Но император ответил: «Я не могу выполнить твою просьбу; тебе придется сделать то, о чем говорит старик. Бери письмо, отправляйся в горы — будь с этим старым лучником, понаблюдай и пойми, в чем разница между техником и настоящим мастером».
Лучник и сам был заинтригован, хотя он не мог представить, что кто-то может быть лучше и искуснее него. Он даже не мог предположить…
Много дней он потратил на то, чтобы добраться до старика, жившего высоко в горах. Тот был очень стар… его спина была сгорблена, и он не мог стоять прямо. В его маленькой пещере не было ничего, что бы говорило о занятиях стрельбой, — ни лука, ни стрел. Лучник сказал: «Вы уверены, что вы тот человек, к которому я должен был прийти?»
Старик ответил: «Я абсолютно уверен, потому что кроме меня на этой горе никто не живет. Судя по письму, я вижу, ты великий лучник. Если ты великий лучник, тогда зачем ты носишь с собой этот лук и стрелы? Они хороши для начинающих, для учеников, но не для мастеров».
Лучник сказал: «Но без стрел, без лука что я буду за лучник?»
Старик вышел из пещеры и проводил его к высокой скале, возвышающейся над долиной, — узкий хребет горы, а под ним пропасть глубиной в тысячи футов. И хотя спина старика была сгорблена и он не мог стоять прямо, он шел без дрожи, не шатаясь; он просто продвигался к самому краю скалы. Его стопы наполовину свисали над бездной, он опирался почти на одни носки; он позвал лучника: «Иди сюда!»
Лучник воскликнул: «О Боже, небольшой порыв ветра, и тебе конец, малейшая ошибка, и тебя не станет навсегда. Даже твоих останков не найдут; долина так глубока и так опасна!» Старик стоял, будто бы он был у себя дома.
Лучник попробовал, но после одного-двух шагов его одолела такая дрожь, что ему пришлось сесть. Но и это его не успокоило: он лег на камень, вцепился в скалу и сказал: «Помогите!» — старик был в пяти-шести шагах от него.
Старик сказал: «Что ты за стрелок? Если стрелок не в состоянии непоколебимо стоять на такой маленькой скале, разве он может называться стрелком? Если твои руки дрожат — люди могут не видеть, но мастера не обманешь. Поупражняйся несколько дней на этой скале, подходи к самому краю и стой там без страха, без волнения».
Стрелок сказал: «Даже пытаться опасно. Это упражнение может стать моим концом. Нет ли другого способа обучиться искусству стрельбы из лука?»
Старик сказал: «Есть другой способ…» и поднял голову — над его головой летали семь журавлей. Он взглянул на каждого из них, и все семь тут же упали на землю — один за другим, без единой стрелы.
Он сказал: «Пока твои глаза не превратились в стрелы, ты не лучник. Так что отправляйся домой и научись быть мастером. Если я буду жив, то приду сам, когда почувствую, что ты готов. Если меня не будет в живых, то смотри — вон идет мой сын. Я все ему объясню и отправлю к тебе. Если он одобрит твою работу, император может провозгласить тебя величайшим стрелком империи, не проводя состязание».
Лучник, весь дрожа, отправился домой, и, даже подойдя к самому дому, он все еще дрожал. Он никогда не думал, что человек может убить птицу одним только взглядом. Он никогда не думал, что глаза могут работать подобно стрелам — достаточно одной лишь мысли. Необходима поддержка абсолютно непоколебимого, бесстрашного сердца, и тогда одной мысли достаточно, чтобы птица упала вниз.
Он начал тренироваться. Прошло двадцать лет, и однажды пришел молодой человек. Лучник забыл о нем совершенно. Юноша сказал: «Я не вижу ни лука, ни стрел, которые видел в тот раз, когда ты приходил встретиться с моим отцом. Он умер, но оставил мне наставления. Первый вопрос для тебя: „Где твой лук и твои стрелы?“»
Мужчина мгновение помолчал и сказал: «Я уже слышал эти слова. Я помню, были времена, когда у меня были лук и стрелы. Но когда я повстречал твоего отца, я впервые понял старое китайское высказывание: „Когда лучник достигает совершенства, он выбрасывает свой лук и стрелы. Когда музыкант достигает совершенства, он забывает о своем инструменте. Он сам музыка, все его существо — музыка“. Большего я не знаю… но очень странным образом твой отец передал мне все свое учение».
Он проводил юношу на улицу, посмотрел на птицу — и птица упала вниз. Юноша сказал: «Теперь ты можешь идти с этим письмом, оставленным для тебя моим отцом, к императору».
