Ознакомительная версия.
— А этот… Ну, должно быть, столичный суперинтендант. Суровый тип, особенно когда я опаздываю с рапортами, — прошептал комендант, поглядывая вновь на свой рабочий стол.
— Еще немного, — сказала я, — итак, каждый выдох приближает суперинтенданта к дверям пристава, и вот он уже стучит. Пристав открывает дверь — чистенький, жизнерадостный, умытый и одетый с иголочки — с тех самых пор, как вы освободили его от пьянства.
Утреннее солнце сияет ему в лицо, и суперинтендант приветствует его и с радушным рукопожатием протягивает ему письмо. Пристав распечатывает его и чуть не падает от радости и неожиданности, потому что…
— Потому что что? — встрял комендант, уже почуяв, что это может быть за письмо.
— Потому что это — официальное распоряжение из министерства, объявляющее его новым комендантом, главой этого самого участка, — закончила я радостно.
У коменданта вытянулось лицо:
— Да как же это… Чем же в таком случае буду заниматься я? — выпалил он.
— Да дело не в этом! — воскликнула я, — Или может быть как раз в этом-то все и дело! Понимаете? Вы даете ему то, что больше всего сделает его счастливым, даже если — или особенно если — это та самая вещь, которая делает счастливым вас. то самое, что вы бы приберегли для себя.
Комендант, похоже, слегка запутался:
— Что-то я не понимаю, — промолвил он, — как все это связано с исцелением моей спины?
— Это в прямую связано с исцелением вашей спины…, - я едва спохватилась, что бы не назвать его болваном, что Катрин иногда себе позволяла.
— Подумайте, комендант! Ваш эгоизм ни к чему вас не привел! Вечная озабоченность собой не помогла вам даже уберечь собственное здоровье!
Она пережимает ваши каналы, останавливает ветры, причиняет вам боль, делает вас несчастным, все более старит вас, и в конце концов заставит вас умереть — погруженного в озабоченность собой, защищающего эту самую никчемную ценность. Я раскрываю вам тайну! Я вручаю вам ключ! С ним вы все быстро исправите изнутри. Но вам придется отдавать и отдавать — и сдаваться!
Комендант вскинул брови и вытаращил глаза:
— Ну ладно, ладно! Уймитесь, девушка. А то, боюсь, пережмете себе канал.
Он был прав. Я проделала положенные десять вдохов и выдохов, успокоилась, и мы вместе произвели повышение пристава по службе, сидя в полной тишине. А потом, для закрепления изученного, мы отправились в дом к караульному и забрали из его сердца черное облако лени и апатии. Благодаря этому караульный стал столь сообразителен и энергичен, что суперинтендант, возвращаясь от пристава и наткнувшись на него, был настолько впечатлен, что немедленно забрал его в столицу своим протеже — по сути, проча его на свое место. Мы здорово повеселились; бесплатное легкое лекарство для внутренних ветров.
Глава 16. Мы неверно понимаем мир
Вторая неделя июня
Я уже как-то говорила Вам о законе йоги всей жизни — когда начинает происходить нечто очень важное и хорошее, могучие нехорошие силы тоже оказываются побеспокоены и пытаются помешать хорошему. Быть может, это как-то связано с тем, что начинают открываться каналы. А может быть, это дурные каналы противоборствуют, сражаясь за собственное существование.
Как раз в ту ночь, после нашей с комендантом первой атаки на эгоизм изнутри, ко мне под навес пришел пристав, когда я уже спала.
Вечный зарычал, и я немедленно проснулась. Стояла поздняя и ветреная ночь: приближались летние дожди. Однако, благодаря почти полной луне, я в мгновение ока смогла различить пристава. Его запах — запах выпивки — казалось, в первый же миг заполнил собой всю комнату.
Вечный уже было приготовился к прыжку, но я успела поймать конец веревки, за которую я его привязывала ради старухи хозяйки — от греха подальше.
— Не бойся, — раздался низкий смех пристава, — нечего бояться. Просто подумал, что мы могли бы поговорить и…, - его тень покачнулась в дверях, и он шагнул внутрь. В одной руке он держал глиняный кувшин, а другой шарил в темноте. Слишком поздно было урезонивать его.
Мы с Вечным повидали многое на своем веку. И у нас был особый знак на случай тревоги. Я выкрикивала слово «Вам!» на нашем с ним языке, после чего мы бросались наутек.
— Вечный! Вам! — выкрикнула я и вскочила с постели. Пристав неуклюже попытался схватить меня, но я увернулась, обрушив на него ткацкий станок, и бросилась к двери. Вечный проскочил у пристава между ног, волоча за собой веревку, и вот мы уже неслись под лунным светом, направляясь к околице.
