— Ты еще наивен как ребенок, но в тяжелой ситуации ты будешь вести себя как муж, и от того, насколько ты будешь умен и ловок, зависит, сможешь ли ты в дальнейшем продолжать обучение или нет.
В то время я очень смутно представлял, что такое учение «Вкус плода с дерева жизни», считая, что мне придется изучать только философию и теоретические разработки недоступных мне техник прыжков, которые, чтобы освоить, нужно изучать с раннего детства. Но воинское искусство в любой его форме настолько сильно увлекало меня, что я был готов изучать даже то, что, как мне казалось, не сможет принести мне практической пользы как бойцу.
Через день Ли отыскал меня в городе. Мы заранее разработали маршрут, по которому я должен был проходить в определенные часы, и в какой-нибудь точке этого маршрута Ли присоединялся ко мне.
Я рассказал со всеми подробностями о том, что произошло, и, наконец, задал мучивший меня вопрос о том, как он смог предугадать эти события.
— При переходе человеческой личности на более высокий уровень, — ответил Ли, — когда личность проникает в сферы, которые ранее были ей недоступны и которые в некотором смысле поднимают ее над самой собой, всегда начинается цепь испытаний, преодолев которые, эта личность или утверждается на новом уровне, или скатывается на свой старый уровень, а возможно, и еще ниже, если не сможет их преодолеть.
— Но ты знал заранее в деталях то, что произойдет? — спросил я.
— Я знал, что тебя ждет испытание, но в чем точно оно заключается, мне было неизвестно, — отрезал Ли таким тоном, что дальше я спрашивать не стал.
В течение двух следующих месяцев Ли регулярно встречался со мной в парке, показывая технику прыжков. Иногда мы на целый день уезжали в лес и тренировались там.
Почти все время, которое я проводил на лекциях в институте, я посвящал детальному конспектированию его уроков.
Наконец, я принес Ли несколько тетрадей с описанием и систематизацией того, что он мне показывал. Ли забрал тетради, и, когда через несколько дней я спросил о них, он мне ответил, что сжег все мои конспекты, включая ту тетрадь, которую я ему дал перед историей с изнасилованием. Я почувствовал ужасную обиду и злость.
— Как ты мог так поступить! — закричал я. — Ты даже представить себе не можешь, сколько времени и труда мне стоило написать все это!
— Написанное привязывает к себе, — спокойно сказал Ли. — Ты должен все держать в голове, а не в тетрадях. Нет никакого смысла делать конспекты.
Через некоторое время Учитель объяснил, что, запрещая мне делать конспекты, он тем самым побуждал меня еще более старательно записывать то, что он говорит.
— Твой первый удачный опыт охладил бы твой пыл, — сказал он, — и если бы я просто похвалил твои конспекты и вернул их тебе, ты в дальнейшем уже не писал бы их с таким усердием и чувством. С другой стороны, ты бы привязывался к написанному, не стараясь запомнить, успокаивая себя тем, что все знания хранятся в твоих тетрадях. Я же заставил тебя и запоминать и записывать, стараясь делать и то и другое наилучшим образом. Записи могут пропасть, но память твоя не исчезнет, пока ты жив.
И действительно, я, несмотря на запрет Ли записывать, старался конспектировать все еще подробнее и лучше, одновременно запоминая то, что он мне показывал.
— Я знал, что твоя натура европейца упряма, — посмеивался надо мной Учитель, — и был уверен, что, отняв твои драгоценные записи, заставлю тебя создавать новые шедевры.
Но в тот момент объяснение Ли, что написанное привязывает к себе, меня абсолютно не удовлетворило и не вдохновило. Мои конспекты представлялись мне такой драгоценной сокровищницей знаний, что их уничтожение можно было сравнить по уровню ощущений с потерей близкого человека. Обида и злость нарастали так, что я почти не мог контролировать их. То, что Ли относился к моим страданиям с насмешливым безразличием, их ничуть не облегчало.
Выбрав момент, когда моя злость достигла пика. Ли весело предложил мне:
— А ну-ка, ударь меня. Я попробую увернуться, стоя на земле. Только одно условие: ты должен ударить очень сильно — и я покажу тебе технику, которая сметет боль утраты твоих конспектов.
