— Тогда я не буду переводить. Я лучше пойду подметать улицы.
Видите, как работает ум? Он не готов слушать меня, он лучше пойдет подметать улицы. Иначе мне пришлось бы разрешить ему интерполировать, изменять, окрашивать мои слова в соответствии с его представлениями.
Все, что вы будете делать, все будет неправильно, потому что, когда я говорю, я говорю из тотально иной плоскости, и все, что вы будете делать, будет тотально иным, оно не будет принадлежать моей плоскости, оно не будет принадлежать моему измерению. Оно может выглядеть как учение, но я не ученый. Оно может выглядеть как знание, но я не являюсь знающим человеком.
Знающие люди идут своим путем. Они лишь добавят немного...
Например, я сказал, что Сараха является основателем тибетского буддизма. Ни один ученый не стал бы говорить об этом с такой уверенностью. Только сумасшедший может утверждать подобное, потому что нужно привести доказательства, нужно это обосновать. Придется сделать огромное приложение, в котором привести доказательства. Я никогда ничего не доказываю. Я никогда не даю вам источники, откуда... Я знаю лишь один источник — записи Акаши!
Поэтому, чтобы сделать текст более привлекательным, более легким для понимания, Сарджано чуть-чуть его изменил, совсем немного. Он написал, что «Сараху можно считать основателем тибетской тантры, тибетского буддизма». Можно считать. Это ученый подход, законный, но он уничтожает всю красоту моего высказывания. Он уничтожает уверенность, решительность, чеканность, когда слова бьют, словно молот. Молот, конечно, не слишком приятная штука!
Сарджано, это не спагетти! Он хороший повар и готовит прекрасные спагетти. Я ничего не знаю о спагетти, но я знаю, что Сараха — основатель тибетского буддизма. И я не собираюсь это доказывать, я не верю в доказательства, я просто знаю. Я знаю Сараху, мы давно дружим. Даже если историки докажут обратное, я не стану их слушать. Я не обращу на них никакого внимания, потому что я знаю Сараху.
На днях я прочитал прекрасное донесение, напечатанное протестантской церковью в Германии. Очередное донесение! Кажется, что человек, написавший донесение обо мне и о моей работе, пребывает в совершенном замешательстве. Такое впечатление, что он испытывает ко мне определенную симпатию. И теперь он сомневается. Он не может опровергнуть мои слова — он кажется человеком, обладающим восприимчивостью. Он не может сказать, что я абсолютно неправ, поэтому он выбрал средний путь. Он поддерживает меня во всем кроме того, что я говорю о Христе. О Христе он пишет так: «Все, что Ошо говорит, кажется привлекательным, но взято не из христианских источников».
Кого волнуют христианские источники? Сожгите их все! Мне интересен Христос, а не христианские источники. И я знаю Христа лично. Когда я говорю, что знаю Христа, или Будду, или Сараху лично, я имею в виду, что знаю это состояние существа. Я знаю, что Христос мог сказать только так, потому что, пребывая в состоянии самадхи, невозможно сказать иначе. Это нечто внутреннее, что не требует доказательств, это интуитивно. Моя уверенность возникает внутри меня. Сказал это Христос или нет, дело не в этом. Когда я цитирую Христа... Он говорит, что я цитирую Христа и даю прекрасные толкования его словам, но мои интерпретации совершенно чужды христианской теологии. Естественно, это не может быть иначе. Христос сам чужд христианской теологии, что я могу тут поделать?
Если Христос вернется, он не узнает христианских теологов. Он вообще не поймет, отчего они так суетятся. Он был простым человеком, и говорил он просто, прямо и непосредственно. А эти люди выстраивают вокруг его слов целую философию, целую науку. В течение двух тысяч лет они все ходят и ходят вокруг да около.
Тот человек, который написал статью, обладает ученой степенью и является самым сведущим экспертом в вопросах протестантской теологии во всей Германии, но то, как он написал это донесение... Он точно в меня влюбился! Несмотря на то, что он должен меня опровергать, он, тем не менее, во многом меня поддерживает. Конечно, ему приходится держаться за зарплату и за должность, иначе его немедленно вышвырнут из церкви, поэтому он и говорит, что все хорошо, кроме моих размышлений о Христе. И оправдывает это тем, что, по всей вероятности, они вышли не из христианских источников.
