У просветления нет языка, Миларепа, но просветление способно передать свою радость, свое блаженство, свою правду, свою любовь и сострадание... Всё лучшее, что может испытать человек, - наивысшие вершины сознания.
Возлюбленный Ошо,
Я чувствую, что чем больше я обретаю своего внутреннего ребенка, тем глубже ты проникаешь в меня. Когда я чувствую это особенно остро, меня охватывает паника, я захлопываю дверь и сбегаю к своему сильному, взрослому уму. Я говорю себе, что не должен допустить, чтобы ты полностью завладел моей душой.
Иногда же я с удивлением обнаруживаю, что твое проникновение в мою душу помогает мне найти самого себя. Наверное, это безнадёжный случай?
Прабодх Нитьйо, твой случай не безнадежен, но ты можешь сделать его таким - это вполне тебе по силам. Все в твоих руках. Только послушай себя: "Я чувствую, что чем больше я обнаруживаю ребенка внутри себя, тем глубже ты проникаешь в меня". Именно за этим ты и пришел сюда - чтобы позволить мне проникнуть в тебя. Но вместо того, чтобы радоваться этому, ты говоришь: "Когда я ощущаю это особенно остро, меня охватывает паника, я захлопываю дверь и сбегаю к своему сильному, взрослому уму".
Нечто великое стучится в твою дверь - нечто, чего ты жаждал, ради чего приехал сюда, - но, услышав стук в дверь, ты забыл, что стремился к этому моменту, возможно, все свои предыдущие жизни. Ты говоришь: "Меня охватывает паника, я захлопываю дверь и сбегаю к своему сильному, взрослому уму". Ты говоришь себе, что не должен допустить, чтобы я проник в твою душу.
Это просто дань старой привычке.
Подобный страх испытывают практически все.
С одной стороны, ты хочешь, чтобы я трансформировал тебя. Но с другой стороны, ты боишься перемен. С одной стороны, ты стремишься к революционному обновлению, а с другой - слишком крепко держишься за старое. Выходит, что до тех пор, пока твои молитвы не услышаны, все будет хорошо.
Миллионы людей посещают храмы, церкви, синагоги, мечети, гурудвары только по одной-единственной причине - а именно потому, что нет никакого Бога, который мог бы услышать их молитвы. Если бы молитвы прихожан могли быть услышаны, никто бы и близко не подошел к храму. Всех охватила бы паника! А все потому, что впустить в себя Бога или нечто запредельное - значит подчиниться чему-то намного большему, чем ты сам.
Ты уже не владеешь ситуацией; ты подчинен - подчинен такой мощной силе, что если ты не будешь готов отказаться от своего эго, от своей личности, от своего разделения, то тебе не избежать огромного шока, страха, и ты обязательно сделаешь все, чтобы не впустить это всепоглощающее переживание в свою жизнь.
Далее ты продолжаешь: "Иногда же я с удивлением обнаруживаю, что твое проникновение в мою душу помогает мне найти самого себя". Видимо, это происходит тогда, когда я далеко от тебя и ты не боишься, что я завладею твоей душой. Ты не боишься, что я услышу тебя, что я близко; тебе не нужно захлопывать дверь и убегать, прятаться в своем взрослом уме. Но эти моменты, о которых ты говоришь, гораздо правдивее... Это именно то, о чем ты всегда просил, то, о чем ты постоянно мечтал.
Это именно тот случай. Когда я проникаю в твою душу, ты находишь себя. Глубоко внутри ты и я неразделимы, мы связаны, мы составляем одно целое. У нас одна душа. Поэтому нет разницы, кто проникает в тебя, твой внутренний ребенок, твоя собственная невинность или я: это одно и то же.
Мгновения, когда ты ощущаешь это, - благие мгновения, но они приходят лишь тогда, когда ничего не происходит, тебе ничто не угрожает, ты надежно защищен: двери закрыты, ты об этом позаботился, и твой взрослый-ум тебя верно охраняет. Но затем снова начинаются поиски, ведь ум не приносит тебе удовлетворения, не приносит тебе покоя; твой ум - не твой бог. Твой ум служит тюрьмой для тебя, а ты полагаешь, что находишься в полной безопасности.
Когда я был в американской тюрьме, в самой первой тюрьме... Ведь они постоянно переводили меня из тюрьмы в тюрьму. За двенадцать дней я обрел большой тюремный опыт - я побывал в пяти тюрьмах.
Возможно, такого еще не было: пять тюрем за двенадцать дней! Начальником первой тюрьмы был любезный пожилой человек, он мгновенно почувствовал какое-то внутреннее родство со мной. Он сказал мне: "Здесь ты в полной безопасности".
