь о своей жене, – будет думать она, – так любовно, как о своей гитаре. Вы никогда не играли так любовно на теле своей жены, как играете на своей гитаре; она ведь тоже несёт в себе музыку. И теперь она начинает ревновать. Она думает: «Эта гитара – соперница. Эта гитара должна уйти».
Если вы читаете прекрасную книгу и погружены в неё, а жена шумно требует внимания к себе, она выбросит вашу книгу. Она скажет: «Это уже слишком! Я здесь, а ты читаешь?» Даже любовь к книге может возбудить ревность. Если жена художник, то муж чувствует ревность; он приходит домой и видит свою жену рисующей.
Но явление в целом зависит от одной идеи – очень неправильно укоренившейся, глубоко укоренившейся, но абсолютно неправильной идеи, – что любовь находится в дефиците. Берегите, берегите её только для тех, кого любите, потому что её у вас так немного.
У вас её не так немного. У вас столько любви, сколько вы можете дать. Давая, вы имеете её. Вы не можете накопить любовь. Тот, кто копит любовь, не будет иметь ничего. Тот, кто накапливает, обнаружит, что у него нет любви. Если любовь стараются запасти впрок, она умирает. Она живёт только тогда, когда её раздают, она живёт в сообществе. Она живёт, когда движется от одного человека к другому, тогда она собирает всё больше и больше энергии. И чем больше её течёт от вас, тем более способными становитесь вы проводить её течение. Вы становитесь всё большим и большим каналом для Бога, текущего в мир.
Вы спрашиваете: «Можно ли любить более чем одного человека?»
Запомните, если вы любите только одного человека, то вы не так далеки от того, чтобы стать монахом, – так что один человек должен быть отброшен. Шаг, один шаг, и владелец дома становится монахом. И когда вы имеете не так много любви, зачем отдавать её даже одному человеку? Почему бы не сохранить её для себя? Логика та же самая. Если вы идёте к логическому выводу, то монах представляется правильным человеком. Зачем заботиться о жене, или о друге, или о муже? Зачем? Почему бы не пойти на гору Атос в католический монастырь, или в индуистский монастырь, и исчезнуть за горой и хранить любовь для себя? Но как вы думаете, есть ли у монаха какая-нибудь любовь?
Почему в религиях вырастает эта идея: что вы должны исчезнуть из мира? По той же концепции дефицита: если вы отдаёте любовь миру, людям, как вы будете давать её Богу? Та же идея: если вы даёте её своей жене, то как вы будете давать её вашему Богу? Поэтому исчезни из мира. Не давай её своей жене, не давай её своим детям, в противном случае её будет у тебя так немного. Собирай всю свою любовь и беги в монастырь и отдай её всю Богу.
Это глупо. Вы не будете способны отдать, поскольку единственный способ отдать её Богу – это отдать её миру. Бог прячется здесь. Бог не живёт спрятанным там, в монастыре. Он распределён по всему существованию, в скалах, в реках, в горах. Отдавайте! Учитесь отдавать, и в вас откроется так много новых источников.
Я согласен с Анатолем Франсом, который сказал: «Из всех извращений целомудрие самое странное». Целомудрие – это род скупости: не дать любовь никому. И когда у вас есть всё, люди думают, что вы целомудренный; а вы таковым не являетесь. Вы просто отравленный.
Целомудрие вырастает из любви, от отдачи любви. Целомудренный человек – это тот, кто всё время истекает любовью без всяких условий. Целомудренный человек – это тот, чья любовь не является более связью, но состоянием его существования. Даже когда спит, он вибрирует от любви. Вся его жизнь, всё в его жизни наполнено любовью. Он переполнен любовью. Этот человек целомудренный. Бесконечность любви приносит целомудрие.
Но старая концепция заключается в том, что если вы запрещаете всякое движение любви из своего сердца, то вы становитесь целомудренным. Вы не будете целомудренным, вы будете просто мёртвым. Вы будете просто невротиком, вы будете извращенцем.
Последний вопрос:
Бхагаван, меня путает до смерти, когда вы говорите об отборе правильных людей.
Шила, в этом и есть цель, – напутать вас до смерти.
Говоря по правде, для меня все люди правильные. Я никогда не встречался с неправильным человеком. У меня нет никаких суждений. Как я могу решить, кто правильный, а кто неправильный? Кто я, чтобы решать, кто правильный, а кто неправильный? У меня сознание без каких-либо суждений. Так что, когда я говорю о выборе правильных людей, это как раз для того, чтобы напугать вас. Это инструмент.
Это поможет сделать вас более бдительными.
Я пугал вас много раз, потому что это единственный способ помочь вам стать более сознательными. Только от страха вы становитесь немного менее спящими. Когда я просто положу обнажённый меч на вашу грудь, тогда вы откроете глаза и скажете: «В чём дело?» Иначе вы крепко спите и похрапываете.
И Шила – одна из самых спящих. Даже здесь она продолжает спать. Одно только хорошо в ней: она не храпит, а храпеть нехорошо – это не даёт другим людям спать!
6. Иисус Христос, я промахнулся!
7 марта 1978 г.
Первый вопрос:
На самом деле нет никакого эго, нет никакого «я», нет никакого атмана. Вы говорите, что вы не человек, но присутствие, что вы зеркало. Когда снаружи облачно, вы облачны. Вы отражаете всё.
Вы говорите также, что каждый уникален. Как уникальность может быть найдена в зеркале? Уникальность предполагает отдельность, индивидуальность. Просветление – это гармония, согласие, объединение. Я знаю, что уникальность должна быть таковой и в просветлении, потому что я не могу представить Христа или Будду, ведущими свой ашрам точно так же, как это делаете вы, будь они живы и все вы трое занимались бы этим делом. Зная это, я всё ещё не могу донять этот парадокс. Он глубоко озадачивает меня. Пожалуйста, прокомментируйте.
Шарда, если вы хотите остаться уникальным, избегайте просветления.
Каждый уникален, но не Будда, не Христос, не Кришна, не я. Для того, чтобы быть уникальным, вы прежде всего должны быть. Будда – это один из тех, кто исчез. Будда – это один из тех, кого больше нет здесь; как он может быть уникальным? Это невозможно.
Просветление является одним и тем же, у него один и тот же вкус. Всякий раз, когда оно случается, – это та же самая истина. В просветлении нет уникальности; оно не может иметь её, оно не может себе позволить её. Болезнь может быть уникальной, здоровье нет. Здоровье – это просто здоровье. Вы можете иметь своё собственное конкретное заболевание, своё собственное течение болезни; другой может иметь своё течение. В мире есть миллионы болезней, – можно выбирать, – но здоровье просто одно. В мире нет миллиона здоровий. В тот момент, когда вы начинаете отбрасывать свои болезни, вы начинаете отбрасывать и вашу уникальность. Действительно здоровый человек не имеет уникальности в своём здоровье. Как он может иметь её? Он здоров.