Я ударил его изо всей силы несколько раз. Ли уходил от ударов, стоя на месте, неуловимыми движениями туловища, шеи и плеч, так что очень быстрая серия ударов словно повисла в воздухе — я промахивался каждый раз, несмотря на то, что Ли оставался на том же месте, не отступая ни на шаг. Тогда я попробовал схватить его, но Ли безо всяких усилий отвел мои руки. Я набросился на него, как бешеный, с единственной целью — хотя бы прикоснуться к нему, но он начал уходить, оказываясь то у меня за спиной, то сбоку, а один раз умудрился даже пролезть у меня между ног в очень низкой стойке в момент, когда я хотел ударить его ногой.
Наконец я остановился и сказал:
— Ли, но ведь ты же не прыгаешь!
— А как ты думал, мой маленький друг, — усмехнулся он. — Разве можно научиться прыгать, не научившись стоять на земле? Конечно же, прежде чем освоить искусство прыжков, я долгие годы изучал бой на земле.
— Почему ты скрывал это от меня? — спросил я. — И зачем просил обучать тебя карате?
— Потому что ты еще не был готов воспринять, а я не был готов передать тебе эти знания.
Позабыв о конспектах, я с воодушевлением спросил:
— С чего мы начнем наш урок?
— Первый урок уже был, — ответил Ли. — А начнем мы с того, что стоять на земле как раз и не нужно.
— Ты противоречишь себе, — заметил я. — Только что ты говорил, что учился стоять на земле, а теперь утверждаешь, что стоять на земле не нужно.
— На самом деле мы не стоим на земле, — сказал он и прошелся передо мной на полусогнутых ногах, потом застыл на носке ноги, перекатился с носка на пятку и застыл на ней. Его туловище совершало мелкие колебательные движения из стороны в сторону. Он снова прошелся, перекатываясь с пятки на носок, его руки замелькали в непонятном хаотическом рисунке непрерывных движений. Когда он поворачивался вокруг своей оси, в движении участвовали руки и все тело.
— Видишь, я не стою на земле, — сказал Ли. — Я все время нахожусь в движении, потому что это дает мне основные преимущества.
— Какие преимущества?
— Если ты не имеешь равновесия, то его нельзя нарушить. Если ты не имеешь стойки, ты непредсказуем. Если ты не выполняешь конкретного движения, ты неуязвим. Не существует ни поз, ни стоек, ни движений, ведь движение — это лишь ряд застывших поз, а поза представляет собой непрерывное движение. Как бы ты ни старался быть неподвижным, в тебе не затухают внутренние движения. Он вытянул руку вперед и спросил меня:
— Скажи, эта рука движется или нет?
— С точки зрения законов физики она может двигаться относительно каких-то точек отсчета, — осторожно ответил я.
— Она движется относительно земли? Сейчас она движется или нет, если исключить мелкие ее колебания? Понятно, что она делает какие-то микроскопические движения, но их мы не будем принимать в расчет.
— Нет.
— Ты неправ. А сейчас?
Я внимательно посмотрел на его руку. Ли не изменил ее положение, но что-то в его руке изменилось. Вдруг я понял, что он имеет в виду.
— Сейчас она не движется, а тогда она двигалась, — сказал я.
— Как ты догадался?
— Сначала она была напряжена, а теперь рука расслаблена.
— И что из этого?
— Я не могу четко объяснить это словами, но мне кажется, что я понимаю, что ты хочешь сказать.
— Ты прав. Напряженные мышцы уже избрали направление. Рука как бы движется, хотя это движение и незаметно.
Чтобы выбрать новое направление, рука должна сначала расслабиться, а потом начать новое движение. Когда же рука расслаблена и нет чрезмерно напряженных групп мышц, она может начать двигаться в любом направлении. В момент расслабления она неподвижна. Но существует еще один тип неподвижности — когда рука движется во всех направлениях. Если в первом случае она могла начать движение только после того, как она расслабилась и превратилась в неподвижную руку, после того как был создан импульс силы для движения в каком-либо направлении, то во втором случае надо было лишь создать импульс силы для движения руки.
Существует еще и третий случай, когда рука движется все время и уже имеет импульс силы, перемещаясь во всех направлениях.
— Как это может быть?
— Вот так, — сказал он и сделал быстрое восьмеркообразное движение рукой, хаотически прерывающееся какими-то подергиваниями и отдергиваниями руки в разных направлениях.
— Сейчас я смогу ответить на любую агрессию гораздо быстрее, чем я смог бы это сделать, имея руку напряженной или расслабленной. Моя рука уже движется. Она уже имеет импульс силы, но движется она во всех направлениях и может в любой момент выбрать необходимое мне усилие и направление. Поэтому я владею и силой, и пространством, и временем, а это — источник победы.
