Ночью вы видите сны. Сны существуют. Они есть сат/реальность. Но не сатья/правда. Сны есть — иначе как бы вы их видели? Их существование видно, но вы не можете сказать, что это правда. Потому что утром вы обнаруживаете, что они испарились, исчезли, стали ничем. Из этого можно сделать вывод, что есть и такие явления жизни, которые можно назвать правдой, но которые в реальности не существуют. Точно так же, как есть существующие явления, которые нельзя назвать правдой по логике. Вся математика — правда, но ее нет в реальности, она абстрактна. Это сатья, но не сат. Сны есть, они существуют, но они не являются правдой.
Бог — и то, и другое. Он равно и сат, и сатья. Он правда и одновременно реальность. Будучи и тем, и другим, Бог никогда не может быть полностью постигнут ни при помощи науки, цель которой истина, логическая правда, ни при помощи искусства, которое исследует существование. И то, и другое не исчерпывает в своим поиске всего сущего. Потому что и наука, и искусство движутся лишь к одной Его ипостаси.
Поиск религии всецело отличается от всех других поисков. Он сочетает в себе и cam, и сатья: он более достоверен, он ближе к истине, чем любая математическая формула. Этот поиск ближе к реальности, ближе к опыту, чем любой поэтический образ. Религия обращается и к тому, и к другому. Основываясь в поиске лишь на одной из точек зрения, вы потерпите неудачу, и только совокупность обоих направлений поведет вас к цели.
Поэтому, когда Нанак говорит: "Эк Омкар Сатнам", и сат, и сатья заключены в этих словах. Имя высшего существования так же истинно, как математическая формула; так же реально, как любое произведение искусства; столь же прекрасно, как мечта, и с голь же верно, как научное определение; оно несет в себе чувства, рожденные сердцем, знания и опыт, обретенные разумом.
Когда встречаются ум и сердце, тогда начинается религия. Если ум подчиняет себе сердце, рождается наука. Если сердце побеждает ум, мы вступаем в сферу искусства — поэзии, музыки, пения, живописи, скульптуры. Но если голова и сердце существуют согласованно, вы вступаете в Омкар.
Верующий стоит выше величайшего ученого, он смотрит свысока на величайшего художника, потому что его поиск содержит в себе объединенную суть их исканий. Наука и искусство двойственны, делят между собой сферы, религия же — синтез обеих сфер.
Нанак говорит: "Эк Омкар Сатнам".
Он один. Он Омкар — высшая правда.
Он — создатель…
Буквальное восприятие этих слов сузит понимание того, что сказано Нанаком. Надо избежать этой ошибки.
Одна из сложностей, которую должен преодолевать мудрец, лежит в необходимости использовать общеупотребительные слова. Говоря с вами, он должен говорить на вашем языке, но то, что он подразумевает, находится вне области, охваченной этими словами Ваш язык не может содержать это, он очень ограничен, в то время как правда не знает границ. Гак выглядели бы попытки кого-нибудь втиснуть небо в свой дом или собрать свет в пригоршню. Несмотря на это, мудрец должен пользоваться вашим языком.
Это скудость языка, это ограниченность слов повинны в том, что существует так много сект. Например, Будда родился за две тысячи лет до Нанака и использовал язык своего времени. Кришна родился за две тысячи лет до Будды. Он пользовался совершенно другим языком, потому что страна была совершенно иной, иными были и климат, и культура. Также было и с Махавирой, и с Иисусом. И Нанак использовал язык своего времени.
Нанак говорит: "Он — создатель". Отсюда может проистекать мысль "Если Он — создатель, а мы созданы, это устанавливает различие между нами", но Нанак отрицает двойственность в самом начале, говоря: "Бог — один". Именно язык несет ответственность за все препятствия, которые будут возрастать по мере того, как мы будем вникать в слова Нанака.
Первые слова, произнесенные Нанаком после самадхи, были: "Эк Омкар Сатнам".
Суть религии Сикхов полностью содержится в этих трех словах. Все, что есть сверх того — лишь попытки научить вас, помочь вам понять. Послание Нанака заключено и этих трех словах. Из-за того, что обычные люди не способны, не имеют возможности непосредственно воспринять это послание, возникает необходимость развить его. Объяснения призваны побороть эту невозможность; иначе говоря, Нанак сказал все, что он хотел донести людям: "Эк Омкар Сатнам". Мантра была совершенна, но вы еще не постигли ее значения. Эти три слова сами по себе не могут открыть вам тайну, и возникает необходимость использовать язык.
