Ознакомительная версия.
– Говорите, что хотите, но я не могу измениться, – сказала Сильвия. – Не могу и не хочу. Капризуля внутри меня считает, что я и есть она. Мне неприятно использовать родителей и друзей, но, когда чувствуешь себя, как я, по-другому не получается.
Патрик, который изменил свои привычки, стал профессиональным скульптором, регулярно получает заказы и выставляется, рассказал о своем прошлом:
– У меня появилась привычка к манипуляции. Потребность получить все, что хочу, в любой момент так захватила меня, что я готов был продать друзей. Но когда я исполнял свой заезженный номер, мне было очень неудобно. Я слышал, как скрипят колеса старого механизма. Я видел, как простак глотает наживку. Я вполне мог представить себе будущее, когда дело запахнет керосином и разразится скандал, потому что денег, чтобы вернуть долги, все равно не будет. И все равно мне требовалось немедленно получить свою дозу в виде помощи.
Дети не осознают последствий своих действий. Внутреннего ребенка не беспокоит, во что обойдется его упрямство. А вам приходится расхлебывать эту кашу.
Чем вы готовы платить за удовлетворение вашего внутреннего упрямца?
Если бы только мы могли забыть о прошлом и двигаться дальше! Легко сказать.
Но есть способ ослабить влияние прошлого настолько, чтобы начались настоящие изменения. Надо проследить чувства ребенка вплоть до их источника.
Расскажите историю великого ограбления.
Чтобы дойти до истоков немилосердной алчности Сильвии и понять, почему одна мысль об оплате своих потребностей погружала ее в острую депрессию, потребовались некоторые усилия. Хотя она явно хотела измениться, она часто действовала как враждебно настроенный свидетель в сенатском расследовании. Сначала я не давила сильно, задавала много осторожных вопросов о школьных годах и жизни в семье, но в ответ получала краткие «да» и «нет» или напряженное «я не знаю». Когда я поняла, что по-хорошему не получится, я применила тяжелую артиллерию.
– Хватит грабить друзей, Сильвия, – сказала я. – Это неэтично. Идите на работу и платите свои долги.
И это вывело ее из себя.
– Не буду! – огрызнулась она, словно капризный дошкольник. – Почему я должна идти на какую-то вшивую работу? Вы хотите, чтобы я попусту тратила жизнь, сидя в офисе за перегородкой? Или, может, вы обрадуетесь, если я стану чертовой официанткой и буду целыми днями обслуживать людей, которые относятся ко мне как к низшей форме жизни?
Если вы разделяете эмоции Сильвии, если мысль зарабатывать себе на жизнь вызывает у вас злость, грусть или отторжение, идите за стол и берите блокнот с карандашом. Мы отправимся в небольшое путешествие.
Упражнение 2. Кристальная ясность
Закройте глаза и выберите работу. Любую – чем отвратительнее, тем лучше. Представьте: вы встали, преодолели тоскливую дорогу, и вот вы на месте, где предстоит восьмичасовой рабочий день, от которого никуда не деться. Переживите это в полной мере, представьте хорошо. Что вы чувствуете? Возмущение? Несправедливость? Испуг? Пусть ваши чувства усилятся.
А теперь вернитесь в момент, когда вы в первый раз испытали это чувство. Сколько вам было лет? Запишите то, что сразу придет на ум. Теперь с карандашом в руках вернитесь в это время, к этому чувству и запишите сопровождающие обстоятельства. Не редактируйте себя, пусть поток сознания течет свободно. Где вы были в этот момент? Дома? В школе? Кто был с вами? Родители? Учителя? Группа друзей? И, что важнее всего, почему вы так расстроились? Возвращение к болезненным воспоминаниям не всегда проходит гладко. Будьте готовы к некоторому умственному сопротивлению, но попытайтесь использовать всплывающие образы, чтобы с их помощью восстановить детали.
«Кристальная ясность» – мощный и эффективный способ прояснить загадку тяжелых чувств, оставшихся с прошлого. Она поможет выразить эти чувства в том контексте, в котором они имеют смысл. Если не оплакать то, что доставило огорчение, вы будете плакать всегда – и не по тому поводу. Вы поймете это сами, когда доберетесь до источника неадекватных реакций или хронических чувств. Внезапно эти чувства проявятся очень остро и интенсивно, потому что вы наконец определили их настоящее место. Невыраженные эмоции привязываются ко всем аспектам вашей жизни и заставляют смотреть на реальность с предубеждением. Но, выразив чувства по отношению к истинным причинам, их вызвавшим, вы действительно изменитесь.
