Что же касается стоящей передо мной задачи, то она — в том, чтобы со страстью стремиться к жизни, но не держаться за результаты. Страстная безмятежность. Страстная безмятежность. Как это точно!
По большей части это была та самая рубка дров и таскание воды — работа, которую Трейя делала с хладнокровным рвением. Мы позволили себе погрузиться в мелочи и заботы повседневной жизни, которая теперь проходила под знаком невероятно строгих требований программы Келли — Гонзалеса. И стали ждать результатов тестов, от которых зависело наше будущее.
Боулдер, июль 1988 года
Дорогие друзья!
Вот уже несколько недель, как мы вернулись из Германии, и теперь от души наслаждаемся переменчивой погодой Скалистых гор, проказами наших собак и тем, что родные и близкие рядом с нами.
Разумеется, сейчас моя основная цель — лечиться, насколько это возможно. Моя лечебная программа — смесь метаболической экологической программы Келли (биодобавки, энзимы поджелудочной железы, диета, разнообразные методы очистки организма) с медитацией, визуализацией и чтением духовной литературы, а также акупунктура со специалистом из Тайваня (принадлежащим к школе, чей девиз «Если это не больно, то не поможет», — мы нашли его по рекомендации Майкла Броффмана (живущий в Сан-Франциско специалист по китайской и американской медицине); глубокомысленные консультации у местного онколога; физкультура и как можно больше прогулок на свежем воздухе. Я начала искать местного психолога и немного возобновила занятия йогой.
Распорядок дня диктуется моей программой лечения. Кен встает в пять утра и несколько часов медитирует, перед тем как впрячься в свои ежедневные обязанности «няньки»[131] — уборка, стирка, хождение по магазинам и приготовление овощных соков в огромных количествах! Я сплю как можно дольше, обычно до половины десятого или до десяти (по-моему, я никогда не ложилась спать раньше полуночи). Потом начинаю утренние процедуры, по большей своей части продиктованные программой Келли. К тому моменту, когда я окончательно просыпаюсь, уже принимаю две из семи ежедневных доз энзимов поджелудочной железы (шесть капсул) — одну в полчетвертого, вторую — около семи утра. Встав, тут же принимаю диабетические лекарства и тироиды. После этого мне надо немедленно позавтракать, ведь иначе я собью режим приема следующих порций энзимов и пищевых биодобавок (примерно по тридцать таблеток на каждый прием пищи) на оставшийся день. Я начинаю со смеси из четырнадцати разных злаков (измельченных накануне вечером и на ночь замоченных в воде), а Кен, как правило, варит мне одно-два яйца, чтобы было чем закусить огромную кучу биодобавок. Тем временем делаю кофе для утренней кофейной клизмы, чтобы он остыл, пока я ем; еще мне можно выпить одну чашку кофе в день, потому что это может быть полезно при моем метаболическом типе. Должна признаться ее я жду не дождусь…
Пока я ем, смакую свой кофе и любуюсь в окно на лесистую долину внизу, я читаю — в последнее время «Отрицание смерти» («Denial of Death») Беккера[132], «Открытый ум, открытое сердце: Созерцательное измерение Евангелия» («Open Mind, Open Heart: The Contemplative Dimensions of Gospel») отца Томаса Китинга, «Рамана Махарши и путь самопознания» («Ramana Маharshi and the Path of Self-Knowledge») и «Учение Рамана Махарши» («The Teaching of Ramana Maharshi») Осборна. Я чувствую себя хорошо оттого, что мне постоянно напоминают великие духовные истины теперь, когда я постоянно сосредоточена на своем теле и его состоянии, постоянно пугаюсь вспышек в левом глазу или того, что онемела левая нога, когда вновь и вновь вынуждена отождествлять себя с ним, захваченная врасплох мощной, фундаментальной волей к жизни, которая поднимается откуда-то с клеточного уровня, когда снова и снова отождествляю свою Самость со своим эго, или телом. Коварная штука — тратить так много энергии на излечение, раздувать огонь жизни и свою волю к жизни и в то же время не хвататься все сильнее за жизнь и не отождествлять себя с этой эфемерной агломерацией клеток, от которой так сильно зависит то, что называется «я», чем бы оно ни было!
После чтения я немного занимаюсь йогой, а потом медитирую — попросту принося в дар Духу свое время и внимание, утверждая свою веру в то, что с трудом могу назвать или объяснить. Это помогает мне не попасться в вечно расставленную ловушку целенаправленного усилия.
