В Дартмуском колледже в 1963 году я имел счастье учиться у мудрого старого профессора, доктора Вэнь Сит Чжана, который, читая лекции о Будде и о китайских классиках, сидел на столе, скрестив ноги. Вдохновлённый им, я прошёл специализацию в области азиатской культуры и по окончании немедленно отправился в Азию (с помощью Корпуса Мира), чтобы в каком-нибудь буддийском монастыре найти учение и получить посвящение. Я начал практику; когда в конце концов я получил посвящение и удалился для уединённой практики в тайский лесной монастырь Ват Ба Пон, которым руководил молодой, но впоследствии достигший широкой известности мастер ачаан Ча, я был удивлён. Не ожидая, чтобы монахи непременно левитировали, как они делали это в историях Т. Лобсанга Рампы, я всё же надеялся на особые состояния восторга, на необыкновенные переживания. Но не это предложил мне мой учитель в первую очередь. Он представил особый образ жизни, путь пробуждения в течение всей жизни, внимание, отречение и самоотверженность. Он предложил счастье, которое не зависело от каких-либо изменчивых условий этого мира, а исходило из собственного трудного и сознательного внутреннего преображения. Вступив в монастырь, я надеялся оставить позади боль своей жизни в семье и трудности этого мира, но, конечно, они последовали за мной. Мне потребовалось много лет, чтобы уяснить себе, что эти трудности были частью моей практики.
Мне достаточно повезло в том, что я нашёл мудрые наставления и прошёл древнее традиционное обучение, которое всё ещё предлагается в лучших монастырях. Это обстоятельство повлекло за собой жизнь великой простоты, когда практикующий владеет лишь немногим более, чем одеждой и чашей для подаяния; мне ежедневно приходилось шагать по пять миль, чтобы собирать подаяние для единственного приёма пищи, происходившего в полдень. Я провёл долгие периоды медитации согласно традиционным практическим методам – я сидел целые ночи в лесу, наблюдая, как горят тела на площадке для сожжения трупов; я прошёл курс безмолвного уединения в одной комнате в течение года, когда я сидел и шагал по двадцать часов в сутки. Мне были предложены превосходные учения в крупных монастырях, руководимых Махасисаядо, Асабха-саядо и ачааном Буддхадасой. В эти периоды практики я усвоил чудесные знания – и вечно благодарен этим учителям. Однако интенсивная медитация в экзотическом окружении оказалась всего лишь началом практики. С того времени у меня возникали невыразимые переживания в медитациях во вполне обычных местах; они появлялись просто в результате самозабвенной систематической тренировки. Во время моей ранней подготовки я не знал, что мне предстоит в будущем, – и покинул Азию, всё ещё оставаясь сильным идеалистом, ожидая, чтобы особые переживания в медитациях, найденные мной во время практики, разрешили все мои проблемы.
В течение следующих лет я возвращался для дальнейшего обучения в монастыри Таиланда, Индии и Шри-Ланки; затем я учился у некоторых известных тибетских лам, мастеров дзэн и индуистских гуру. За девятнадцать лет учительства я имел счастье сотрудничать со многими другими западными учителями буддизма в целях создания в Америке условий для практики медитации прозрения – буддийской практики внимательности. Я осуществлял руководство периодами изолированной практики, продолжавшимися от одного дня до трёх месяцев, я работал совместно со многими центрами – христианскими, буддийскими, трансперсональными и другими. В 1976 году я получил степень доктора философии в клинической психологии и с тех пор всё время работал как психотерапевт и учитель буддизма. И вот, в течение всех этих лет я старался ответить на вопрос: как могу я жить, погрузившись в свою духовную практику, как могу привести её к расцвету в каждый день жизни?
С самого начала учительства я увидел, как много других учеников подходят к духовной практике с ошибочным пониманием, сколь многие из них надеются воспользоваться ею для того, чтобы ускользнуть от своей жизни, сколь многие пользовались её идеалами и языком как способом избавиться от боли и страданий человеческого существования, как пытался поступать и я, сколь многие входили в храмы, в церкви и монастыри в поисках этих особых результатов.
В противоположность тому, что мы обычно думаем о своих духовных переживаниях, моя собственная практика оказалась странствием сверху вниз. Все эти годы я обнаруживал, что работаю, прокладывая себе путь по чакрам, т. е. центрам духовной энергии, вниз, а не вверх. Первые десять лет моей систематической духовной практики происходили, прежде всего, посредством ума. Я учился, читал, затем медитировал и жил как монах, всегда пользуясь силой ума, чтобы приобрести понимание. Я развил сосредоточенность и самадхи (глубокие уровни душевной поглощённости); ко мне приходили многообразные прозрения. У меня были видения, откровения и различные глубокие пробуждения. По мере того, как развивалась моя практика, весь способ понимания себя в этом мире оказался у меня перевёрнут с ног на голову, и я увидел вещи по-новому, с большей мудростью.
