Затем настало время вопросов. Один студент спросил Свами с вызовом:
Вот вы европеец. Почему же вы выбрали для себя чужую религию?
Я не помню первую часть ответа, так как был занят планированием следующей лекции. Но потом я стал невольно прислушиваться. Атмосфера в зале изменилась. Он объяснял студентам, что подлинная духовность не имеет ничего общего с географическим положением, и привел в пример солнце. То, что солнце в данный момент находится над Индией или Германией, не делает его индийским или германским. Так же неправильно соотносить с этими географическими понятиями такие объекты, как «душа», «Бог» или «духовное знание». Мудрый человек не обращает внимания на такие географические определения и пользуется духовным знанием, как светом солнца, которое может находиться в любой части мира.
Речь Свами неожиданно стала очень личной. Это уже была не просто официальная лекция. Он говорил о своей собственной жизни. Слушателям стало ясно, что перед ними стоит человек, совершивший переворот — переворот в собственном сознании — и ставший путником, проделавшим путешествие из одной культуры в другую. Все забыли про индуизм — лишь его личность теперь интересовала аудиторию, и вопросы были теперь почти все личного порядка. Среди прочего он рассказал, что вырос в Гамбурге, что был он обычным мальчиком и целью его жизни была музыка, и что он хотел изменить общество, подобно многим его сверстникам. И тут я вспомнил его!
После лекции у нас состоялся разговор. Вначале я еще не был до конца уверен и спросил его, не был ли он году этак в 1969-м на концерте «Роллинг Стоунз» в Эрнст-Марк-Халле и вместо того, чтобы заплатить за билет, карабкался через забор. Он задумался, затем внимательно на меня посмотрел и вдруг оглушительно рассмеялся. Мы сошли во двор, уселись на скамейку, и он стал рассказывать мне о своей жизни. В 16 лет он стал монахом, поскольку пришел к убеждению, что для того, чтобы в жизни людей что-либо изменилось, им вначале нужно изменить свое сознание. И начинать нужно с самого себя. Все это время он занимался переводом на немецкий древних ведических писаний (священных книг Индии), помогал организовывать общины и центры, а сейчас пытается давать духовное знание другим, проводя общественные мероприятия и читая лекции в школах и университетах.
В конце он спросил меня, нет ли и у меня интереса к духовному знанию. Я сказал ему, что в этой области для меня существуют только личные, то есть субъективные, впечатления. Говорить здесь о знании в объективном смысле не представляется возможным. Я и сейчас придерживаюсь этой точки зрения, которую мой незаурядный друг все время ставит под сомнение.
В третий раз я увидел Свами... по телевизору! Поскольку моя жена американка, мы часто смотрим Си-эн-эн — американский канал новостей. Однажды вечером передавали большой концерт из Москвы. Вдруг крупным планом показали Шачинандану Свами. Затем камера отъехала от него, и мы увидели огромный зал, полный танцующих людей. Диктор рассказывал о том, что после открытия границ Россия переживает многостороннее религиозное возрождение. В стране, где совсем недавно господствовала идеология коммунизма и атеизма, интерес к индийской духовной культуре весьма впечатляет. Этот сенсационный спектакль и концерт в Москве, организованный Движением Харе Кришна, — яркое доказательство того, что жажда духовной жизни в России стала много сильнее, чем когда-либо до этого.
В этом репортаже мое внимание прежде всего было приковано к моему другу. Вот он очень сосредоточенно проводит церемонию поклонения. Всякий раз, когда он поворачивается к аудитории (и соответственно к камере), можно видеть, как он взволнован происходящим. Мне даже показалось, что один раз я увидел в его глазах слезы. Наверное, ему радостно присутствовать на таком событии в стране, которая была наглухо закрыта для всех видов духовности, а теперь с восторгом приветствует его духовную культуру. Я никогда не говорил с ним об этом, но уверен, что для него это было доказательством универсальности ведической традиции, традиции, чьим сторонником он был и является теперь.
