Ознакомительная версия.
И она полетела.
Полетела искать тело, которое бросило ее.
Но не успела она пролететь и десятка метров, как чуть не столкнулась с летящей ей навстречу душой — тревожной и огорченной.
— Ах, Господи, — сказала Тревожная Душа, еле успев затормозить своими нежными прозрачными крылышками, избегая столкновения. — Милочка, вы не видели здесь тела мужчины, доброго такого, интеллигентного, задумчивого, очень приятной наружности, в очках…
И, увидев, как Брошенная Душа отрицательно покачала крылышками, Тревожная Душа, еще более тревожно и как-то театрально-трагично, заламывая крылышки, продекламировала:
— Ну что же делать! Что делать! Ведь он пропадет без меня…
И, вибрируя крылышками на месте, быстро, трагичным шепотом стала рассказывать Брошенной Душе:
— Представляете, уже неделю ищу его — и найти не могу… Уже неделю как он потерялся и бродит где-то без меня, неприкаянный, бездушный — и кто знает, что он мог за это время натворить, в кого он мог превратиться, он, которого всегда все ставили в пример как доброго, душевного человека… Нет, ну надо же, как я могла его потерять…
— «Как я могла его потерять!» — как бы передразнивая ее, проговорила пролетающая мимо душа. — Как я могла его потерять! — повторила она, затормозив, и вся интонация ее говорила о возмущении и несогласии с такой формулировкой. — Да разве же это ты его потеряла? — сказала Возмущенная Душа. — Да разве это мы, души, их теряем?… — Она произнесла эту фразу так, как будто сама формулировка была какой-то дикостью! — Да мы, души, для того и созданы, чтобы быть с ними всегда, и помогать им, и советовать. И путь им указывать, чтобы жили они в согласии с собой, и с миром, и с другими людьми. Мы — это то, что они и есть на самом деле, — Божественный свет и Божественная любовь. Мы сами никогда их не бросаем, мы с ними до самой последней их секунды…
Возмущенная Душа остановилась на мгновение для того, чтобы перевести дух, и продолжила:
— Это не мы их — это они нас теряют! — провозгласила она. И сказала это так гневно, так громко и возмущенно, что привлекла внимание нескольких пролетающих мимо душ, и вот уже вокруг них сформировалась целая стайка нежных и прозрачных душ, вибрировавших крылышками.
И Возмущенная Душа, оглядев собравшихся, тоном лектора, привыкшего выступать на публике, продолжила:
— Это не мы — это они нас теряют!.. И все почему? — спросила она у собравшихся душ и сама себе ответила: — Потому что живут в гонке. Потому что все спешат, все торопятся. Не осознают, что делают и как живут…
Она сделала паузу, и продолжила значительно и все так же возмущенно:
— Ведь как живут эти неосознанные тела? — сказала она, и в самой интонации, с которой она сказала это, слышались горечь и все то же возмущение. — Утром звенит будильник — они по нему рукой шарахают, вскакивают с постели — и бегом. На кухню — бегом, чтобы чайник поставить. В ванную — бегом. Бутерброд на бегу заглатывают. Одеваются на бегу. Из квартиры — бегом. Только что вот тело было в квартире — бац, и нет его, только входная дверь хлопнула. И душа, бедная, даже еще проснуться не успела, а тела уже нет. Вот и мечется душа в запертой квартире, а тело — без души бегает где-то по жизни, без души на работе дела делает, без души общается, без души отношения строит, без души любит. А как можно любить без души? Как вообще можно жить без души?…
Души не отвечали, только крылышками грустно как-то подрагивали, да вздыхали — потому что правда была в словах Возмущенной Души.
А она продолжала уже грустно, как будто растеряла все свое возмущение от такой неосознанности людей:
— И ведь главное, — бегают, бегают тела — и все бессмысленно. Потому что некогда им остановиться и понять, куда надо бежать? К кому? Что делать? Чего не делать? С кем общаться? А кого и на порог своей жизни не пускать, потому что бездушный он, и только разрушать все может на своем пути…
— Бегают они и бегают, — продолжала она уже совсем печально, и даже две слезинки выкатились из ее глаз и капнули куда-то вниз, далеко, на землю — и все у них получается не так, и всем они недовольны: и собой недовольны, и жизнью недовольны… А как же можно быть довольным жизнью, когда живешь ты без души? Как можно быть довольным, когда живешь ты без любви, и сердце твое закрыто…
И еще несколько слезинок скатились из ее глаз и капнули на землю, а за ней заплакали и другие души. Плакали они и плакали, и слезы их капали, и вот уже тела, там внизу, суетливо спешащие, бегущие по жизни неведомо куда и зачем, тревожно стали поднимать кверху лица, всматриваясь в небо, доставать зонтики, и послышался издалека нервный женский голос:
— Что за напасть — опять дождь…
И мужской голос возмущенно сказал:
— Ну что такое творится с погодой?! Каждый день дожди…
Души молчали, только с печалью, с жалостью и любовью смотрели на неприкаянные, бездушные, мертвые какие-то тела — и плакали.
