Но каждая умная женщина может сказать: «Ты никогда не приходил с такими вещами. И вдруг сегодня — не Рождество, не индуистский фестиваль Дивали — в чем особая причина, чтобы тратить наши деньги? Это даже не дата получения твоей зарплаты; ты, наверное, принес все эти вещи, заняв деньги у кого-то, ведь это конец месяца, так что не пытайся обманывать меня!» Поэтому от каждой женщины и каждого мужчины зависит, каким будет результат. Но одно несомненно: никто не хочет быть одиноким.
А быть одиноким — величайший дар сущего. Это по бедности своей и своего сознания человек разрушает величайший дар, потому что только в вашем одиночестве вы можете расцвести, можете обнаружить источник своей жизни, который также и свет, который также и смех.
В безмолвии одиночества их глазам предстает их нагая суть, и они бегут прочь.
Разговаривать, смотреть кино, сидеть перед телевизором — это поможет вам только в одном. Все это алкоголь, наркотики, понимаете вы это или нет, потому что их функция одна и та же. Люди пьют алкоголь, чтобы забыть свое уродство, свою зависть, свою тревогу, свое соревнование, свою посредственность, свою жадность — это долгий список. Чтобы забыть все это, они пьют; чтобы забыть все это, они говорят, они занимаются разговором. Естественно, их ум не может делать обе вещи одновременно.
И есть такие, что невольно открывают в беседе истину, которой сами не понимают.
Они говорят что-то заимствованное, что-то такое, обо что они случайно споткнулись; они даже не понимают того, что это истина. Вы можете споткнуться об алмаз на дороге, но если ювелир не огранит его, не придаст ему форму и как можно больше аспектов, вы будете не в состоянии узнать, что это подлинный алмаз. Может быть, вы и подумаете, что это хороший камень — самое большее. Или, возможно, отшвырнете его с дороги, ведь кто-то еще может споткнуться.
И есть такие, что невольно открывают в беседе истину, которой сами не понимают.
Не то чтобы вы были первым в мире, кто находит истину; ее находили снова и снова тысячи людей, она бывала выражена разными способами, разными людьми. Вы можете споткнуться об нее, вы можете начать говорить о ней, но вы не знаете, о чем говорите; вы также не в состоянии объяснить ее человеку, который слушает вас.
И есть такие, что хранят истину в себе, но не облекают ее в слова.
Это мистики. Они постигли ее, осознав к тому же, что невозможно передать ее словами; поэтому они остаются молчаливыми.
В сердце подобных им обитает дух в размеренном безмолвии.
Эти люди и есть сама соль земли; но поскольку они остаются молчаливыми, они мало помогут восходу, пробуждению тех, кто спит. Они проснулись, но их совсем не интересует то, что весь мир спит. Они не будут толкать вас, они не будут встряхивать вас, они не будут брызгать холодную воду вам в глаза. Они нашли истину, но они не те люди, которые готовы жертвовать собой ради найденной истины. Стало быть, тут есть одна категория, даже выше мистиков, которую Халиль Джебран совершенно забывает, — а возможно не осознает — категория мастеров, которые являются мистиками.
Что касается их собственного роста, мистики достигли высочайшей вершины; но, похоже, это холодные души — они не заботятся о других, тех, кто ведет борьбу в темноте, в блужданиях и поиске и чья жизнь состоит только из страданий.
Мастер — это мистик, который знает: выразить истину очень трудно, но он делает все возможное — даже когда его распинают, побивают камнями, отравляют.
Я мог бы молчать — не было приказа полицейского комиссара: «Вам можно говорить в течение тридцати минут!» — но не вижу смысла. Если я не буду высказываться, если буду жить на земле, которая уже чересчур переполнена, уже битком набита... Если я увидел это, значит, это каждый способен увидеть.
Это естественно, что если вы потревожите кого-то во сне, он обязательно рассердится. Поэтому, что бы ни происходило со мной — всевозможные беспокойства от религий, от правительств, от полицейских офицеров, от обычных идиотов всех религий, — я не обвиняю их. Это на моей собственной ответственности.
То, что они делают, просто показывает их раздражение: «Мы спали так тихо, быть может, мы видели прекрасный сон, голую девушку из журнала «Плэйбой», а этот человек приходит и начинает будить нас».