"Это, конечно, так, - ответил я, - в тюрьме действительно полная безопасность. Безопасность и тюрьма - синонимы. На свободе человеку угрожает множество опасностей, а в тюрьме тебя никто не ограбит, никто не убьет... Здесь совершенно спокойно. Ты прав, но ты сам не следуешь своему же совету".
"Что ты хочешь этим сказать?"
"В Америке двадцать процентов президентов были убиты. Это самый высокий показатель убийств во всем мире. Из пяти президентов один непременно будет убит".
"Я не понимаю, причем здесь убийства президентов?" - спросил начальник.
"Я хочу сказать, что вам следует держать в тюрьме своих президентов, а не меня. Рональда Рейгана нужно посадить в тюрьму; здесь он был бы в полной безопасности. Я же прожил всю свою жизнь на свободе. И как долго вы собираетесь держать меня здесь? Вы держите меня в тюрьме незаконно, у вас нет ордера на мой арест. У вас нет никаких свидетельств против меня, я не совершил никакого преступления. Поэтому несколько дней безопасности мне не помогут - я снова буду на воле.
Я - не важная персона. Я - не президент и не премьер-министр страны; я - не высшее духовное лицо. Мне не нужна безопасность. Ты подал прекрасную идею. Ты должен выступить с предложением в сенате, чтобы каждого новоизбранного президента немедленно помещали в тюрьму. Так вам удастся избежать двадцати процентов убийств".
"Господи! - воскликнул начальник тюрьмы. - Ты действительно опасен. Я слышал об этом... И это правда! Что за идеи ты мне внушаешь? Мне скоро на пенсию, не ломай мою жизнь".
"Это была твоя идея. А ты почему не живешь в тюрьме? На свободе опасно. Будь тут, и безопасность тебе обеспечена".
"С тобой очень трудно спорить. Все, что ты говоришь, неправильно, хотя звучит убедительно".
"Но ведь это твоя идея. Ты сказал мне: "Здесь тебе ничто не угрожает - расслабься и ни о чем не беспокойся; никто не потревожит тебя". Я просто довел твою мысль до логического завершения. Следуй своему же совету - не ходи домой".
Он действительно меня полюбил. Три дня я провел в тюремной больнице. Сестры рассказывали мне: "Вы совершенно изменили здесь обстановку. Начальник редко заглядывал сюда - раз в полгода или в год.
Теперь же, когда вы здесь, он приходит по шесть раз в день, чтобы увидеть вас. Ему не сидится в своем кабинете". Он приглашал меня в свой кабинет... "Пойдём, выпьем по чашке чая, поговорим".
"Но если об этом узнает вышестоящее начальство, у тебя будут проблемы", - сказал я.
"Мне все равно, я скоро ухожу на пенсию".
Журналисты всемирных новостей хотели взять у меня интервью в тюрьме. Начальник тюрьмы сказал: "Это беспрецедентный случай, но я разрешу провести здесь всемирную пресс-конференцию". И он разрешил... В тюрьме собрались около ста представителей средств массовой информации: радио-, тележурналисты, газетчики, сотрудники журналов, кабельного телевидения.
Начальник тюрьмы сказал: "Я собираюсь подавать в отставку. Меня могут отправить на отдых немногим раньше. Что они еще могут мне сделать? Тюремный кодекс не запрещает проведение пресс-конференции в здании тюрьмы. Я не вижу никаких проблем".
«Отлично», - сказал я.
Он получил огромное удовольствие от пресс-конференции и от того, что я говорил журналистам. Собрался весь тюремный штат: врач, сестры, все-все. А со следующего дня они стали приводить свои семьи для встречи со мной. Я очень удивился, а дети приходили со своими блокнотами, чтобы взять у меня автограф!
У медсестер не было блокнотов, но они нашли выход. Газеты пестрели моими фотографиями; они вырезали их и просили поставить на них автограф: "Мы всегда будем помнить, что вы провели у нас три дня. Это будут самые приятные воспоминания... На эти три дня эта тюрьма перестала быть тюрьмой".
Медсестры приходили даже в свои выходные дни. Они говорили: "Пусть мы потеряем этот день; но вы можете уйти в любой момент, а нам не хочется упускать и минуты такой возможности".
Ты беспокоишься о своей безопасности: если я проникну в тебя, стану твоей душой, кто гарантирует твою безопасность? Ты уже живешь в тюрьме. Если мне удастся проникнуть в тебя, я смогу вытащить тебя из твоей тюрьмы; да я и так смогу это сделать. Именно к этому я и стремлюсь: освободить тебя от оков твоего старого ума.
