В этой связи я бы хотел сказать кое-что еще. Я веду себя очень сдержанно, потому что я уважаю поле. Если кто-нибудь подходит ко мне во время перерыва и говорит: «У меня есть вопрос», что он делает с моей душой? Я погружаюсь в работу целиком и мне необходимо поддерживать концентрацию. Когда меня отвлекают вопросами из любопытства, я отклоняю такие вопросы. Я обязан это делать в своих интересах и в интересах нашей общей работы.
Участник: Речь идет о женщине 30 лет, которую раздирают глубокие религиозные противоречия, беспокоят повторяющиеся ночные кошмары, и она наносит себе повреждения, вырывая волосы.
Хеллингер: Какую религию она исповедует?
Участник: Она евангелистка.
Хеллингер: С кого я начну расстановку? Ты ничего не говори, это будет проверкой для всех. Что будем делать?
Хеллингер выбирает заместительницу для клиентки и ставит напротив нее мужчину.
Хеллингер (обращаясь к этому мужчине): Ты будешь Иисусом.
Клиентка покачивается и как будто падает назад. Она отступает назад, в то время как Иисус протягивает к ней руки приглашающим жестом. Затем она начинает смотреть на пол и сжимает кулаки.
Хеллингер (обращаясь к клиентке): Скажи ему: «Я распну тебя на кресте».
Клиентка (агрессивно, выражение ее лица также агрессивно, она сжимает кулаки): Я распну тебя на кресте.
Она смотрит на свои кулаки, расслабляет ладони, наклоняется вперед, становится на колени, склоняется низко до пола, закрывает лицо руками и жалобно стонет.
Хеллингер просит одну из женщин-участниц лечь перед клиенткой на пол на спину. Заместитель Иисуса опускает руки.
Клиентка выпрямляется, садится на пятки, глубоко дышит. Снова склоняется до пола и всхлипывает. Хеллингер просит заместителя Иисуса сесть на свое место.
Хеллингер (обращаясь к участнику): Понятно?
Участник: Нет.
Хеллингер: У мерший — это ребенок.
Участник: Сестра.
Хеллингер: Я не знаю, кто это. То, что ты сказал, это интерпретация. Будь осторожен. Она испытывает чувство вины. Я думаю, на этом закончим. Хорошо?
Участник: Спасибо.
Хеллингер (обращаясь к участнику): Когда мы видим такое, у нас возникает потребность это зафиксировать. Но тогда мы теряем связь с душой, тогда все идет от головы. Нужно оставить увиденное как есть, таким, как оно проявилось. В данном случае было совершенно очевидно, что клиентка демонстрировала энергию убийцы и что она чувствовала себя виноватой. Большего тебе знать не надо. Тебе не нужно ничего больше спрашивать. Тогда у тебя будет другая сила, когда ты с ней встретишься.
Другая семейная расстановка
Участник: У меня вопрос относительно метода, которым ты сейчас работаешь. Я обратил внимание, что сегодня все расстановки ты начинал с того, что ставил только двух человек, причем друг напротив друга. Это потому, что клиент не присутствует или ты работаешь так же, когда клиент в группе? То есть это потому, что это супервизия, или ты всегда так работаешь?
Хеллингер: Да, я так работаю.
Участник: Ты не мог бы сказать несколько слов о том, как возникло это изменение, что ты больше не ставишь нескольких участников одного за другим, то есть речь не идет о том, чтобы создать определенное поле, как я раньше это понимал, а речь идет об энергии, которая проявляется, несмотря на то, что ты в основном ставишь только двоих?
Хеллингер: С течением времени мне стало ясно, что восприятие заместителей является непосредственным и выходит за рамки того, что мы понимаем под теорией или гипотезой. На такое восприятие можно положиться, если заместители собраны. Сыграть это невозможно. Тогда неважно, с кого ты начнешь, если только ты не начинаешь с самого клиента, потому что это лежит на поверхности. То есть ты смотришь не на систему, ты смотришь на энергию, которая проявляется. Ты можешь ставить заместителей, куда хочешь, это не играет роли. Заместитель покажет тебе, что происходит внутри него. Иногда это связано с его отношениями с кем-то, тогда можешь поставить кого-то еще.
