Политик — это больной человек; душевно, духовно больной. Физически он может быть в полном порядке — обычно политики физически очень здоровые люди; весь груз падает на их душу. Ты можешь это наблюдать. Как только политик теряет свою власть, его здоровье начинает ухудшаться. Странно, ведь, когда он был у власти, он был под давлением такого стресса и напряжения, но его тело было в полном порядке.
В момент, когда власть уходит, все беспокойство уходит вместе с ней — теперь это будет чужая головная боль. Психика политика освобождается, и в результате этого все его нездоровье обрушивается на тело. Политик начинает страдать физически, только если теряет свою власть; в противном случае политики обычно долго живут и имеют отменное здоровье. Это необычно, но причина в том, что вся болезнь переходит на душу, а когда это происходит, тело оказывается освобожденным. Но если душа высвобождает всю эту болезнь — куда ей перемещаться? Ниже души находится тело — и все болезни обрушиваются на него. Утратив власть, политики очень скоро умирают. Находясь у власти, они живут очень долго. Это общеизвестный факт, но причина этого не изучена.
Поэтому первое, что нужно понять: политик—это душевно больной человек, а душевные болезни имеют тенденцию превращаться в духовные, когда их становится слишком много и психика их уже не вмещает. Поэтому будь внимателен: когда политик находится у власти, его душевная болезнь неизбежно будет распространяться на его духовную сущность, так как он удерживает болезнь своей души, чтобы она не упала ниже, в тело. В этом его сила; он считает это своим сокровищем, он не может позволить ей спуститься вниз.
Я называю это болезнью. Для него это — игра эго. Ради этого он живет, другой цели для него не существует. Когда он у власти, он плотно удерживает свою болезнь, но он ничего не знает о духовной реальности, поэтому дверь остается открытой. Он не может ее закрыть; он не представляет, что существует что-то более высокое, чем ум. Когда он у власти, если его психологической болезни становится слишком много, после определенной точки она изливается за пределы души и достигает духовности.
Когда он теряет власть, он не склонен больше удерживать всю эту глупость. Теперь ему становится ясно, что это было, и он понимает, что не стоит это удерживать. И в любом случае удерживать больше нечего; власть ушла, он стал никем.
Из безысходности он расслабляется, — вернее сказать, расслабление приходит к нему автоматически. Теперь он может нормально спать, может ходить на утренние прогулки. Он может сплетничать, играть в шахматы, заниматься чем угодно. Психологически он чувствует себя свободно. Дверь между телом и душой, которая раньше держалась закрытой, начинает открываться, и тело неизбежно теперь будет страдать: может случиться инфаркт, может произойти что угодно, любая болезнь. Его душевное нездоровье начнет двигаться в самую слабую часть тела. Но когда он был у власти, болезнь поднималась вверх, в сторону его сущности, которой он не осознает.
И что же это за болезнь? Эта болезнь — комплекс неполноценности. Все, кто стремятся к власти, страдают от комплекса неполноценности; глубоко внутри они чувствуют себя никчемными, всегда ниже кого-то.
И определенно, каждый в каком-то смысле является ниже кого-то. Ты не Иегуди Менухин, но по этому поводу нет смысла чувствовать неполноценность, потому что ты никогда не пытался быть им, да это и не твое дело. Иегуди Менухин также не является тобой, так в чем проблема, в чем конфликт?
Но политический ум страдает от раны неполноценности, и политик продолжает ее расчесывать. Интеллектуально он не Альберт Эйнштейн — он сравнивает себя с гигантами, — психологически он не Зигмунд Фрейд. Если ты сравниваешь себя с гигантами человечества, ты неизбежно будешь чувствовать себя полностью ничтожным, никчемным.
Это ощущение ничтожности можно убрать двумя способами: первый — это религиозность, медитация; второй — политика. Политика на самом деле не убирает, а всего лишь прикрывает его. Это все тот же больной человек, чувствующий неполноценность, но только сидящий в президентском кресле. Но как сидение в кресле президента изменит твое внутреннее положение дел?
Мой первый конфликт с Морарджи Десаи случился именно в подобной ситуации. Один великий джайнский монах — великий для джайнов, не для меня; для меня он величайший из шарлатанов, и мне трудно сравнивать его с другими мошенниками, так как он побил их всех — созвал религиозную конференцию. Это было ежегодное празднование годовщины их основателя. Был приглашен Морарджи Десаи. Меня тоже пригласили. Собрались гости со всей Индии — двадцать представителей всех религий, всех направлений мысли и идеологий — и как минимум пять тысяч последователей Ачарьи Тулси.