Но Христос никогда не выходил из христианских источников! В то время, когда жил Иисус, не было христианских источников. Он общался со странными людьми; они не были христианами. Он поддерживал связь с эссеями, они были великими мистиками. Он путешествовал по Азии, обошел всю Индию и Тибет, познакомился с восточным подходом.
В воздухе все еще витало присутствие Будды, Будда умер всего за пятьсот лет до этого. А Будда сказал: «Моя религия будет живой в течение пятисот лет». Она все еще была жива; догорали последние искорки. Христос, должно быть, ощутил ее тепло. Он должен был общаться с буддистскими мистиками.
Он отправился в Египет в поисках великих тайн. Именно поэтому в христианских источниках опущены многие годы его жизни. Впервые о нем упоминается, когда ему было двенадцать лет, а потом вдруг он появляется уже в возрасте тридцати. Что случилось с ним за это время? Между двенадцатью и тридцатью — долгий промежуток, а для жизни, которая длилась всего тридцать три года, это почти вся жизнь. Христианские летописи ничего не сообщают об этом времени, но есть еще другие источники.
В Ладакхе есть буддистские писания, которым две тысячи лет, повествующие о визите Иисуса Христа. И изображают они его более тщательно, потому что люди, писавшие эти тексты, сами были мистиками.
Но так всегда бывает. О невинности обычно повествуют знающие люди и разрушают ее — и все это происходит из самых добрых побуждений. Своими добрыми намерениями они наносят непоправимый вред. Они всегда поступают именно так.
Помните, я не призываю вас оставаться невежественными, я призываю вас освободиться и от невежества, и от знаний. Они ничем не отличаются — две стороны одной медали. Выбросите эту медаль и станьте невинными.
Второй вопрос:
Ошо,
Что такое амбиции? Жизнь без амбиций кажется пугающей. Это как начать всю жизнь с самого начала.
Амбиции — это величайший из существующих ядов. Он порождает все остальные яды: жадность, насилие, соперничество, борьбу, состояние непрекращающейся войны со всеми. Амбиции не оставляют любви никакого пространства для роста, а ваше существо цветет только с любовью. Амбиции противостоят любви. А все, что против любви, также и против вас, и против вашей истинной жизни, против вашего настоящего предназначения. Ничто так не убивает любовь, как амбиции.
Амбиции означают, что вы хотите быть выше всех. Амбиции вырастают из вашего комплекса неполноценности. Он порождает плачевное состояние, что и вызывает к жизни амбиции. Если у вас нет комплекса неполноценности, если он не переполняет вас, амбиции не могут владеть вами.
Каждый ребенок настолько уязвлен, что он начинает чувствовать свою глубокую ущербность: все намного выше него, поэтому нужно превзойти остальных, иначе он так и останется никем. Каждого ребенка учат, что в этом мире важно сделать себе имя, завоевать славу. Каждому ребенку внушают: «Ты живешь неправильно. Ты должен проявить себя, ты должен кем-то стать», — словно вы еще никто!
Вы рождаетесь со своим собственным ароматом, уникальными, со своей индивидуальностью. В мире нет никого подобного вам, никогда не было никого подобного вам и никогда не будет никого подобного вам. Это истина, но вам никто никогда ее не говорил. Вам внушали: «Ты должен стать кем-то», — словно вы ничто. Поэтому вам приходится становиться, вам приходится соперничать, чтобы кем-то стать. И, естественно, это порождает борьбу, потому что всех учили становиться кем-то, всех готовили к роли президента или премьер-министра. Но сколько человек может стать президентом или премьер-министром? Естественно, возникает борьба не на жизнь, а на смерть. Все против всех. Жизнь превращается в войну, непрерывную войну. В таком состоянии невозможно ощутить умиротворение, любовь, тишину, радость, празднование. Все пропало.
Джон Леннон, пребывая на творческом подъеме, сидел в одиночестве в своей комнате и перебирал струны гитары. Вдруг он увидел жука, торопливо бегущего по полу.
— Привет, жучок, — сказал Джон, — я назвал группу в твою честь.
Жук остановился, обернулся и спросил:
— Ты назвал группу «Эрик»?
Так его звали. Думаете, только люди соперничают? Даже жуки!
Это соперничество личностей становится соперничеством во многих планах, на многих уровнях. Общества соперничают друг с другом, нации соперничают между собой. Каждый стремится доказать: «Я выше тебя». И, естественно, никто не позволит, чтобы кто-то еще был выше — это задевает.
