А произошло следующее: в двух или трех кварталах от нас жила семья браминов, очень ортодоксальных браминов. Брамины состригают все свои волосы и оставляют только маленькую часть на седьмой чакре на голове, так что эта часть у них растет. Они подвязывают ее и держат под своим головным убором или тюрбаном. И я сделал следующее: я отстриг волосы отца этого семейства. В летнее время в Индии люди спят вне дома, на улице. Они выносят свои постели, кровати на улицы. Ночью на улицах спит весь город, внутри жарко.
Так что этот брамин спал - и не моя вина... у него было такое длинное чоти; этот кустик волос назывался чоти. Я никогда не видел его, потому что он был постоянно спрятан под его тюрбаном. Когда он спал, этот кустик свешивался до земли. Он так далеко свешивался с его лежанки, что я был в искушении, я не мог устоять; я ринулся домой, взял ножницы, отрезал его полностью, взял с собой и спрятал в своей комнате.
Утром он, должно быть, обнаружил, что чоти нет. Он не мог в это поверить, поскольку в нем заключалась вся его чистота, вся его религия, - была уничтожена вся его духовность. И, все в округе знали, что если что-то не так... прежде всего, они ринулись ко мне. И я немедленно вышел к ним. Я сидел снаружи дома, хорошо зная, что утром он придет. Он посмотрел на меня. Я посмотрел на него. Он сказал мне: «На что ты смотришь?»
Я сказал: «На что вы смотрите? На то же самое».
Он сказал: «То же самое?»
Я сказал: «Да. То же самое. Назовите, о чем вы».
Он спросил: «Где твой отец? С тобой я совсем не хочу разговаривать».
Он вошел в дом. Он вывел моего отца, и мой отец сказал: «Ты что-то сделал этому человеку?»
Я сказал: «Я не делал ничего этому человеку, но я отстриг чоти, которое точно не может принадлежать этому человеку, поскольку когда я отрезал, что он делал? Он мог бы все это предотвратить ».
Человек сказал: «Я спал».
Я сказал: «Если бы я отрезал вам палец во время сна, смогли бы вы спать дальше?»
Он сказал: «Как можно спать, если кто-то отрезает тебе палец?»
Я сказал: «Это точно показывает, что волосы мертвы. Можно отстричь их, а человек не почувствует никакой боли, не будет никакой крови. Так о чем же беспокоиться? Там свисала мертвая вещь... и я подумал, что вы зря всю свою жизнь носите эту мертвую вещь под своим тюрбаном - почему бы не освободить вас? Это моя комната. И со своим отцом я заключил договор о том, чтобы быть правдивым».
Я вынул его чоти и сказал: «Если у вас к этому такой интерес, можете забирать обратно. Если это ваша духовность, ваш брахманизм, привяжите его и храните под тюрбаном. Так или иначе, это мертвая вещь; она была мертва, когда была при вас, она была мертва, когда я отрезал ее. Можете хранить ее под своим тюрбаном».
И я в присутствии этого человека спросил своего отца: «Моя награда?»
Этот человек сказал: «О какой награде он спрашивает?»
Мой отец сказал: «Это проблема. Вчера он предложил мне договор о том, что если он говорит правду... и искренне; он не только говорит правду, но и представляет доказательства. Он рассказал всю историю - и даже продемонстрировал ее логику - что это была мертвая вещь, поэтому, что о ней беспокоиться? И он ведь ничего не прятал».
Он наградил меня пятью рупиями. В те дни в нашей маленькой деревне пять рупий было большой наградой. Этот человек от моего отца сошел с ума. Он сказал: «Вы испортите этого ребенка. Вам нужно выпороть его, а не давать ему пять рупий. Теперь он будет отрезать чоти у других людей. Если за чоти он получает пять рупий, то со всеми браминами города покончено, потому что все они спят ночью вне дома; а когда спишь, не можешь держать чоти в руках. Что же вы делаете? -это же станет прецедентом».
Мой отец сказал: «Но это мой договор. Если хотите наказать его, это ваше дело; меня это не касается. Я награждаю его не за его вред. Я награждаю его за правду - и я собираюсь награждать его за правду всю свою жизнь. Что касается вреда, то вы можете делать с ним что угодно».
Этот человек сказал моему отцу: «Вы вводите меня в еще большие проблемы. Если я сделаю что-нибудь этому мальчику, вы думаете, на этом все кончится? Я семейный человек: у меня есть жена, дети, дом - завтра сожгут мой дом». Он был очень зол и сказал: «Особенно сейчас это проблема, потому что завтра я собираюсь проводить церемонию в соседней деревне, и люди, увидев меня без чоти...»
Я сказал: «Не нужно волноваться - чоти я вам возвращаю. Вы можете тоже наградить меня чем-нибудь за то, что я возвращаю вам чоти. Просто не снимайте свой тюрбан в этой соседней деревне; даже ночью оставайтесь в тюрбане. Вот и все. Это не такая большая проблема, всего лишь одна ночь. А ночью кто станет смотреть на ваше чоти? Все будут спать».
