Я помню случай, который произошел, когда мне было двадцать два года. Я собирался в тур по Синайской пустыне, частью которого было восхождение на гору Синай. Мои родители тогда жили в Израиле, и Израиль только что захватил Синайскую пустыню. Моя мать предложила мне надеть кроссовки. Я надел сандалии. Всю дорогу на гору я жалел об этом. Моя мать оказалась права Но у меня был выбор: окровавленные ноги или ощущение кастрации. Я выбрал окровавленные ноги.
Естественно, мои девушки всегда были сильными и разумными и обладали потенциалом к главенствованию. Какое-то время я реагировал на их «охоту за властью» шоком либо бунтом, или какой-то запутанной смесью того и другого, и прибегал к обвинению при каждой возможности, которая только предоставлялась. Мне никогда не приходило в голову, что я искал этих отношений, чтобы чему-то научиться. Я просто проигрывал заново рану кастрации. Участвуя в семинарах для мужчин и впоследствии проводя их, я понял, что всем мужчинам тем или иным образом приходится сталкиваться в отношениях с их личной матерью и вселенской матерью. Интенсивно сталкиваться. И одна из утешительных вещей в работе с другими мужчинами – открытие, что я не одинок. У каждого мужчины есть собственная уникальная рана кастрации, нанесенная матерью, и он воссоздает ее в интимных отношениях с женщинами.
Большинство мужчин, которых я знаю, на глубоко бессознательном уровне остаются в ужасе перед тем, чтобы открыться женщине, и находят все возможные способы этого избежать. Мы можем становиться подавленными, насильственными или отступать в себя, но все это вариации одной и той же травмы. Какая-то часть нас отчаянно жаждет матери. В то же время стать уязвимым с женщиной – значит, притянуть кастрацию. И это ужасает. Здесь один из величайших дзэнских коанов [10] для всех мужчин. Чтобы избежать страхов, мы делаем все, что дает нам иллюзию власти и контроля. Но чтобы быть способными глубоко открыться женщине, мы должны найти нашу подлинную силу и энергию. Силу и решимость расти, медитировать и быть уязвимым.
Женщины также проигрывают заново историю насилия, полученного от отца, и часто оказывается, что их привлекают мужчины, у которых есть тенденция обращаться с ними так же, как это делал их отец. Их сценарий часто выглядит как болезненная роль жертвы и постоянно повторяющееся страдание от насилия.
В другой форме женщина становится движимым долгом «опекуном» или принимает роль тирана и «мстит» за пассивного, недоступного или бессильного родителя.
Мы можем остановить разрушительные образцы, исцеляя стыд
Как только мы распознаем образцы, следующий вопрос – как их остановить, чтобы они больше не повторялись?
Разрушительные образцы приходят из наших ран.
Один из способов остановить повторение – исследовать наши отношения с противоположным полом максимально глубоко, энергетически и интенсивно. Без осознанности и понимания наши модели остаются мазохистскими или насильственными. Но если мы понимаем, почему это делаем, и энергично соприкасаемся со стыдом внутри, то можем трансформировать образец, вместо того чтобы укоренять страдание. Нам нужно получить некоторые уроки. И отношения, несомненно, – один из главных путей это сделать.
Мы будем неизбежно двигаться в сценарии до тех пор, пока не освоим урок. Мы должны принять эти уроки не только интеллектуально, но энергетически — чувствуя стыд и шок. Сколько бы мы себя ни ругали, что не находим более гармоничных и менее конфликтных отношений, выстраивать, в конечном счете, мы будем именно то, что хотим и в чем нуждаемся. Наше высшее сознание знает, что мы пришли в мир ради роста, и создает ситуации, чтобы нас вдохновить.
Проекция № 2
Соскальзывание в хорошего родителя и плохого родителя
История проекций может стать еще сложнее. Она не только определяет, кого мы привлекаем, но и управляет тем, как мы себя ведем в отношениях с другими. Глядя глазами нашего раненого Ребенка, мы видим в другом одно из двух: хорошего родителя и плохого родителя. Наш раненый Ребенок нуждается в ощущении любви и поддержки. Когда он получает это от другого, он видит «хорошего любящего» родителя. Когда он этого не получает, он видит «отвергающего плохого» родителя.
Для меня хорошая мать – теплая, полная жизненных сил, любящая, интуитивно понимающая и поддерживающая, считающая свой духовный путь и медитацию самым важным фокусом в жизни. Она может также быть тотально присутствующей для меня (не всегда, но часто), чувствует и делится чувствами со мной, способна дать мне обилие пространства и времени, чтобы быть одному, и решительно предана мне. Когда она не проявляет этих качеств, она превращается в плохую мать. Когда со мной хорошая мать, я счастлив. Когда со мной плохая мать, я в гневе, депрессии или унынии.
