Здесь меня не волнует надежность или рациональность рыночного механизма — то, что экономисты называют «невидимой рукой». Это обсуждалось тысячу раз, но ни разу — с пониманием того, что четыре выше описанные категории по сути несопоставимы. Например, понятие «издержек» принципиально различно для возобновимых и невозобновимых сырьевых товаров, а также для промышленных товаров и услуг. Однако этот факт так и остался незамеченным, и в экономической теории его никогда серьезно не рассматривали. Не вдаваясь в дальнейшие подробности, можно сказать, что экономическая теория в ее современном виде полностью применима только к промышленным товарам (категория 3), но не понимая принципиальных качественных различий между четырьмя категориями, экономисты применяют ее без разбора ко всем товарам и услугам.
Эти различия можно назвать метаэкономическими: в них необходимо тщательно разобраться прежде, чем приступать к экономическому анализу. Еще важнее увидеть и понять природу «товаров», которые никогда не появляются на рынке, ибо не могут (или до сих пор не могли) находиться в частном владении, но тем не менее являются необходимым условием для любой человеческой деятельности — таких как воздух, вода, почва, да и вся окружающая нас живая природа.
До самого недавнего времени экономисты более или менее обоснованно чувствовали себя вправе рассматривать всю окружающую среду, в которой протекает хозяйственная деятельность, как данность, вечную и нерушимую. В их профессиональные обязанности не входило изучение воздействия хозяйственной деятельности на природу. Да и мало кто из экономистов в этом хорошо разбирается. Между тем, наблюдаемое сегодня ухудшение качества окружающей среды и разрушение живой природы заставляют нас пересмотреть предмет и метод экономической теории.
Экономические знания слишком узки и отрывочны, и могут привести к правильным выводам только в сочетании с знанием метаэкономики.
Когда средства ставят выше цели — а именно таков подход современных экономистов, что подтверждают и высказывания Кейнса — возникают серьезные проблемы: человек теряет свободу и способность выбирать нужные ему цели; совершенствование средств предопределяет выбор целей. Сразу приходят на ум такие примеры, как стремление к созданию сверхзвуковых пассажирских самолетов и грандиозные усилия, связанные с полетом человека на луну. Постановка этих задач была обусловлена не осознанием истинных потребностей и стремлений человека, которым и должна служить техника, но появлением необходимых технических средств.
Как мы видели, экономическая теория «подчиняется» тому, что я назвал метаэкономикой. По мере изменения метаэкономики меняется и содержание экономической теории. В следующей главе мы рассмотрим, что произойдет с экономическими законами и понятиями «экономичного» и «неэкономичного», если на место западной материалистической метаэкономики поставить учение буддизма. Выбор для этой цели именно буддизма несуществен: вместо него мы могли бы взять учения христианства, ислама, иудаизма или других великих религий Востока.
Глава 4. Буддийская экономика
«Правильный образ жизни» — одно из требований к последователям Благородного Восьмеричного Пути Будды. А правильный образ жизни, среди прочего, предполагает умение правильно обустроить свое хозяйство и обеспечить себя всем необходимым. Тогда, очевидно, должна существовать и «буддийская» экономика.
Страны, исповедующие буддизм, не скрывают желания оставаться верными своему наследию. Так, например, бирманцы заявляют: «Современная Бирма не видит противоречия между религиозными ценностями и экономическим прогрессом. Духовная чистота и материальное благополучие вовсе не исключают, а, скорее, дополняют друг друга»[5]. Или: «Мы в состоянии успешно сочетать религиозные и духовные ценности нашего наследия с преимуществами современных технологий»[6]. Или еще: «Наш священный долг привести наши устремления в соответствие с верой. И мы его выполним» [7].
Несмотря на эти заявления, буддийские страны считают, что планирование экономического развития должно основываться на законах западной экономической теории. Они приглашают в качестве советников именитых экономистов из «развитых» стран, чтобы те давали советы и составляли долгосрочные программы развития, типа Пятилеток. Похоже, всем невдомек, что своеобразный образ жизни в буддийских странах требует соответствующей ему «буддийской» экономики, точно так же, как западному материалистичному образу мышления и жизни необходима им под стать экономическая наука.