Я редко начинаю более чем с двух лиц, чаще даже с одного, например самого клиента. Если он в достаточной степени собран, он сделает это хорошо. Если он оказывает сопротивление, испытывает страх, тогда я приглашаю заместителя. По тому, что происходит с ним, ты увидишь, каков следующий шаг, например кого нужно поставить следующим, поставить напротив.
То есть то, что происходит здесь, это не семейная расстановка. Это такая расстановка, в которой показывается энергия, которая течет от одного участника к другому. В этой расстановке шаг за шагом становится ясно, нужно ли поставить кого-то еще.
Ты тоже включен в процесс как помощник. Ты непосредственно воспринимаешь, что происходит и что нужно сделать в качестве следующего шага. Мне в таких случаях часто даже слышится фраза, которая должна быть произнесена. Эта фраза иногда необычна, как, например, фраза, произнесенная в прошлой расстановке. Такая фраза не могла быть выведена ни из какой теории, никогда. В этой расстановке стало понятно, что энергия убийцы (а это была очень мощная энергия) не имеет ничего общего с религией, что за всем этим стоит нечто личное.
Как помощник ты не можешь работать с ней дальше. Если бы ты попытался помочь этой женщине (если бы она была здесь) найти решение, то сила того, что показалось, была бы потеряна. В любом случае процесс, который клиенту необходимо пройти, будет длиться очень долго. Если ты стремишься найти решение, то тебе кажется, что ты можешь сократить этот путь. Но ты только даешь импульс к началу движения. Остальное будет происходить само по себе.
И еще кое-что необходимо учитывать. Движение души очень медленно. Нужно дать ей время. В процессе совершения этого движения происходит исцеление. Поэтому не нужно спрашивать себя, что еще можно сделать. Нужно ввести клиента в это движение. Когда это сделано, можно прервать. Если бы клиентка была здесь, я бы сделал прерывание в том же месте, ничего не говоря и ничего не спрашивая.
Участник: Это значит, что ты больше не расставляешь образ-решение.
Хеллингер: Именно так. Я привожу нечто в движение и этого достаточно. Эта работа не является «ориентированной на решение». Она ориентирована на движение. Если движение началось, этого достаточно. Это и есть рост. Рост — это длительный процесс и это движение. Любой рост — это движение. Если в процессе нашей работы мы увидим движение, этого достаточно.
Хеллингер (обращаясь к одному из участников): Продолжим с тобой.
Участник: Речь идет о женщине 39 лет. Когда ей был 21 год, ей ампутировали левую ногу. Она никогда не знала своего отца и…
Хеллингер перебивает: В чем ее проблема? О чем идет речь?
Участник: О контакте с родителями.
Хеллингер: В чем препятствие?
Участник: Она не знает своего отца и ее забрали от матери, когда ей было 2 года, из-за недоедания. После этого она больше и с матерью не виделась.
Хеллингер: Это никак не связано с ногой. Как это произошло?
Участник: У нее был рак, опухоль инкапсулировалась, и после этого ногу ампутировали.
Хеллингер: Так у нее был рак? Это, конечно, нечто особенное. А теперь вопрос к тебе. Отнесись к нему внимательно. Она способна жить?
Участник: Да.
Хеллингер: Некоторые участники группы отрицательно качали головой.
Участник: Я кивнул.
Хеллингер: Ты в гармонии с ней, когда ты киваешь?
Участник (после некоторого раздумья): Мне кажется, да.
Хеллингер: Нет.
Участник: Хорошо.
Хеллингер: Ты не сможешь ей помочь. Ее судьба — непосильная тяжесть для твоей души.
Когда участник кивает: Ты все понял. У тебя есть две возможности. Или ты передашь ее кому-то еще или (и это будет лучшее решение) ты должен будешь внутренне вырасти. Оба смеются.
Участник: Вырасти — это хорошо.
Хеллингер: Хорошо. Давай посмотрим, проверим для тебя, для клиентки и для всей группы. Ведь речь идет о многослойном процессе.
Обращаясь к группе: С кого я начну? Где наибольшая сила? Это проверка, мы же учимся. Мы учимся восприятию. Так, клиентку — в любом случае, а следующим будет рак.
Обращаясь к участнику: Рак будет следующим, и он будет самым опасным. Когда мы имеем дело с раком — все остальное не имеет значения. Правда?