Очевидно, никто не может соответствовать ожиданиям нашего раненого Ребенка в отношении хорошего родителя. Но это не мешает нам искать. Рациональный взрослый в нас может знать, что это невозможно, но не наш Ребенок. Поэтому, когда раненый Ребенок не получает хорошего родителя, он реагирует вспышками ярости, недовольством, гримасами, отступлением, слезами. И реакция может быть спровоцирована простым недоразумением, комментарием, отвлечением любовного партнера на что-то другое любой ситуацией, которая заставляет нас чувствовать себя нелюбимыми. Тогда хороший родитель превращается в отвергающего. Солнце зашло за тучи. И мы можем не иметь понятия, что вообще происходит. Нашего Ребенка мало интересуют эти сложности, он плохо их понимает и не сонастроен с потребностями нашего любовного партнера. Другой, ощущая на себе проекцию, естественно, чувствует, что у него недостаточно пространства. Но со своей стороны он делает то же самое. Стоит ли удивляться тому, что медовый месяц кончается?
Из моей психиатрической подготовки я вынес, что такого рода «расщепление» распространено среди людей с тяжелыми расстройствами личности или суровыми травмами детства. Вообразите мое удивление, когда я увидел, что сам делаю то же самое. Причем не один раз, а все время. И не только в любовных отношениях, но и с близкими друзьями. В одну минуту состояние полной гармонии сменяется ощущением, что я брошен и предан. Как пишет Джон Брэдшоу в книге «Создавая любовь», оказавшись в состоянии регрессировавшего обиженного Ребенка, мы слышим и видим вещи, которых никто не говорил и которые не происходили в реальности, и не слышим того, что нам говорят, и не видим, что происходит на самом деле. Мы теряемся в собственной обиде, и в этом состоянии не можем воспринимать реальность.
Несколько лет назад я работал с женщиной, которая была для меня сочетанием терапевта, наставницы и фигуры матери. Она оказала и до сих пор оказывает мощное влияние на мою жизнь. В определенной точке я начал ощущать, что она потеряла со мной контакт, и почувствовал себя незамеченным и лишенным поддержки. Я также почувствовал, что к ее работе стали примешиваться некоторые из ее собственных проблем. Я почувствовал себя брошенным, и из этого пространства гнева и обиды вытолкнул ее из своей жизни и стал в отношении нее критичным.
Оглядываясь назад, я вижу все по-другому. В глазах моего обиженного Ребенка она превратилась из хорошей родительницы в плохую родительницу. Теперь я понимаю, что мне просто пришло время «отпочковаться» и двигаться дальше одному, но это расставание было очень болезненным. Вместо того чтобы чувствовать боль, я сделал ее «виноватой». Я спроецировал на нее плохую родительницу. Я нахожу, что такого рода проецирование и расщепленность распространены почти повсеместно. Искусство внутренней работы в том, чтобы это улавливать и быть способным немного отстраниться, осознавая раненого Ребенка и зная, что заставляет его чувствовать себя брошенным.
Интрига завязывается. Наш раненый Ребенок ищет совершенного родителя и, найдя потенциально подходящую кандидатуру, продолжает расщеплять ее на хорошее и плохое. Нам также хочется бунтовать против родителя. Нам хочется сопротивляться его любви. Это своего рода испытание, чтобы проверить, действительно ли он любит нас, может ли он справляться с тем, что иногда мы не милые, не со всем согласные и не поддакивающие. Установление пределов твердо, но с любовью, – важная часть «родительствования», но большинство из нас никогда этого не получало. Мы хотим узнать, действительно ли кто-то нас любит достаточно для того, чтобы нас выдерживать, потому что в детстве бунт обходился слишком дорогой ценой.
Сначала в отношениях мы играем хорошего и послушного Ребенка, который подстраивается и идет на компромисс, чтобы закрепить за собой любовь партнера (родителя). Потом нам надоедает эта роль, и мы превращаемся в бунтующего Ребенка. Как только нам кажется, что любовь за нами закреплена, становится безопасным делать то, что мы не осмеливались делать раньше: испытывать любовь и играть в бунтаря. Ситуация возникает с любовными партнерами, друзьями и особенно с фигурами власти. Одна из причин, по которой мы создаем в нашей жизни авторитеты, заключена в возможности против них бунтовать. Бунтовать против правил, которые они устанавливают, против ограничений, которые они навязывают, и против советов, которые они дают. Мы ищем руководства и структуры, чтобы потом против них взбунтоваться. Мы хотим поддержки и одобрения от тех, кто выше, потом ищем недостатки в их руководстве и виним в несовершенстве.
