Ознакомительная версия.
Е ХОРОШО ПАМЕЩАЮСЬ. Я СОВСЕМ
НЕСПЛЮ НОЧЬЮ. ОРУТ МАЛЫШИ
ДА. МАМА, Я ИХ, ПОЛУЧИЛ, ОЧЕНЬ
ОБРАДЫВАЛСЯ Я ОЧЕНЬ СКУЧАЮ
КОГДА ПИШУ ПЕСМО, ПЛАЧУ И
ТАК! ВСЕГДА ПЛАЧУ. ВСЕГДА
СМАТРЮ В ОКНО, ЖДУ В, ОКНЕ
МАМА ПЕРЕВЕРНИ НАДРУГУЮ СТОРАНУ
МАМА ПРАСИ У ВРАЧЕ
ЧТОБ КОГДА ТЫ ПРЕД-
ДЁЖ ЧТОБ МЕНЬА СЕЙЧАЗ
АТПУСТИЛИ СТАБОЙ
ДАМОЙ ОЧЕНЬ ЖДУ. КАЖД-
ЫЙ ДЕН ПРЕХОДИ К.
ОКНУ И КРИЧИ ВО ВЕСЬ
ГОЛОС ОЧЕНЬ ЖДУ
ХОЧУ УВИДИЦА
***
МАМОЧКА ЗДРАВСТВУЙ
ТЫ НАПЕШИ СВОЙ
НОМЕР ТЕЛЕФОНА! КОТО-
РЫЙ У ТЕБЯ НА РОБОТЕ
Я МОЖЕТ ПОЗВОНЮ, ТЕБЕ
МАМА В ПОЛАТЕ У НАС
НОРМАЛЬНО. КОГДА УТРОМ
ПРОСЫПАЮСЬ И ТАК ДРОЖУ.
МАМА ПРЕНЕСИ МНЕ
ТЁРТОЙ, МОРКОВКЕ.
МАМА МНЕ ТАНК ОЧЕНЬ
ПОНРАВЕЛСЯ. ВРАЧ МА-
МА ПЕРЕВЕРНИ ЛИСТОК
ВРАЧ. СКОЗАЛА ЧТО, ВСЕХ
ВЫПЕШУТ ЧЕРЕЗ
МЕСЕЦ. МАМА Я, ТАК,
ХОЧУ ДАМОЙ. ТУТ, ЕСЬТЬ
ИГРОВАЯ. ИГРОВАЯ ТАМ
ГДЕ ИГРАЮТ, ТАМ ЕСЬТЬ
ТЕЛЕВИЗОР МЫ ТАМ СМОТ-
РЕМ ЕГО МАМА ТОКА ТЫ МНЕ
НЕЗВОНИ ПОТОМУШТО, ТЫ
НЕЗНАЕШ ТЕЛЕФОН.
ЦЕЛУЮ
***
МАМОЧКА, ЗДРАВСТВУЙ.
МАМА ПОЧЕМУ ТЫ ТАК МАЛО
ПИШИШ. Я ХОЧУ, ДАМОЙ. МЕНЯ
ВЫПИШУТ ЩЕРЕЗ МЕСЕЦ ЭТО ТОЩНО.
ПОЩЕМУ. ТЫ С РАБОТЫ ТАК РАНО ПРЕХОДЕШ?
МАМА НОВЕРНО
МНЕ НЕ РАЗРЕШАТ ПОЗВОНИТЬ, ТЕ-
БЕ. МАМА У НАС ЕСТЬ МАЛЬЧИК
ГРИША ОН РАЗБИЛ СТЕКЛО
ИСТЁКЛА, БЫЛИ У МЕНЯ НАКОЙКЕ.
