На протяжении еще некоторого времени я оставалась вместе со своей сестрой, сохраняя любовь и страх к Богу. Жизнь моя была легкой, ибо я охотно училась у сестры. Когда здоровье мое улучшалось, то улучшались и мои успехи, но очень часто я заболевала.
Это происходило столь же внезапно, сколь необычными оказывались мои болезни. Вечером я чувствовала себя хорошо, а утром я уже просыпалась опухшей, с синевой по всему телу, что было симптомами быстро начинавшейся лихорадки. В девятилетнем возрасте у меня было такое сильное кровотечение, что все ожидали моей скорой кончины. Я была полностью обессилена. Незадолго до этого другая моя сестра пожелала взять меня на воспитание. Хоть она и вела достойный образ жизни, но у нее не было таланта воспитывать детей. Когда она впервые меня приласкала, это никак не коснулось моего сердца. Первая сестра добивалась большего одним только взглядом, нежели ласками или угрозами. Когда вторая сестра видела, что я ее недостаточно люблю, она начинала строго со мной обращаться. Она не позволяла мне общаться с другой сестрой. Узнав о том, что мы разговаривали, она приказывала меня выпороть или даже била меня сама.
Я не смогла долго терпеть столь строгого обращения и явной неблагодарностью отомстила за все добрые намерения моей сестры, перестав с ней видеться. Но это не воспрепятствовало ей проявлять ко мне знаки обычной доброты, когда мне приходилось серьезно заболевать. Она сделала вывод, что мое неуважение вызвано лишь страхом перед наказанием, но не исходит из моего сердца. На самом деле, страх наказания действовал во мне могучим образом только в этом случае.
С того времени я больше страдала, причиняя боль Тому единственному, Кого я любила, нежели принимая страдания лично из рук людей. О мой Возлюбленный, Тебе известно, что не страх перед Твоим наказанием так глубоко проник в мое понимание и мое сердце. Скорбь о Твоей жертве была причиной моего великого горя. Мне кажется, что если бы даже не существовало Небес и Ада, у меня бы всегда оставался страх оказаться Тебе неугодной. Ты знаешь, что когда после моих ошибок Ты по своей великой милости снизошел посетить мою душу, Твоя ласка оказалась в тысячу раз более нестерпимой, нежели Твой жезл.
Моему отцу обо всем сообщили, и он забрал меня домой. Мне было тогда около десяти лет. Дома я пробыла совсем недолго. Монашка из ордена Св. Доминика, которая была из большой семьи и знала одного из близких друзей моего отца, уговорила его отправить меня в свой монастырь. Она была настоятельницей монастыря и обещала позаботиться обо мне, выделив мне угол в своей комнате. Эта дама испытывала ко мне большую любовь. Но она была так занята своим приходом и его проблемами, что не в состоянии была заботиться обо мне. У меня случилась ветряная оспа, которая свалила меня в постель на три недели. В течение этого времени обо мне плохо заботились, хотя мои родители думали, что я в надежных руках. Женщины, которые вели хозяйство в обители, так сильно боялись оспы, что и близко ко мне не подходили. Все это время я почти никого не видела. Сестра монашка, которая в определенное время приносила положенную мне еду, сразу же уходила. К счастью, я нашла Библию, и так как любила читать и обладала хорошей памятью, то проводила целые дни за чтением. Я в совершенстве изучила историческую ее часть.
И все–таки в этой обители я была по–настоящему счастлива. Другие пансионерки, будучи уже взрослыми девушками, огорчали меня своими нападками. Меня настолько обделяли едой, что спустя некоторое время я стала весьма истощенной.
ПУСТЯ ВОСЕМЬ МЕСЯЦЕВ отец забрал меня домой. Теперь я больше времени проводила с мамой, и она уделяла мне больше внимания, чем прежде. При этом она все еще предпочитала мне моего брата, ибо все об этом говорили. Даже когда я заболевала, он сразу же начинал требовать что–нибудь, что мне нравилось. Тогда у меня это забирали и отдавали ему. Он же обладал прекрасным здоровьем. Однажды брат заставил меня вскарабкаться на карету, а потом сбросил меня оттуда. После этого падения у меня было много синяков. В другой раз он меня побил. Но что бы он ни делал, и насколько плохими не были бы его поступки, на это всегда закрывали глаза или находили какое–нибудь безобидное объяснение. Это меня озлобляло. Я не обладала большой склонность к добру и говорила: «У меня не получилось бы поступить лучше». В то время я делала добро не только ради Тебя, о мой Бог. Когда я видела, что люди не восприняли мои действия, так как я хотела, я прекращала их совершать. Если бы я знала, как правильно употребить Твое наказующее отношение, я бы добилась больших успехов. Вместо того чтобы увести меня с пути истинного, это бы абсолютно обратило меня к Тебе. Я с завистью взирала на своего брата, видя разницу между ним и собой. Все сделанное им считалось хорошим, и даже если в чем–то оказывалась доля его вины, ее тут же обрушивали на меня. Мои сводные сестры по матери добивались ее расположения тем, что ласкали его и упрекали меня.