Еще я думаю о том, что сказал Томас Китинг: «Основной акт воли — не усилие, а согласие… Пытаясь достигнуть чего-то усилием воли, ты придаешь силы своему фальшивому «я»… Но когда воля поднимается вверх по лестнице внутренней свободы, ее деятельность все больше и больше сводится к тому, чтобы действовать в согласии и единстве с Богом, с потоком божественной благодати». Обычно мне приходится вставлять «Дух» там, где он пишет «Бог», — послед-
нее слово слишком нагружено обертонами мужского, патриархального и оценочного начала, слишком уж ассоциируется с самостоятельным существом или фигурой родителя, в то время как «Дух» ощущается как всеохватное Единство или Пустота, таящаяся за формой, и мне удается представить себе, как я проникаюсь ею. Но мне нравится, что Китинг делает акцент не на усилии, а на приятии, смирении, открытости, которая предполагает собственную активность. Он говорит: «Усилие уничтожает саму основу способности принимать, которая так необходима для созерцательной молитвы. Способность принять не означает отсутствие деятельности. Это деятельность, но не усилие в общепринятом смысле слова… Это всего лишь установка на ожидание Великой Тайны. Ты не знаешь, в чем она состоит, но когда твоя вера чиста, ты уже не хочешь этого знать». Такая «бездеятельная деятельность» — иллюстрация к тому, что я называю страстной безмятежностью. Кен напомнил мне, что даосы называют это же «вей-ву-вей», что буквально означает «действие без действия» и часто переводится как «усилие без усилий».
Китинг советует использовать «деятельную молитву», в которой от пяти до девяти согласных, — что-то наподобие мантры. Та, что мне нравится (в его списке ее нет), — «Прими Существование Духа». Я замечаю, что слово «приятие» меня поражает, пробуждает, удивляет всякий раз, потому что я слишком легко и слишком часто поддаюсь искушению совершать усилия. А это слово заставляет сделать паузу, и волна спокойствия и смирения накатывает на меня во время этих пауз. Я по-прежнему несколько раз на дню прибегаю к мантре «Ом мани падме хум» [мантра Ченрези, Будды сострадания], но это очень хорошо, что сейчас у меня есть мантра на английском, которая каждый раз поражает меня и пробуждает мое сознание. Я продолжаю носить деревянные четки из монастыря Сноумасс[133] на левом запястье, и каждый раз, когда они за что-нибудь цепляются (а это происходит довольно часто), стараюсь сделать паузу, осторожно отцепить их, отметить волну раздражения, если она возникает, и повторить про себя: «Прими Существование Духа». Так возникают моменты спокойствия и открытости, которые мне так нравятся.
За медитацией следует кофейная клизма — общая очистка организма, которая освобождает печень и желчный пузырь от накопленных токсинов и шлаков. Это элемент многих альтернативных способов лечения от рака, в том числе программы Герсона, — такие кофейные клизмы используются без всякого вреда вот уже больше ста лет. Я интуитивно понимаю, что мне они приносят пользу. Помню, как несколько лет назад мой онколог успешно запугал меня ими, несмотря даже на то, что они смягчали многие болезненные последствия химиотерапии. Он с яростной убежденностью доказывал, что эти клизмы нарушают баланс электролитов. Только позже я поняла, что он, скорее всего, не очень много о них знал, а если что-то подобное и можно доказать, то только на пациентах, которым делали такие клизмы по двадцать раз в день!
Клизма занимает примерно тридцать минут, и все это время я занимаюсь визуализацией, а в качестве фона ставлю кассету, где Гоенка читает буддийский канон на пали[134]. В зависимости от того, как в этот день идут дела, я могу заниматься прямой визуализацией, направленной на конкретную цель, — представляю себе, как опухоли растворяются, умирают, исчезают. Если же я чувствую потребность быть открытой, задавать вопросы и изучать, то завожу разговор с опухолями, задаю им вопросы, проверяю, хотят ли они сказать мне что-нибудь.
В первом случае я представляю себе, как энзимы атакуют опухоли (делаю это по порядку: начинаю с опухолей в мозге, а потом перехожу к большой опухоли в легких). Визуализирую, как опухоль благодаря энзимам размягчается, как только они проникают в кровь, и больше всего — с правой нижней стороны. Я представляю себе клетки, которые поглощаются энзимами, и одновременно создаю картину того, как моя иммунная система помогает убить эти ослабленные клетки. Я вижу эти клетки уничтоженными изнутри, вижу, как увеличивается посередине область черного цвета, как раздувшиеся участки вокруг опадают, а иногда я вижу, как опухоль сама собой распадается, когда все больше и больше клеток в центре исчезает.