Я подумал, что это прозрение было главным пунктом практики, и чувствовал удовлетворение своим новым пониманием.
Но увы, когда я вернулся монахом в Соединённые Штаты, всё это распалось. В течение нескольких недель после посещения центра Элизабет Арден я снял монашеское одеяние, поступил в аспирантуру, нашёл работу водителя такси, а по ночам работал в психиатрической больнице Бостона. Я также вступил в интимные взаимоотношения. Хотя я вернулся из монастыря с ясным умом, широкими взглядами и возвышенными чувствами, очень скоро в своих взаимоотношениях с людьми в общежитии, где я жил, и в аспирантуре я обнаружил, что медитация оказала мне весьма малую помощь в моём общении с окружающими. Я всё ещё оставался эмоционально незрелым, действуя исходя из тех же самых болезненных стереотипов порицания и страха, приятия и неприятия, которые существовали у меня до буддийского обучения; только весь ужас теперь был в том, что я начал видеть эти стереотипы с большей ясностью. Я мог распространять медитацию любящей доброты на целую тысячу существ, живущих где-то в другом месте, но испытывал чрезвычайные трудности в близких взаимоотношениях с одним человеком здесь и сейчас. В медитации я применял силу ума, чтобы подавить болезненные чувства, но чересчур часто даже не признавал тот факт, что сержусь, печалюсь, грущу или испытываю разочарование; это происходит лишь спустя долгое время. Корни моих несчастий во взаимоотношениях не подверглись рассмотрению. Я обладал лишь очень небольшим уменьем справляться со своими чувствами, действовать на эмоциональном уровне или проявлять житейскую мудрость с друзьями и любимыми людьми.
Мне пришлось переместить всю свою практику вниз по чакрам от ума к сердцу. Я начал длительный и трудный процесс использования своих эмоций, внесения осознания и понимания в структуры своих взаимоотношений; я начал учиться тому, как почувствовать свои чувства, что делать с мощными силами человеческих связей. Я делал это с помощью групповой и индивидуальной терапии, с помощью медитаций, центрированных на сердце, с помощью методик трансперсональной психологии и целой серии взаимоотношений, как удачных, так и бедственных. Я делал это, пересматривая историю возникновения своей семьи и её раннего периода; я вносил это понимание в свои нынешние взаимоотношения. В конечном счёте это сначала приводило меня к трудным взаимоотношениям; но сейчас они превратились в счастливый брак с женой Лианой; на свет появилась прелестная дочь Кэролайн. Постепенно я пришёл к пониманию того факта, что работа сердца оказалась полностью интегрированной частью моей духовной практики.
После десяти лет сосредоточенности на эмоциональной работе и на развитии сердца я понял, что ранее относился к своему телу с пренебрежением; подобно эмоциям, в мою раннюю духовную практику тело было включено лишь поверхностно. Я научился вполне осознавать дыхание и работать с болями и телесными ощущениями; но в большинстве случаев я пользовался телом, как им мог бы пользоваться атлет. Я был одарён судьбой здоровьем и силой, достаточными для того, чтобы взбираться на горы или сидеть на берегу Ганги, подобно йогину, преодолевая жгучую боль и не двигаясь в течение десяти или двадцати часов; я мог есть раз в день, подобно монаху, ходить босиком на далёкие расстояния; но тут я открыл, что пользовался своим телом, а не жил в нём. Оно было орудием, и его нужно было питать и двигать, чтобы осуществлять свою эмоциональную, душевную и духовную жизнь.
Когда я с большей полнотой вновь поселился в своих эмоциях, я отметил, что тело также требует любящего внимания к себе, что до сих пор я видел его, понимал и даже чувствовал с недостаточной любовью и недостаточным состраданием; мне пришлось двигаться по чакрам ещё ниже. Я уяснил, что если мне нужно вести духовную жизнь, необходимо быть способным воплощать её в любом действии: в том, как я стою и как хожу, в том, как я дышу, в той тщательности, с какой я ем. В эту духовную жизнь должны быть включены все виды моей деятельности. Жизнь в этом драгоценном животном теле на этой земле – такая же большая часть духовной жизни как и всё другое. В начале повторного вселения в своё тело я открыл новые области страха и боли, которые отделяли меня от моего истинного «я», – точно так же, как раньше я находил новые области страха и боли при раскрытии своих ума и сердца.