Пока мы бежали, я думала. Мы никак не могли направляться в сторону тюрьмы и главной дороги-, слишком много людей, да и рассвет не так далек. Но продираться через поля, с другой стороны, было не на много лучше: я по опыту знала, что нас легко было бы выследить по утру.
И тут я вспомнила нечто, что говорила когда-то моя бабушка, о том, что лучше всего прятаться на самом видном месте. Так что я остановилась у моста, совсем неподалеку от дома моей хозяйки, и мы вдвоем забрались под него. Мы сможем оставаться здесь, два, а то и три дня, как раз в том месте, откуда начнутся поиски. А когда они все уйдут достаточно далеко по вымышленным следам, мы отправимся потихоньку в Варанаси. Мне придется оставить книгу и мои записки. Я знала, что Катрин бы согласилась с моим решением. Я запишу все, что смогу вспомнить, когда мы доберемся до Учителя.
Мы ждали, поначалу в напряжении, а потом ненадолго задремывая.
Через какое-то время я решила, что пристав, вероятно, отправился домой спать, допивая из кувшина. Я свернулась калачиком, сберегая тепло моего львенка все грудью, забравшись как можно глубже под мост.
Что-то разбудило меня, словно предчувствие. Я выглянула с той стороны, где встречалась тень от моста и лунный свет. И там, в молочном сиянии, я увидела крошечный серебристый завиток — белесый, свернутый змеей. Какое-то время я разглядывала его, пока не поняла, что это: другой конец веревки Вечного.
Я начала втягивать ее, но тут сверху со скоростью молнии показалась рука. Веревка натянулась струной, и тельце Вечного было вырвано у меня из рук и втянуто на мост. Я мигом выкатилась в темноту.
Я слышала, как Вечный хрипит, болтаясь в воздухе.
— Я убью его, — проговорил пристав.
— Я знаю.
— Ты сейчас же пойдешь со мной, назад в тюрьму. Обещай.
— Обещаю. Отпустите его.
И он бросает Вечного в грязь, дрожащего и захлебывающегося. Я спускаюсь за ним, вся дрожа, пытаясь развязать веревку на его шее. И он поднимает на меня взгляд беспомощных глаз, и я беру его на руки, как ребенка, и мы следуем за страшным приставом обратно в тюрьму. Рано утром пристав ушёл. Через час он вернулся со старухой и, дождавшись коменданта, повёл её в кабинет. Никто даже не взглянул в мою сторону. Потом женщина отправилась восвояси, а комендант вызвал меня к себе.
— Тебя же предупреждали… — вздохнул он, выпроводив пристава и закрыв за ним дверь. — Я ведь ясно сказал — о побеге и не мечтай.
— Это был не побег, господин. Я убежала, потому что…
— Не побег, но убежала?
— Всё было не так, господин. Просто пристав… он был пьян. Он вошёл ко мне, когда я спала, и…
— Хватит! — сердито прервал он. — Я слышал совсем другое. Есть свидетели.
— Свидетели?
— Старуха видела, как ты убегала. Она сообщила приставу, и ему, к счастью, удалось поймать тебя, прежде чем… до того, как это сделал бы кто-то другой. Ты должна быть ему благодарна.
— Всё было не так, — тихо, но уверенно повторила я. Мной овладело странное спокойствие. — Они оба лгут.
Комендант нахмурился, пристально глядя мне в лицо, но правда была на моей стороне. Он опустил глаза.
— Разберёмся. Но пока у меня нет оснований не верить королевскому приставу и почтенной жительнице города. Поэтому… — Он грустно посмотрел в потолок, потом снова на меня. — Короче, я должен тебе объявить, что ты признана виновной в нарушении законов королевства, касающихся бегства из-под стражи, и поэтому будешь содержаться в тюрьме как преступница — столько, сколько потребуется.
Я была готова объяснять, возражать, возмущаться… Будь проклят этот дурацкий городишко с его тупыми полицейскими! Но спокойствие вновь разлилось в моей душе, и я промолчала. Всё иначе, чем кажется.
Истинная причина глубже. Пришло время применить йогу на практике — так, как учил меня мой наставник.
— Понятно, — сухо произнесла я. — Преступница, заключённая в тюрьму.
Насколько потребуется — наверное, очень надолго. Ну что ж…
Комендант с удивлением поднял брови.
— Похоже, ты не слишком-то беспокоишься.
— Беспокоюсь, — пожала я плечами. — Но не расстраиваюсь.
— Почему?
— Потому что это не изменит того, что происходит. Но кое-что другое — может. Значит, мне придётся кое-что сделать, чтобы его изменить.
Ознакомительная версия.