— И ведь главное — сколько их? — смахнув слезы, с грустью в голосе спросила Возмущенная Душа, которая уже перестала быть возмущенной.
И все души, как будто сговорившись, посмотрели вниз, туда, где под ними расстилался огромный город — и улицы этого города были наполнены суетливыми, нервными, спешащими людьми. И лица людей были озабоченными. И взгляды — напряженными и недружелюбными. И не было света на этих лицах…
— Их — миллионы… — прошептала какая-то душа…
— Миллиарды, — поправила ее другая душа…
— Нет им числа, — совсем уже печально сказала бывшая Возмущенная Душа. И вздохнула она глубоко, как бы принимая этот печальный факт, и продолжила опять, обращаясь к слушающим ее душам, как лектор к студентам: — И ведь что интересно: как получается, что души теряются… Души-то, неопытные особенно, они — как собаки. Ведь если у собаки хозяин потеряется, она обязательно его искать будет. Будет бегать, и принюхиваться, и искать его в толпе, пока не отыщет. Так и души потерянные не могут усидеть на месте, и вылетают в жизнь, на улицу, и стараются найти свое тело, чтобы остановить его, успокоить его, подсказать ему его путь. Вернуть ему самого себя, наполнить его любовью… И вот тут-то они и теряются окончательно…
— Как вы все это правильно говорите, — произнесла молчавшая до сих пор душа, одного взгляда на которую было достаточно, чтобы понять, какая она скромная и застенчивая. Такая душа ни за что бы не вступила в разговор, если бы он ее так не задел.
— Как вы все это правильно говорите… — скромно и в то же время горячо сказала Застенчивая Душа. — Я вот так и потерялась. И, наверное, — грустно добавила она, — окончательно…
— Мое тело вот так же убежало… Вскочило — и убежало, а я бросилась за ним — как же тело может без души жить… Полетела я за ним, да разве его в такой толпе найдешь, когда вокруг одни бездушные — и над ними — рой душ… И все потерянные. И все стараются найти свое тело…
Застенчивая Душа замолчала и посмотрела вниз. И все души, не сговариваясь, опять посмотрели туда, вниз, на толпы тел, бездушных и суетливых, и на стайки, целые рои душ, пытавшихся найти свое тело, или даже уже и не пытавшихся его найти, просто сидевших на ветках и на карнизах домов.
— Душераздирающее зрелище, — прошептала одна из душ, и поток слезинок после этих слов усилился.
— Эх, — грустно произнесла Грустная Душа, сидевшая молчком на карнизе крыши и слушавшая весь этот разговор издалека, — сколько раз я вот так терялась — и сколько раз по ошибке не в свое тело вселялась… Летишь вот так, летишь за ним, вроде — находишь, войдешь в него, начинаешь уже устраиваться, успокаиваться, и вдруг чувствуешь — не то это тело, и оно чувствует — что-то с ним не так. И человек, в чье тело ты вошла, просто сам не свой. А будешь тут сам не свой, когда свою душу потерял, и в тебя другая, чужая душа вошла…
— А я сколько раз ошибалась… — нежным голосом произнесла нежная и тонкая, светящаяся каким-то необычно нежным свечением, душа. — Ведь они, тела эти, еще моду взяли — краситься, да так, что собственная душа узнать не может. Так себя иной раз размалюют, мама дорогая, никогда не скажешь, что в этом теле такая нежная и чувствительная душа живет… — Нежная Душа замолчала и добавила грустно: — Вот и ошибаешься, или просто его не узнаешь. И бродит оно где-то, размалеванное и неприкаянное, и все его принимают не за того, кто оно есть, потому что встречают-то по окраске, по одежке, в душу-то никто не заглядывает. Да и куда заглядывать, когда вместо души — пустота…
Души замолчали. Слышно было только нежное жужжание их крылышек да отдельные легкие вздохи, печальные и быстрые…
Только и слышалось:
— Ах…
— Ах…
— Ах…
— А я вам вот что скажу, — авторитетно заявила душа, по которой было видно, что все-то она уже в жизни пережила, все испытала. — Первое правило: если потерялась — не мельтеши, нечего, как собаке, бегать и искать потерянное тело. Сиди на том месте, где потерялась, — так шансы найти свое тело возрастают…
Ознакомительная версия.