Я часто задаюсь вопросом, а счастлив ли мой уникальный друг, этот противоречивый клубок искрящейся человечности, незакомплексованной мысли и глубокой духовности. Если я вообще могу судить об этом, то должен сказать «да», — по крайней мере, исходя из его собственного определения счастья. Конечно, его духовность и он сам были — и будут еще не раз — объектами нападок со стороны тех, кто называет себя ревнителями веры, — всех этих охотников на секты и политиков. Но это обычное положение дел для тех, кто живет не как большинство. В социологии, в рамках которой я провожу свои научные исследования, известно множество (во всех областях человеческой жизни) ужасающих примеров нашей с вами нетерпимости. Впрочем, для людей, выбравших духовный путь, здесь нет ничего нового. Они понимают, на что идут.
Вместе с тем у меня такое впечатление, что Свами живет в каком-то «конфликте» (с этого слова он начинает свои записи). Именно это он и хотел донести до меня — как я сейчас только понимаю — в лесной чаще Гунсрюка, в маленьком домике рядом с храмом, в его рабочем кабинете, куда меня тут же провел секретарь, несмотря на то, что перед дверью была большая очередь. Шачинандана Свами разговаривал по-английски с кем-то по телефону. Он дружески кивнул мне и знаком попросил садиться. Закрыв трубку рукой, он шепнул мне:
Я сейчас разговариваю с Индией. Есть фантастический план!
Пока он разговаривал, я осмотрел комнату: красочные полотна с изображениями Радхи и Кришны на стенах; одна из стен полностью занята книжной полкой, сделанной из отменного дерева, в середине которой теплый свет свечей освещает алтарь. В комнате был даже камин, в котором еще танцевали языки пламени и тлели угли.
Наконец Шачинандана Свами положил трубку и посмотрел на меня:
Сегодня ты увидишь мою жизнь изнутри. Посиди здесь тихонько в углу и, пожалуйста, не говори никому о том, что сейчас услышишь. Для твоих социологических исследований это будет интересная тема: что беспокоит людей, ищущих духовное.
И тогда стали один за другим входить и выходить все те, кто ждал у дверей, и казалось, конца и края не будет этим посетителям. Некоторые из них были его учениками и ученицами, другие просто пришли за советом. Там был даже один журналист, которому нужно было интервью для газеты, а также семьи в полном составе и два общественных деятеля, чьи имена были мне известны из телевизионных передач.
Некоторые задавали вопросы, на которые, по моему мнению, могли бы ответить сами. У других были серьезные проблемы, и Свами их внимательно выслушивал. Для всех у него было время, для каждого было полезное слово или духовный совет. Некоторые покидали этот маленький домик с поручениями от Свами, другие — с готовыми решениями своих проблем.
Около полуночи прием прекратился, и секретарь объявил оставшимся посетителям, что завтра после утренней лекции Шачинандана Свами продолжит прием.
Когда все ушли, Шачинандана Свами спросил меня с усталой улыбкой:
Ну, что ты думаешь о жизни своего друга с другой планеты? Наверное, это отнимает много сил, — несколько неуверенным голосом отвечал я. — Столько людей...Дело не только в том, сколько это отнимает сил. Это еще и огромная ответственность. Большинство этих людей принимает мои слова как абсолютную истину. По ним они будут строить свою жизнь. И для меня дело осложняется еще и тем, что, видя меня в том свете, в каком Веды представляют садху, никто из них ничего не знает о моем характере и моей внутренней жизни.
И, с очень печальным лицом, он продолжал:
Мне часто приходится говорить лишь общие фразы, потому что многим людям не хватает внутренней честности, которая позволила бы им общаться на более глубоком уровне. Духовная жизнь всегда индивидуальна и личностна, и ищущий может научиться ей только на этом уровне. Многие люди живут словно в стручках: они стараются лишь для самих себя, а если и помогают кому-то, то думают, что этим делают человеку одолжение. Они живут за фасадом, который скрывает их собственное «я». Над этим личностным фасадом надстроено еще множество фасадов: фасад образования, фасад положения в обществе, политический фасад. Подобно тому как сердцевина луковицы окружена многими слоями, жизнь людей протекает на различных уровнях. И пока мы не прорвемся к своей сердцевине, эти фасады так и останутся всего лишь бесполезными оболочками, кожурой вокруг нашего «я» и нашей истинной жизни. Лишь тот может познать себя — и познать Бога, — кто не держится более за эту кожуру.