Бог — создатель. Но поймите: Он не стоит в стороне от своего создания. Все, что им создано, вобрало, впитало Его в себя. Поэтому Нанак никогда не разделял саньясина и семьянина. Если бы создатель был в отдалении от своего создания, тогда вам пришлось бы прекратить любую деятельность, чтобы отыскать Его. Пришлось бы оставить и лавки, и конторы, и базарные площади. Нанак не отказывался от своих мирских обязанностей до самого конца. Как только он возвращался из своих странствий, он отправлялся работать на поля. Всю свою жизнь он пахал землю. Деревню, где он поселился, он назвал Картарпур, что означает деревня создателя.
Бог — создатель, но не надо думать, что Он отделен от своего творения Скульптор создает скульптуру, и по завершении его труда человек и созданное им изваяние более не составляют одно — они существуют уже каждый отдельно. Скульптура может надолго пережить своего творца. И если изваяние разбить, то скульптор уцелеет, ибо они более не связаны друг с другом. Но нет такой дистанции между Богом и его созданием.
Какого же рода связь существует между Богом и его созданием? Она подобна связи между танцором и танцем. Когда человек танцует, можете ли вы отделить его от его танца? Может ли он вернуться домой, оставив танец после себя? Если танцор умирает, танец умирает вместе с ним. Когда танец прекращается, он перестает быть танцором. Они едины. Поэтому с древних времен индуисты представляли себе Бога танцующим, танцующий Бог — "Натарадж". В этом символе выражено единство танцора и танца.
Когда стихотворение закончено, поэт более не связан со своим творением, Завершив скульптуру, скульптор более не связан с ней. Мать и рожденный ею ребенок существуют раздельно, а отец от своего ребенка обособлен всегда. Бог же не обособлен от своего создания, Он всегда содержится в нем. Наиболее правильно будет сказать: создатель — это создание, или создатель — это ничто иное, как созданное им.
Отметая полностью идею разделенности, Нанак говорит, что нет нужды отвергать мир, бежать от мира. Где бы вы ни были — Бог есть. Нанак дал жизнь уникальной религии, для которой семьянин и саньясин одинаковы и едины. Лишь тот может называть себя Сикхом, кто будучи семьянином, есть еще и саньясин. Тот, кто будучи саньясином, вес еще остается семьянином.
Вы не можете стать Сикхом только оттого, что отпустили волосы или надели тюрбан. Быть Сикхом трудно. Легко быть семьянином или саньясином, но Сикх — это и тог, и другой. Вы остаетесь дома, но в то же время вы и не там, как было бы, если вы были в Гималаях. Продолжайте торговать в лавке, но поддерживайте память о Его имени, чтобы оно всегда пульсировало, билось в вашей душе; вы можете подсчитывать вашу выручку, но хранить в это время в себе имя Его.
До достижения самадхи перед Нанаком многажды открывались проблески, мимолетные проявления Бога — то, что мы называем сатори. В первый раз это случилось, когда Нанак торговал в зерновой лавке. Его работа заключалась в том, чтобы взвешивать покупателям пшеницу и другое зерно. Однажды, взвешивая его и считая: "Один, два, три…", — Нанак дошел до числа тринадцать. А на пенджабском языке "тринадцать" звучит как "тера". Но "тера" также означает и "ваш". Когда Нанак дошел до числа "тринадцать", до "тера", он утратил сознательную связь с окружающим миром, потому что ему напомнил о себе его возлюбленный Господь.
Он наполнял меру и повторял "Тера — Ваш, Твой, Ты…" Снова и снова он наполнял ее… "Тера" — как если бы все числа оканчивались так. "Тера" стало его мантрой. Назначение было достигнуто, и все заканчивалось на "тера" для Нанака. Люди подумали, что он сошел с ума и попытались остановить его, но Нанак полностью был в ином мире: "Тера! Тера! Тера!". Он не мог продвинуться дальше "тера", и не было ничего вне этого.
В действительности есть только два пункта остановки: первый — Я, и второй — Вы. Вы начинаете с "Я" и завершаете путь на "Вы".
Нанак не против светского мира. Фактически он влюблен в него, потому что для него мир и его создатель едины. Любите мир, и через этот мир любите Бога, вы видите Его через Его собственное создание.
Когда пришло время, когда Нанак возмужал, родители велели ем> готовиться к женитьбе. Они опасались, что он станет возражать, потому что с самого детства его образ жизни отличался от образа жизни всех остальных. Но Нанак не возражал. Отец Нанака был очень обеспокоен на его счет. Он никогда не мог понять сына — все это благочестивое пение и компанию святых людей, с которыми все время общался Нанак.