Конечно, я была непослушной. Я снова вернулась к своей прежней лжи и капризам. Но вместе со всеми этими проступками я проявляла нежность и милосердие к беднякам. Я старательно молилась Богу и любила слушать, когда кто–то говорил о Нем или читал хорошие книги. Я не сомневаюсь, что вас удивляет такая непоследовательность, но то, что будет описано далее, удивит вас еще больше, когда вы увидите, что такая манера поведения с возрастом лишь укоренилась во мне. По мере созревания моего разума было уже поздно исправлять это безрассудное отношение. Грех усилил свою власть во мне. О мой Бог, Твоя благодать, казалось, удвоилась в сравнении с моей неблагодарностью! Я была похожа на осажденный город, ибо Ты окружил мое сердце, а я лишь обдумывала, как защититься от Твоих атак. Я возводила укрепления вокруг всякого нечестия, каждый день увеличивая число своих беззаконий и, пытаясь тем самым предотвратить Твою победу. Когда была хотя бы видимость Твоей победы над этим неблагодарным сердцем, я поднималась в контратаку, укрепляя свои крепостные валы против твоей благости и пытаясь помешать твоей благодати.
Но только Тебе было под силу одержать надо мной победу.
Я не люблю слышать, когда говорят: «Мы не властны противостоять благодати». Слишком долгое время я испытывала на себе действие своей свободы. Я закрывала ставни своего сердца, дабы не слышать тайного голоса Божьего, который звал меня к Себе. Действительно, с ранней юности из–за болезней или гонений мне пришлось пережить многие разочарования. Девушка, чьим заботам моя мать поручила меня, укладывая мне волосы, била меня и осыпала бранью.
Все, казалось, лишь наказывали меня. Но вместо того чтобы обратить меня к Тебе, о мой Бог, это лишь послужило моему огорчению и разочарованиям. Мой отец ничего об этом не знал, ибо его любовь ко мне была так сильна, что он бы не потерпел такого обращения со мной. Я также его очень любила, но в то же время боялась, ничего ему не рассказывая. Моя мать, часто на меня жалуясь, подтрунивала над ним, на что он неизменно отвечал: «В дне двенадцать часов, и значит, со временем она поумнеет».
Этот суровый процесс воспитания не был самым худшим из зол, причиненных моей душе, хоть он и испортил мой характер, бывший в прежние времена мягким и легким. Но наибольший вред мне причинило желание быть среди тех, кто, лаская меня, на самом деле способствовал моей испорченности и избалованности. Моя мать, видя, что я подросла, отправила меня на время Великого Поста к Урсулинкам, чтобы свое первое причастие я приняла на Пасху, ибо в то время мне исполнялось одиннадцать лет. Там же находилась моя милая сестра, под чей присмотр отец поместил меня. Она удвоила свое попечение обо мне, дабы заставить меня наилучшим образом подготовиться к этому акту поклонения Богу. Теперь я начала думать о том, чтобы искренне посвятить себя Богу. Часто я ощущала битву, которая шла между моими добрыми наклонностями и плохими привычками. Я даже принимала на себя некоторые епитимьи. Поскольку я почти всегда была рядом с сестрой, то, как и все пансионерки ее первого класса, я вскоре также стала весьма рассудительной и учтивой. Было бы жестоко подвергать меня плохому воспитанию, ибо по самой своей природе я была весьма склонна к добру. Я с удовольствием делала то, что желала моя сестра, отвечая на ее мягкое обращение.
Через время пришла Пасха, когда я с великой радостью и посвященностью приняла свое первое причастие. В этой обители я оставалась до дня Святой Троицы. Поскольку моя вторая сестра была учительницей во втором классе, она требовала, чтобы всю неделю ее занятий я проводила в этом классе. Ее манеры, столь противоположные манерам первой сестры, побудили меня оставить свою прежнюю набожность. Я более не ощущала того свежего и радостного пыла, который охватил мое сердце во время первого причастия. Увы! Он продлился так недолго. Мои проступки и падения вскоре возобновились и удалили меня от забот и обязанностей религии.