Возможно, это упражнение позволит по-новому взглянуть на ваше поведение и испытать облегчение. Вот отрывок из воспоминаний Сильвии.
Мне было года два – два с половиной. Мы тогда жили в Канаде, и мама заболела. Мы с ней были очень близки, и почти каждый вечер – странно, но мне всегда вспоминается только лето – почти каждый вечер мы лежали на ее кровати. Жужжал вентилятор. Она читала мне про Винни-Пуха, Тигру, Иа-Иа, а потом пела смешную песенку, и я засыпала в ее объятиях.
Но однажды меня перестали пускать в мамину комнату. Дверь почти всегда держали закрытой. Иногда отец или кто-то из дядей и тетей входили туда, и я каждый раз пыталась вбежать следом, но меня выталкивали. Однажды я все же смогла войти и забралась к маме. Никогда не забуду, как нежно и печально она мне улыбнулась. Но меня оторвали от нее, как будто я была какой-то пиявкой, и я пришла в бешенство – кричала, пиналась, визжала по полной программе. Наконец мне сказали, что я очень плохая и поэтому мне больше нельзя быть дома. Мои вещи собрали, и меня отправили к тете Альме в Квебек.
У мамы была болезнь Лу Герига[32]. Не прошло и года, как она умерла. Я больше не видела ее, пока меня не привели в ритуальный зал, и – хотя не помню этого, но отец рассказывал – я опять попыталась залезть к ней. Конечно, я получила по попе, и меня немедленно уволокли домой.
В два года у Сильвии отняли принадлежавшее ей по праву. В этом возрасте, когда дети бывают крайне упрямы, она почувствовала, что семья обращается с ней дурно, а мать ее покинула. «Ужасные два года» – возраст, когда ребенок, которому чего-то не хватает, может надрываться часами. В итоге она перенесла упрямство двухлетнего ребенка во взрослую жизнь, чтобы собрать долги, которые ей причитались.
Поскольку Сильвия была поглощена тем, что пыталась получить возмещение за давний ущерб и вернуть себе то, что считала своим, она так и не выработала адекватную самооценку. Она не представляла себе, что значит гордиться достигнутым, потому что не развила ни одного своего таланта и не завершила ни одного проекта. Она действительно любила петь и порой начинала учиться искусству вокала, но всегда останавливалась, если перед ней не маячило немедленное вознаграждение.
Увидев источник своих чувств, она поняла, что стоит за ее поведением. Она считала, что мир должен обеспечить ей шикарную жизнь из-за потери, перенесенной в двухлетнем возрасте.
Патрик разворошил свои чувства, представив, что каждый вечер убирает офисы, чтобы заработать на жизнь. В нем тут же вскипела ярость, и Патрик смог проследить ее источник. В критический момент ему было семь лет. Записывая свои воспоминания, он разволновался.
Вот что у него вышло:
Я в Индиане, в родительском доме. Это наша гостиная – лиловые обои в розах, дешевая мебель в викторианском стиле. Здесь мама и моя младшая сестра Пэм. И отец – он сидит с опущенной головой. Он говорит срывающимся голосом: «Они меня прокатили. Смитти, Бад, Сай – все». Речь идет о фабричных делах. Мой отец выдвигался на пост главы местного профсоюза. Его заслуженно любили. Он был честным и справедливым, и люди это знали. Этот пост – все, чего он хотел в своей паршивой жизни. Но он не дошел в школе даже до старших классов, и некоторые думали, что это плохо отразится на их имидже и ухудшит позиции, когда надо будет торговаться с руководством. Несколько человек объединились и сформировали коалицию, чтобы перетащить большой блок голосующих на сторону другого кандидата – молодого, радикально настроенного бригадира по имени Деннис, который ходил в вечернюю школу. Они распустили лживые слухи, что папа едва умеет читать, – полная чушь. И он проиграл, с небольшой разницей, но проиграл. Эти мерзавцы его предали – даже Джек Уэйд, один из самых старых друзей.
– Как же поступил тогда ваш отец? – спросила я у Патрика, прочитав его историю.
– Что он мог сделать? Проглотил. Ему ведь надо было с ними работать, понимаете. У него не было другой возможности. Но это его сломило. Он показывал это только дома – выглядел подавленным, временами почти не разговаривал. Он – добрая душа, очень скромный человек, не слишком веривший в свои силы. Другие стали бы бороться или пошли учиться. Он был еще молод и мог стать начальником. Но для него все закончилось в тот момент.
– И что вы чувствовали по этому поводу?
– Я хотел их убить, – ответил Патрик. – Всех людей, которые причинили ему боль. Иногда мне хочется этого и сейчас.
Ознакомительная версия.