Стрелок ответил: «Разве теперь важно, что император провозгласит меня великим стрелком? Забудь об этом. Кто будет провозглашать? У кого есть право меня оценивать? Если бы был жив твой отец… возможно, он бы имел это право, но никто другой. Ни империя, ни император не имеют к этому никакого отношения».
«Но ты сын моего мастера. И хотя он учил меня совсем немного, это немногое выросло во мне и стало великим мастерством. Старика больше нет; вместо него я касаюсь твоих ног, потому что ты его плоть и кровь. Когда будешь возвращаться назад, возьми из моего сада эти розы и положи их от меня на могилу своего отца. И хотя он не сможет услышать, скажи ему, что его учение было не напрасным. Один человек действительно стал мастером, и у него не осталось желания быть провозглашенным чемпионом империи. Все стремление исчезло, все желание исчезло. Я чувствую себя настолько наполненным и реализованным, что не могу даже представить, чтобы к моему существу можно было добавить что-то еще. И всем этим я обязан твоему отцу».
Когда музыка становится совершенной, она не исчезает — ты сам становишься музыкой. Каждый твой жест, твои глаза, твои руки, все твое существо начинает пульсировать музыкой, находящейся в гармонии с музыкой Вселенной. Не беспокойся.
Лондонский туман окутывал Темзу, когда молодой бродяга устроился на ночлег на набережной. Вдруг его разбудил голос прекрасной женщины, выходящей из своего «роллс-ройса». «Бедняга, — сказала она, — ты, должно быть, ужасно замерз и промок. Давай я отвезу тебя к себе и оставлю на ночь».
Конечно, бродяга незамедлительно залез в машину и сел позади нее. Через какое-то время они оказались в ее поместье. Швейцар отворил дверь, и хозяйка приказал ему дать бродяге еды, хорошую ванну и удобную постель в секторе для прислуги.
Чуть позже, накинув пеньюар, она поспешила в крыло, где жила прислуга. Постучавшись и войдя в комнату, и увидев, что свет не погашен, она спросила молодого человека, почему он не спит.
— Ты ведь не голоден? — спросила она невинным голосом.
— Нет, ваш дворецкий накормил меня по-королевски, — ответил он.
— Тогда, возможно, кровать неудобна? — продолжала она.
— Нет, она мягкая и теплая.
— Тогда, должно быть, тебе нужна компания, — сказала она, — подвинься немного.
Молодой человек возликовал. Он подвинулся и упал в Темзу.
Не беспокойтесь. Все, что вам снится, отпадет. Все, что реально, останется.
Я все чаще и чаще оказываюсь в одиночестве, я начинаю любить это пространство тишины и наслаждаться им. Но возникает страх: я боюсь, что таким образом потеряю контакт с другими и стану чужаком. Я чувствую стремление, которое ведет меня к тебе, но страсти и желания влюбиться в кого-то, кажется, уже нет. Пожалуйста, скажи мне, что происходит? Я двигаюсь в нужном направлении или ухожу в сторону?
Вопрос, который ты задаешь, затрагивает множество важных вопросов, которые будут полезны всем. Ты спрашиваешь: «Я все чаще и чаще оказываюсь в одиночестве, я начинаю любить это пространство тишины и наслаждаться им. Но возникает страх: я боюсь, что таким образом я потеряю контакт с другими и стану чужаком».
Быть саньясином значит быть чужаком. Быть саньясином значит быть посторонним.
Ты больше не принадлежишь толпе; ты выбрал путь льва — быть в уединении, не путь овцы — быть всегда в толпе. Теперь, когда это происходит с тобой, ты начинаешь любить свое уединение, но также возникает страх, что ты можешь стать чужаком, можешь потерять контакт с другими.
Вы когда-нибудь задумывались, что вы получили от общения с другими? Каков итог вашего пребывания в толпе, кроме несчастья, тревоги, агонии? Что дала вам толпа? Да, она дала вам жадность, дала жестокость, дала уродливые желания. Она дала вам ненависть к самим себе, она дала вам постоянное стремление к будущему — и это не что иное, как стратегия, чтобы увести вас от настоящего.
Помните, ваше стремление к будущему никогда не будет реализовано. Вся реализация находится в настоящем. И единственные люди, которые приобрели что-то стоящее, это те люди, которые отважились быть чужаками.
Конечно, вначале присутствует страх, потому что, чем больше вы становитесь чужаками, тем больше вас осуждают; чем больше вы становитесь чужаками, тем больше вы ощущаете отсутствие какой-либо поддержки. Вас всегда поддерживали, и вы забыли, что можете стоять на собственных ногах — поддержка не нужна. По сути, все виды поддержки сделали вас недееспособными. Если ребенка поддерживать, с самого начала постоянно носить на руках, он никогда не научится ходить самостоятельно.