Перед тем как начать встречу, Ачарья Тулси поприветствовал эту двадцатку особых гостей. Это происходило примерно в 1960 году в прекрасном местечке Раджсамунде в Раджастане. Там располагается огромное красивейшее озеро — отсюда и такое название, Раджсамунд. Самунд означает «океан», а радж — «королевский». Это озеро настолько прекрасно, что название полностью ему соответствует. Его волны по размеру почти такие же, как в океане. Хотя это и озеро, но другого берега не увидеть.
Он созвал нас на встречу — перед тем как мы должны были провести беседу с пятью тысячами собравшихся, — просто чтобы мы познакомились друг с другом. Но с самого начала возникла проблема. И она заключалась в том, что Ачарья Тулси восседал на высоком пьедестале, а гости сидели на земле. Это никого не беспокоило, кроме Морарджи Десаи, политика. Среди этих людей он был единственным политиком — там были ученый Д. С. Котари, председатель комиссии по атомной энергетике Индии, заместитель первого секретаря посольства... Собрались люди из разных областей, но ни для кого это не составляло проблемы.
Морарджи сказал: «Я бы хотел выступить». Он сидел прямо рядом со мной. Ни я, ни он не догадывались, что это было начало длительной дружбы... Он сказал: «Мой первый вопрос: вы хозяин, а мы гости. При этом гости располагаются на полу, а хозяин восседает на высоком пьедестале. Что это за вежливость? Если бы вы собирались говорить речь, тогда понятно, что вам необходимо сидеть выше, чтобы люди могли хорошо видеть и слышать вас. Но здесь всего лишь двадцать человек и вы не произносите речи — так, простая болтовня, просто процедура знакомства перед тем, как начнется настоящая конференция».
Ачарья Тулси растерялся. Для истинно религиозного человека проще простого было бы при этом спуститься и попросить извинения: «Действительно, это наиглупейшая ошибка с моей стороны», но он даже не сдвинулся с места. Вместо этого он обратился к своему главному ученику, своему преемнику, Муни Натмалу: «Ответь на этот вопрос ты».
Муни Натмал нервничал еще больше — что сказать? Морарджи Десаи в то время был министром финансов Индии, именно поэтому его и пригласили. Они прилагали усилия по созданию университета джайнизма, и этот человек... Если бы он захотел, материальный вопрос был бы решенным. Муни Натмал сказал: «Это не проявление неуважения к гостям, это просто наша традиция — глава конфессии сидит на возвышении. Простой обычай, не более того. Мы никого не хотим оскорбить».
Морарджи был не тем человеком, которого удовлетворил бы этот ответ. Он сказал:
— Мы не ваши ученики, а вы не наш Мастер. Никто из этих двадцати человек не признавал вас своим Мастером или гуру. Можете восседать на каком хотите пьедестале среди своих учеников и последователей, но мы гости. И второе, вы провозглашаете себя революционным святым, тогда почему вы цепляетесь за обычаи и традиции, которые настолько бескультурны и нецивилизованны?
То, что он революционный святой, — было одним из заявлений самого Ачарьи Тулси.
В этот раз Натмал молчал, молчал также Ачарья Тулси, и гости начали чувствовать некоторое неудобство из-за такого не очень хорошего начала.
Я спросил Морарджи Десаи:
— Хотя это и не мое дело и я к этому не имею никакого отношения, но, исходя из ситуации, позвольте мне вам ответить? Просто чтобы начать разговор и чтобы эта встреча не закончилась так нелепо.
— Жду с нетерпением. Да, можете ответить.
Я сказал ему:
— Несколько моментов. Первый: вы здесь не один, здесь присутствуют еще девятнадцать человек. Никто не задал этого вопроса — почему только вы его задали? Мне он не пришел в голову.
Я спросил у остальных:
— Возник ли у вас тот же вопрос? Если нет, поднимите, пожалуйста, руки.
Все восемнадцать рук были подняты — этот вопрос никому не пришел в голову.
Тогда я сказал Морарджи:
— Вы единственный, кто почувствовал себя задетым. Должно быть, вы несете в себе какую-то рану, страдаете какой-то неполноценностью — это психологический случай. Вы видите здесь доктора Д. С. Котари — вы прекрасно его знаете, он председатель комиссии по ядерной энергетики Индии; вы знаете и других выдающихся людей — никого это не заботит. В чем же причина? Видите того ползущего по потолку паука? Он находится выше Ачарьи Тулси. Разве, просто находясь выше, ты становишься более великим? Но каким-то образом это вас ранит. Внутри вас есть рана, которую не исцелил даже пост министра финансов Индии. В один прекрасный день вы захотите стать премьер-министром.