В некоторых отношениях они напоминают шутки, не вызывающие смеха, потому что непонятна их «соль». Можно либо понять их сразу, либо не понять вообще.
Кроме того, необходимо понять, что основной характер этих анекдотов лишь иногда бывает символическим, и даже тогда такой символизм вторичен, например если диалог содержит аллюзии, очевидные для обеих сторон. Однако такие комментаторы, как Гернет (3), как я считаю, ошибаются, предполагая, что основной их смысл – передача какого-либо буддийского принципа с помощью символа. Сатори, часто следующее после таких разговоров, отнюдь не является простым пониманием ответа на загадку. Ибо то, что говорит или делает мастер дзэн, является прямым и спонтанным выражением «таковости», его природы Будды, и он дает не символ, а саму вещь. Дзэнское общение – это всегда «прямое указание», согласующееся с традиционным описанием дзэн в форме четверостишия:
Вне учения; вне традиции.
Без слов и букв.
Прямое указание человеческому уму.
Постижение своей природы и достижение состояния Будды. [71] [i]
Как считается, преемником Хуэйкэ был Сэнцань (ум. 606), и история их первой беседы имеет ту же форму, что и беседа Хуэйкэ и Бодхидхармы, за исключением того, что, тогда как Хуэйкэ просил «успокоения ума», Сэнцань хотел «очиститься от ошибок». Ему приписывают знаменитую поэму, известную как «Синь синь мин», или «Трактат о вере в ум» [72]. Если Сэнцань действительно был ее автором, то эта поэма является первым ясным и исчерпывающим выражением дзэн. Ее даосский оттенок очевиден во вступительных строках:
Совершенное Дао лишено сложности,
Оно лишь избегает выбора и отбора.
И далее:
Следуй своей природе и придерживайся Дао;
Иди не спеша и перестань беспокоиться.
Если твои мысли путанны, ты загрязняешь то, что является искренним…
Не будь враждебным к миру чувств,
Ибо когда ты не враждебен к нему,
Он оказывается тождественным полному Пробуждению.
Мудрый не стремится [увэй];
Невежда привязывается…
Если ты работаешь над своим умом с помощью ума,
Как можешь ты избежать сильного замешательства? [73] [j]
В этой поэме не только много таких даосских терминов, как увэй и цзыжань (спонтанность), но весь ее настрой сводится к тому, чтобы оставить свой ум в покое и позволить ему следовать собственной природе – в противоположность характерному индийскому подходу жесткого контролирования ума и исключения чувственных переживаний.
Четвертым Патриархом, преемником Сэнцаня, считается Даосинь (579–651). Придя к Сэнцаню, он спросил:
– В чем заключается метод освобождения?
– Кто тебя связывает? – ответил Сэнцань.
– Меня никто не связывает.
– Почему тогда, – спросил Сэнцань, – ты должен искать освобождения? [74] [k]
И тогда у Даосиня произошло сатори. «Чуань дэн лу» описывает увлекательную встречу Даосиня и мудреца Фаюна, который жил в покинутом храме на горе Нютоу и был настолько святым, что даже птицы приносили ему цветы. Когда они разговаривали, где-то рядом зарычал дикий зверь, и Даосинь подпрыгнул. Фаюн прокомментировал: «Вижу, что это все еще с тобой», – имея в виду, конечно, инстинктивную «страсть» (клеша) испуга. Вскоре после этого, оставшись на минуту без присмотра, Даосинь начертил на камне, где обычно сидел Фаюн, китайский иероглиф, означающий «Будда». Когда Фаюн вернулся, чтобы снова сесть, он увидел священное Имя и заколебался. «Вижу, – сказал Даосинь, – что это все еще с тобой!» После этого замечания Фаюн полностью пробудился… и птицы больше никогда не приносили ему цветов.
Пятым Патриархом – и здесь мы приближаемся к более достоверной главе истории – был Хунжань (601–675). При первой встрече с Хунжанем Патриарх спросил:
– Как твое имя [син]?
– У меня есть природа [син], – ответил Хунжань, используя игру слов, – но это не обычная природа.
– Что это за имя? – вопрошал Патриарх, не замечая игры слов.
– Это природа Будды.
– Значит, у тебя нет имени?
– Это потому, что это пустая природа. [75]
Хунжань, очевидно, был первым из Патриархов, у кого было много последователей. Он руководил группой примерно из пятисот монахов в монастыре на горе Желтой Сливы (Ванмэйшань) на востоке современной провинции Хубэй. Однако его значительно превзошел его преемник Хуэйнэн (637–713), чьи жизнь и учение отмечают безусловное начало истинно китайского дзэн – того дзэн, который процветал в период, который позже назвали «эпохой активности дзэн», длившейся последние двести лет правления династии Тан, примерно с 700 по 906 гг.
Не стоит забывать и о современниках Хуэйнэна, ведь он жил в самый плодотворный период для китайского буддизма вообще. Великий переводчик и путешественник Сюаньцзан вернулся из Индии в 645 г. и стал проповедовать доктрины йогачары о виджняптиматре («только представлении») в Чанъани. Его бывший ученик Фацзан (643–712) основал важную школу хуаянь (яп. кэгон), которая опиралась на «Аватамсака-сутру» и позже снабдила дзэн формальной философией. И также не следует забывать, что незадолго до них Чжикай (538–597) написал выдающийся трактат «Махаянский метод Остановки и Созерцания» [76], содержащий фундаментальное учение школы тяньтай, которая во многом близка к дзэн. Трактат Чжикая во многом предвосхищает как содержание, так и терминологию доктрин Хуэйнэна и некоторых его непосредственных последователей.
Считается, что первое пробуждение Хуэйнэна произошло, когда он, будучи еще практически ребенком, случайно подслушал, как кто-то читал «Ваджраччхедику». Он почти сразу же отправился в монастырь Хунжаня на горе Ванмэйшань, чтобы подтвердить свое понимание и получить дальнейшие наставления. Следует отметить (для будущих отсылок), что его изначальное сатори произошло спонтанно, без мастера, и что его биография изображает его необразованным крестьянином с окрестностей Кантона. Очевидно, Хунжань сразу признал глубину его озарения, но опасаясь, что община ученых монахов может не принять его из-за его скромного происхождения, Патриарх распорядился, чтобы он работал на кухне.
Через некоторое время Патриарх объявил, что ищет преемника, которому он смог бы передать свой сан вместе с регалиями – мантией и миской для подаяний (якобы дошедшей от Будды). Такой чести должен был удостоиться тот, кто сочинит лучшее стихотворение, выражающее его понимание буддизма. Главным монахом общины тогда был некий Шэньсю, и все остальные естественным образом предположили, что сан должен перейти к нему, поэтому даже не пытались соревноваться.
Однако Шэньсю сомневался в своем понимании и решил представить свое стихотворение анонимно, чтобы заявить о своем авторстве только в том случае, если его одобрит Патриарх. Таким образом, ночью он написал следующие строки в коридоре возле жилища Патриарха:
Тело – это Дерево Бодхи;
Ум подобен чистому зеркалу.
Не забывай его почаще протирать
И не позволяй пыли приставать к нему. [l]
Утром Патриарх прочитал стихотворение и приказал возжечь перед ним благовония, сказав, что все,