МАМА ПОЗВОНИТЬ МНЕ
НЕРАЗРЕША ЭТО ТОЧНО, НО
МОЖЕТ Я САМ НЕЗОМЕТНО
ПОЗВОНЮ ТЕБЕ. МАМА
ПРЕНЕСИ МНЕ В ПОДАРАКЕ
ЖУВАЧКУ. ДЕЛА ПЛОХО КОГДА
ТЁТЕНЬКА ПЛОХАЯ МЫ
ПОЧТИ ВСЁ, ВРЕМЯ, ЛЕЖ-
ЫМ В ПОСЬТЕЛЯХ. МАМА
ЛАЖЫМСЯ! МЫ КОГДА
ТЁТЕНЬКА ПЛОХАЯ МЫ
ЛАЖЫМСЯ, ПРЯМО ПОСЛЕ
УЖЫНА. АКОГДА, ДОБРАЯ
ОНА ЕЩЁ ДАЖЕ РАЗР-
ЕШАЕТ СМОТРЕТЬ В ИГР-
ОВОЙ ТЕЛЕВИЗОР
***
МАМА И ПАПА ЗДРАВСТВУ-
ЙТЕ. МАМА КУПИ МНЕ
ЖУВАЧКУ. МАМА МНЕ
ДАВАЛИ ПРОГЛАТЫВАТЬ
ТРУБОЧКУ. МАМА АЛА
ИВАНОВНА ГОВОРИЛА ШТО
ТРУБОЧКА ТНКОЯ! А ОНА
ВОТ – ТАКОЙ ТОЛЩЕНЫ.
ТОКО ЕЁ НЕВСЮ ТАЛК-
АЮТ ВРОТ ШТБ. ПОТОМ
ВЫТАЩИТЬ. ЦЭЛУЮ
РОМА
***
МАМОЧКА, ЗДРАВСТВУЙ
БОЛШОЕ ТЕБЕ СПОСИБО
ЗА, ПОДАРКИ. ОЧЕНЬ ВКУСТНЫЕ
ТВОИ, ПОДАРКИ МАМА ПОЖА-
ЛУСТА, НЕЗАБЫВАЙ, МЕНЯ
ПОТАМУШТА, Я, ТЕБЯ, НЕКОГДА
НЕКОГДА! НЕЗАБЫВАЮ
МАМОЧКА Я НЕХОЧУ ПЕРЕХ-
ОДИТЬ, ВДРУГУЮ! ПОЛАТУ
МЕНЯ НЕПЕРЕВЕДУТ
ОЧЕН, БЛОГОДОРЮ, ЗА ПОД-
АРКИ. МА-
МА В. ОКНО НЕЧЕГО, НЕВИД-
НО. ТАКШТО НЕСМАТРИ
ПЕРЕВЕРНИ ЛЕСТОК
КОГДА, ПРЕДЁЖ, С ПОДАРК-
ОМ ПРОСИ, У, ВРОЧА ЧТОБ
ПРЕШЛА, КОМНЕ ЗА ПЕСЬ-
МОМ НЕВ КОКУЮ НЕБУДЬ
ПОЛАТУ, А В, 6 ПОЛАТУ
ЗАПОМНИ ШТО Я В. 6
ПОЛАТУ, ОЧЕНЬ ХОЧУ ДАМОЙ
ЦЕЛУЮ РОМА
***
Сколько мне было? Лет пять-шесть, судя по тексту. Хроника больничного времени началась.
И «Палата №6» – как точно. Со всеми атрибутами: «плохо», «плачу», «не сплю», «дрожу», «жду», «очень хочу домой»; но «не разрешают», «не отпускают», что-то дают, держат, лечат, заставляют, обманывают – все по классику: насилие и жертва, человек и система, сила и слабость, страх и страсть.
Могли и побить, наверное, и, хотя физического насилия я тогда избежал, – вербальное помню точно.
Моя дизентерия, кроме глотания «трубочки» (т.е. гастроэндоскопии), обязывала к прохождению еще одной малоприятной процедуры; после нее, как меня заблаговременно предупредили, надо срочно бежать в туалет. Я успел, но к такому напору… оказался не готов. Пострадали не только пол и стены, но, кажется, даже потолок. Уборщица пришла в неописуемую ярость и в ее выражении не стеснялась.
Потом я пытался прятаться от нее до самого конца моего пребывания в больнице.
Но не только уборщицу – мне удалось поразить и врачей. Это случилось, когда я сам решил сыграть во врача и накормил таблетками всю нашу шестую палату. «Поразительным» было даже не то, что мне удалось где-то что-то взять и раздать незаметно для взрослых (к счастью, это оказались какие-то безвредные «витаминки»), но то, что абсолютно все больные, включая самых мелких крикунов, безропотно приняли мое «лекарство».
Ну а «разобрать» градусник, чтобы посмотреть, что там серебрится у него внутри (а потом забавными мягкими шариками раскатывается по кровати) – это просто здоровое детское любопытство. Парня давно пора выписывать; как они этого не понимают?..