Экономисты же, как и многие другие специалисты, частенько страдают чем-то вроде метафизической[8] слепоты. Они почему-то уверены, что экономика — это наука абсолютных и вечных истин, что она не основана на допущениях и предположениях. А некоторые даже верят в то, что законы экономики — как и закон всемирного тяготения — не зависят от всякой «метафизики» и «ценностей». Мы не станем вступать в дебаты по поводу научных методов. Вместо этого, давайте возьмем несколько основных экономических понятий и рассмотрим их с точки зрения западного и буддийского экономиста.
Бесспорно, труд — основной источник богатства. Между тем, западный экономист рассматривает «труд», или работу, как неизбежное зло. Для работодателя это просто одна из статей в графе «затраты», следовательно чем меньше расходы на оплату труда, тем лучше (если уж избавиться от них невозможно, например, с помощью автоматизации производства). С точки зрения рабочего, труд — это досадное неудобство, ведь работать — значит жертвовать своим комфортом и досугом. Заработная плата служит как бы компенсацией этой жертвы. Получается, что работодателю в идеале хотелось бы наладить полностью автоматизированное производство, в то время как мечта каждого работника — получать доход без всяких усилий.
Такой подход, как в теории, так и на практике имеет далеко идущие последствия. Если мы мечтаем о том, что в один прекрасный день необходимость в труде исчезнет, то любой способ сократить трудовые затраты, безусловно, воспринимается как великое благо. Самый эффективный метод, после автоматизации, — это так называемое разделение труда, и классическим примером здесь служит небезызвестная булавочная фабрика, воспетая Адамом Смитом в «Богатстве народов»[9]. В трактате Смита речь идет не о привычной специализации, известной человеку с незапамятных времен, а о разделении любого завершенного процесса производства на множество примитивных операций. В результате разделения труда конечный продукт производится с огромной скоростью, в то время как вклад отдельно взятого рабочего — незначителен и в большинстве случаев сводится к простейшему движению рук, не требующему никакой квалификации.
С точки зрения буддизма, назначение труда, по крайней мере, трояко. Во-первых, труд предоставляет человеку возможность использовать и развивать свои способности. Во-вторых, труд помогает ему преодолеть свой эгоизм через работу над общей задачей совместно с другими людьми. В-третьих, труд решает задачу производства необходимых для достойной жизни товаров и услуг. Как и в случае с западной экономикой, последствия буддийского подхода также всеобъемлющи. Если работодатель организовал труд таким образом, что он становится бессмысленным, скучным, никчемным или раздражающим, он чуть ли не совершает преступление. Его действия означают, что он больше печется о производстве материальных благ, чем о людях, а значит, он черств и его душа погрязла в пагубной привязанности к самой примитивной стороне бытия. Точно так же стремление как можно больше отдыхать и как можно меньше работать означает полное непонимание одной из важнейших основ человеческого бытия: работа и отдых — две взаимодополняющие стороны одного жизненного процесса. Отделить их друг от друга — значит пожертвовать радостью работы и блаженством отдыха.
Таким образом, с точки зрения буддийского экономиста существует четкое различие между двумя способами механизации. Первый умножает силу и способности человека, а второй заменяет человеческий труд машинным и превращает работника в слугу бесчувственной механической махины. Как же отличить один способ от другого? Вот как на это отвечает Ананда Кумарасвами, человек, компетентный в делах как современного Запада, так и древнего Востока:
Попросите любого ремесленника объяснить вам разницу между машиной и инструментом. Он без колебаний скажет, что, к примеру, рама для плетения ковров — это инструмент, приспособление, удерживающее нити в горизонтальном положении, пока пальцы Мастера вплетают ворс. Однако, механический станок для производства ковров — это машина. Машина делает за человека именно его, человека, работу, и тем самым разрушает культуру[10].