Днем люди не позволяют себе... Даже журналы «Плэйбой» или журналы «Плэйгерл» и порнография такого типа продается из-под прилавка, потому что стыдно даже продавцу, стыдно покупателю, и каждый стоящий рядом может разнести новость, что такой-то профессор, такой-то доктор, такой-то инженер покупал порнографический журнал. И они прячут все те журналы в свои Библии, в свои Бхагавадгиты, в свои Рамаяны — чтобы дома никто не знал, ведь никто не касается этих книг. Библии, Гиты, Кораны... — никто к этим книгам не прикасается.
Случилось так. Человек, который обычно продавал энциклопедии, постучался в дверь. Женщина открыла дверь дома и сразу сказала: «У нас очень хорошая энциклопедия. Видите — вон там, на столе, так что, пожалуйста, не беспокойте нас больше».
Человек взглянул на стол и сказал: «Это не энциклопедия, это Святая Библия».
Женщина спросила: «Вы, похоже, волшебник. Так издалека, как вы увидели, что это Святая Библия?»
Он сказал: «Пыль на ней — достаточное доказательство, что никто никогда не касается ее».
Это неприкасаемые книги; все ваши святые книги неприкасаемы. Они просто собирают пыль.
Так что если вы тревожите чей-то сон, естественно, спящий рассердится; одним словом, у меня нет недовольства, против кого бы то ни было. Просто время от времени я думаю: не лучше ли было бы не связываться с этим безумным человечеством? Но теперь уже слишком поздно. Теперь я намерен говорить все жестче и жестче и задевать возможно больше людей.
Я попросил моего юрисконсульта, Татхагата, который сейчас тут: «Добудь для меня разрешение идти прямо в суды и бороться по делам». Зачем беспокоить адвокатов и разбазаривать деньги? Я могу бороться гораздо лучше сам.
Я намерен бороться до самого последнего своего дыхания, потому что я все еще верю в эту безбрежную океанскую толпу человечества: там должно быть несколько людей, которые извлекут пользу, а терять мне нечего. Особенно для людей, которые собрались вокруг меня, — ради них я должен говорить. И я должен говорить для нового человека, который обязательно родится, нового человечества и новой земли. Любая жертва ничтожна по сравнению с грядущими поколениями.
Мне хочется стать демаркационной линией между прошлым и будущим.
Где бы вы ни встретили друга — на обочине дороги или на рыночной площади, — пусть дух в вас движет вашими устами и повелевает языком.
Но не без движения вашего духа... Если следовать этому простому изречению, весь мир опустится в глубокую тишину. У вас есть что сказать?
Это не движение вашего духа, а всего лишь пустячные мысли, собравшиеся в голове.
Пусть голос вашего голоса говорит уху его уха.
Он говорит: Пусть голос вашего голоса... потому что есть голос, который будет слышен снаружи. Но прежде чем услышать снаружи, вы слышите голос внутри. То, что вы слышите внутри, в глубочайших частях своего существа, — только это и достойно быть сказанным; что касается услышанного только наружными ушами — в этом нет никакой пользы. Пока вы не услышите ухом, которое скрыто внутри уха и которое напрямую связно с вашим существом... У всех ваших чувств есть две стороны: одна — это корни, что уходят внутрь, а другая — ветви, ствол и листва, что выходят наружу. Если вы не имеете корней — пожалуйста, не разговаривайте: дерево мертво или, может быть, сделано из пластика.
Говорите изнутри, пользуйтесь голосом, который может вынести на своих крыльях наружу. И так же должно быть при слушании: не просто слышать — пусть это достигнет самих корней вашего существа. Только тогда есть сопричастие.
Где бы вы ни встретили друга — на обочине дороги или на рыночной площади, — пусть дух в вас движет вашими устами и повелевает языком.
Пусть голос вашего голоса говорит уху его уха;
Ибо его душа будет хранить истину вашего сердца так же, как вспоминается вкус вина.
Вы, наверное, слыхали о людях, которые, завязав глаза, пробуют вино и могут определить его состав, год производства и из какой оно страны — просто пробуя его; они помнят вкус. Я слышал, что один человек вошел в пивную и сказал: «Я вызываю всех пьющих здесь, вот тысяча долларов. Завяжите мне глаза и дайте любой сорт вина, а я буду говорить вам название вина, название фабрики, страну и год. Если я ошибусь — эта тысяча долларов ваша; но если я преуспею, тогда тот, кто принимает вызов и подносит мне вино, кладет тысячу долларов сверху, так что ставка становится все больше — две тысячи долларов, потом три тысячи долларов, пять тысяч долларов...»