Он сказал: «Не давай мне советов. Я бы поколотил тебя, но я хорошо знаю, что за этим последует целая цепочка всяких дел».
Я сказал: «Она уже началась. Вы пришли жаловаться; вы не наградили меня за то, что я был с вами абсолютно честным и искренним и рассказал вам, что не смог устоять против искушения. И я никому не причинил никакого вреда; не было никакого насилия - из вашего чоти не упало ни одной капли крови. Тем, что вы пожаловались моему отцу, вы уже породили цепочку реакций».
Он сказал моему отцу: «Вы только посмотрите!..»
Мой отец сказал: «Это не мое дело».
И я сказал отцу: «Это как раз то, чему учит весь брахманизм, - цепочка реакций».
Мой отец сказал: «Подержи свою философию при себе. И прекрати ходить на эти лекции садхов, монахов и махатм, потому что из того, что ты получаешь там, ты умудряешься делать такие странные выводы».
Я сказал: «Но это то, что я говорю, и это не странно. Это в точности то, в чем состоит теория кармы: вы совершаете действие, за ним следует реакция. Он совершил действие, пожаловавшись на меня, теперь последует реакция».
И реакция последовала, ведь он сказал же, что собирается в соседнюю деревню... Он был очень зол на меня, а когда вы злитесь, вы злитесь, - он даже весь покрылся пятнами. Он разозлился на свою жену, на своих детей... Я следил за ним, он собрал свои вещи и выехал на коляске, запряженной лошадью.
В тот момент, когда он уехал, я сказал его жене: «Вы понимаете, куда он собрался? Он уехал навсегда, - а вы этого не знаете! Он приходил рассказать моему отцу о том, что уходит навсегда и никогда не вернется».
Жена тут же начала плакать и вопить: «Остановите его!» Люди побежали и остановили его коляску.
Он сказал: «Почему вы останавливаете меня? Я должен успеть на поезд!»
Они сказали: «Не сегодня. Ваша жена плачет и бьет себя -она умрет!»
Он сказал: «Это странно. Почему это она бьет себя и почему плачет?» Но люди не дали ему уехать, они тащили на себя его мешок и чемодан.
Человек, управлявший коляской, сказал: «Я не возьму вас. Если такое дело, что вы оставляете навсегда свою жену и маленьких детей, то я вам не помощник».
Брамин сказал: «Я не оставляю, я вернусь, но у меня нет времени объясняться с вами. Я опоздаю на поезд - станция в двух милях от моего дома».
Но никто его не слушал, а я провоцировал людей: «Остановите его, иначе его жена, его дети... за ними нужно присматривать, кто будет давать им пропитание?»
Они втащили его обратно вместе с чемоданами, он, конечно, был в гневе и бросил своим мешком в жену. Жена спросила: «Что мы сделали тебе? Почему ты?..» Я стоял тут же в толпе.
Он сказал: «Никто ничего не делал. Этот мальчишка сказал мне, что будет реакция. Причина в том, что три дня назад в храме я учил философии действия и реакции, и этот мальчишка был там. Теперь он учит меня». Он сказал мне: «Прости меня, я никогда не скажу ни единого слова о действии и реакции. И ты можешь отстригать чьи угодно чоти, если захочешь, я не буду жаловаться. Ты можешь отрезать мне голову, я не буду жаловаться - потому что хочу прекратить эту цепочку. Мой поезд уходит».
Тогда все спросили: «В чем дело? Мы не понимаем. Кто отрезал ваше чоти?»
Я сказал: «Посмотрите! Цепочку невозможно остановить. Эти люди спрашивают: "Чье чоти? Кто отрезал его? Где чоти?"» Я сказал: «Только загляните под его тюрбан, посмотрите на его голову!» И человек, который считался в городе борцом, подошел к нему и снял с него тюрбан, оттуда выпало чоти.
Мой отец тоже был там и видел все это. Когда мы возвращались домой, он сказал мне: «Я награжу тебя, но не пользуйся преимуществами нашего договора».
Я сказал: «Я не пользуюсь. Этот договор не между мной и вами. Мой договор заключается в том, что я всегда буду говорить вам правду, а вы будете награждать меня за это». И он выполнял его твердо. Что бы я ни совершил, каким бы неправильным это ни казалось ему, он постоянно награждал меня. Трудно найти другого такого отца - отец должен силой навязывать вам свои идеалы.
Весь наш город осуждал моего отца: «Вы портите ребенка».
Он говорил: «Если это его судьба быть испорченным, пусть будет испорченным. Я не буду вмешиваться в его судьбу; он никогда не сможет сказать: "Мой отец испортил меня". И если он счастлив быть испорченным, то что тогда плохого в том, чтобы быть испорченным? Что бы ни случилось в его жизни, я не хочу вмешиваться. Мой отец вмешивался в мою жизнь, и я знаю, что был бы другим человеком, если бы не это».