Почему-то на этот раз я точно знаю, что мне было четыре. И вполне уверен, что физического наказания мне избежать не удалось. Вообще, возможно, именно в тот год я по-настоящему научился бояться…
Мы идем с мамой в магазин, закрытый «Военторг», на территории ракетной части. Она заходит, я остаюсь снаружи вместе с другими детьми, играющими в ожидании своих мам. Идет военный и перед входом изящным щелчком отбрасывает горящую сигарету. Я мгновенно подхватываю ее и тут же в окружении восхищенных зрителей делаю огромную затяжку. О!!!..
Восторг в глазах зрителей сменяется ужасом, мои – лезут из орбит, я задыхаюсь, кашляю, чуть не падаю – вся эта сцена занимает секунды.
А мама уже здесь, но вне себя: ее трясет – сначала от страха, наверное, потом от гнева, – и теперь она в ярости. Через пустую витрину она видела все. У нее еще нет слов; она просто хватает меня за руку, и мы бежим домой.
Там я наказан и слегка бит, но, видимо, все еще в шоке от пережитого; и экзекуция не производит на меня особого впечатления.
– Будешь еще?
– Не бу-у-ду, – вполне искренне, сквозь слезы…
К шести я научился пускать дым, не кашляя и не задыхаясь, но глубоко не затягивался – курил «не в себя», как мы тогда говорили.
Самое яркое детсадовское воспоминание примерно того же периода – про то, как я из него убежал. Детский сад – это, конечно, не совсем психбольница, но давления и принуждения в нем хватало. И, в отличие от героев чеховской «Палаты», один из которых, насколько я помню, смирился с ролью жертвы, а у другого не хватило сил для противостояния окружению, однажды я взбунтовался. И сил у меня хватило, чтобы в неудержимом гневе вырваться из рук воспитательницы, выскочить за ворота и рвануть…
Как я бежал! Я летел, опьяненный свободой, и это чувство запомнил навсегда.
Конечно, далеко убежать мне не дали, но вкус освобождения я ощутить успел и почувствовал, пусть и не вполне осознанно, что окружению – воспитателям (власти, социуму) – можно сопротивляться и можно даже «победить» его на какое-то время.
Тот бунт был уже не первым и, конечно, не последним: «праздник непослушания» только начинался.
– Так ты будешь слушаться? – сколько раз слышал я этот вопрос?
– Буду, – отвечал я, отворачиваясь и глядя в сторону…
Так, постепенно и незаметно, я отказался «слушаться» других, но одновременно и самого себя я тоже потихоньку переставал слышать.
А вот победить боль мне тогда так и не удалось.
Каждую весну и лето я жестоко страдал от непонятного «конъюнктивита». Проснувшийся во мне «дух противоречия» побуждал сопротивляться и бороться с ним изо всех сил. Гнев сменялся отчаянием, отчаяние – яростью.
Однажды, полностью потеряв голову, я помню (и, значит, все-таки не совсем «полностью»), как выбегаю из квартиры во двор, задираю в небо свои красные, воспаленные, больные глаза – кулачки сжаты – и взвываю изо всей мочи: «Не могу – у – у – у!..»
Чего здесь было больше? Гневный укор и отчаянная мольба слились в этом «у – у – у…»
***
Боль естественна, природна, нормальна – полагаю я сегодня. Бороться с ней бессмысленно и бесполезно: она приходит и уходит сама. (В отличие от искусственного человеческого страдания, которое можно раскручивать бесконечно.) Но не думаю, что смог бы объяснить это страдающему шестилетнему ребенку. До некоторых вещей доходишь не сразу и только на собственном опыте.
Поэтому уроки боли и страдания продолжаются, возвращаясь иногда странными циклами. Номера и обстановка «палат» меняются – атрибуты те же.
А мой конъюнктивит прошел тогда, как обычно, к середине осени. Но на этот раз, как потом оказалось, – навсегда. Врачи были правы: «Возрастное».
Глава третья
Палатная школа: открытые уроки
Мы создаем себе набор привычек для удовлетворения собственного эго. Для одних удовлетворение включает в себя наслаждение; для других – людей невротического склада – это подразумевает боль.
Рам Дасс. Путь пробужденияУже не помню, что хотели от меня воспитатели тогда, в детском саду. Главное – я этого не хотел, и делать не стал. А вот через двадцать пять лет пойти на открытую конфронтацию с начальством я уже не решился – и не в первый раз.
Уступил мягкому давлению и записался-таки на преподавательские курсы, хотя работы хватало и дополнительной нагрузки жутко не хотелось. Нас обучали, как принимать только что введенный ЕГЭ.
Ознакомительная версия.
