Вот почему Иисус не устает повторять: «Способные слышать, да услышат. Способные видеть, да увидят». Больше ничего не нужно — просто откройте глаза, откройте уши.
Будда, Чжуан Цзы или Иисус — они не философы вроде Гегеля или Канта. Если вы читаете Гегеля, то нужно докапываться до смысла. Он крайне труднодоступен — очень похоже, что Гегель приложил все усилия, чтобы сделать понимание его настолько трудным для вас, насколько это вообще возможно, наплетая слова вокруг слов, делая все загадочным. Поэтому, когда вы впервые сталкиваетесь с Гегелем, он кажется вам великолепным, высочайшим достижением, но, чем больше вы будете проникать в него и чем больше вы будете его понимать, тем меньшим он будет становиться. В тот день, когда вы его поймете, он окажется вообще бесполезен.
Весь трюк заключается в том, что вы не можете его понять, и поэтому он кажется вам таким великим. Поскольку вы его не понимаете, ваш ум поставлен в тупик, ваш ум не может уразуметь, что же здесь к чему, и эта штука выглядит очень таинственной, непостижимой, недоступной для понимания. Это не так, она всего лишь вербальна, словесна. Гегель пытается все спрятать, но при этом он ничего не говорит. Более того, он пользуется словами, не вкладывая в них вообще никакого внутреннего содержания.
Поэтому такие люди, как Гегель, сразу же добиваются уважения, но по прошествии некоторого времени уважение к ним и оценка их исчезают. Люди же, подобные Будде, уважаются и ценятся не сразу, но, чем больше проходит времени, тем больше вы их цените. Они всегда опережают свое время. Проходят столетия, а потом — потом их величие начинает проявляться, потом их величие начинает выходить на поверхность. Спустя много времени вы можете почувствовать их, ибо истина их так проста; нет мусора, нету хлама вокруг нее. Она настолько фактична, действительна, что вы просто ее утратите, если начнете думать о ней.
Слушая Чжуан Цзы, просто слушайте. От вас не требуется ничего другого, кроме пассивного восприятия, кроме открытого сердца. Все ясно, но вы можете так все поставить с ног на голову, что сами будете обескуражены своим собственным творением. Те ученики, которые, вероятно, всегда упускали Чжуан Цзы — они снова прозевали его. Они беспокоятся о том, что нужно сделать.
Постарайтесь понять этот момент: мудрый человек всегда касается сути, а человек невежественный всегда старается выяснить, что же нужно делать; для него суть — это не вопрос.
Для Чжуан Цзы имеет значение суть, он связан с внутренним, с содержанием; а ученики озабочены делами, которые им предстоят. Если наступит смерть, что нужно сделать? Что мы должны делать? Мастер близок к смерти, так что там у нас насчет похорон? Тут нужно все распланировать.
Мы спятили из-за планирования. Мы планируем жизнь, мы планируем смерть, этим планированием мы разрушаем спонтанность, разрушаем красоту, разрушаем весь экстаз жизни.
Мне рассказывали, как умирал атеист. Он не верил ни в Рай, ни в Ад, но все равно он решил, что лучше всего будет прилично одеться перед тем, как умереть. Он представления не имел, куда он отправляется, потому что ни во что не верил, но все равно — он явно куда-то уходил, поэтому перед тем, как отправиться куда-то, это как должное — быть опрятно одетым.
Он был человеком манер, этикета, поэтому он надел свой лучший выходной костюм, галстук и все такое прочее, а затем он умер. Позвали рабби, чтобы его благословить. «Этот человек, — заметил рабби, — никогда не был верующим, но смотрите, как прекрасно он сумел все спланировать! Он же неверующий, он же считал, что впереди у него ничего нет, но как он аккуратно оделся и готов предстать перед Всевышним!»
Даже если вы чувствуете, что впереди у вас ничего нет, вы все равно постараетесь все заранее спланировать, потому что ум всегда хочет играть будущим. Он прямо-таки в восторге, планируя будущее, но он ужасно несчастен, если ему приходится жить в настоящем. А планирование на будущее — о, оно выглядит прекрасным. Как только у вас появляется время, вы начинаете планировать на будущее, этого ли мира, или того — это не важно, но — на будущее. И ум наслаждается планированием. Планирование — это просто фантазия, мечтания, сны наяву.
Люди, подобные Чжуан Цзы, имеют отношение к сути, к содержанию, но не к процессу. Они не озабочены деятельностью, их не интересует будущее. Не нужно никакого планирования. Будущее, жизнь — сами позаботятся о себе.
Иисус говорил своим ученикам: «Взгляните на эти цветы, на эти лилии, которые так прекрасны в своем великолепии, что даже Соломон не был столь красив. А они не строят планов, они не думают о будущем, и они не беспокоятся о следующем мгновении».
Почему же эти лилии так прекрасны? Откуда берется их красота? Где она сокрыта? Лилии существуют здесь и сейчас. Отчего лицо человеческое столь печально и уродливо? — потому, что он никогда не бывает здесь и сейчас, он всегда устремлен в будущее. Он смахивает на привидение. Как вы можете быть реальны, если вы не здесь или не сейчас? Вы можете быть только привидением, либо безнадежно завязшим в прошлом, либо затерявшимся в будущем.
Чжуан Цзы умирает. В момент смерти Чжуан Цзы ученикам следовало бы хранить молчание. Это было бы самым большим проявлением уважения, какое только возможно, самой большой любовью, которая только может быть. Мастер умирал. Они никогда не прислушивались к его жизни, так, по крайней мере, они могли бы прислушаться хотя бы к его смерти. Они могли не быть безмолвны в то время, когда он говорил с ними на протяжении всей своей жизни; но теперь он собирался дать им последний урок, последнее обучение с помощью своей смерти.
Нужно быть бдительным, настороженным, когда умирает мудрец, ибо смерть его необычна. Невежественный человек умереть так не может. У вас есть ваша жизнь, и у вас есть ваша смерть. Если вы были глупы во всей своей жизни, можете ли вы быть мудры в своей смерти? Смерть — это завершение, вывод, подведение итогов, это заключение. В смерти присутствует вся ваша жизнь, суть ее, главное, — таким образом, глупый человек и умирает по-дурацки.
Жизнь уникальна, смерть тоже уникальна. Никто другой не может прожить вашу жизнь и никто другой не может умереть вашей смертью, только вы. Это уникально, этого никогда не случится вновь. Направления, образы различны, и не только жизни, но и смерти тоже. Когда умирает Чжуан Цзы, нужно быть абсолютно тихим, чтобы ничего не упустить — потому что вы можете все упустить.
Жизнь — длинная история, семьдесят, восемьдесят, сотня лет. Смерть — это одно мгновение. Это атомичное явление, сконцентрированное в один миг. Она во много раз живее жизни, ибо жизнь растянута. Жизнь никогда не сможет достичь такой интенсивности, какой достигает смерть, и никогда не сможет стать такой же прекрасной, какой может быть смерть, потому что жизнь размазана. Она всегда тепловата.
В момент смерти вся жизнь достигает точки кипения. Все испаряется из этого мира в тот, из тела в бестелесное. Это величайшая трансформация, какая только возможна. И нужно быть безмолвным, нужно быть почтительным, не нужно колебаться, дрожать, ибо это произойдет в единое мгновение, и вы можете его пропустить.
А эти глупые ученики толковали о похоронах и размышляли, как бы все это повеличественнее обставить! А величественнейшая вещь в это время проходила, происходила величайшая вещь, но они размышляли о показном, о представлении. Ум всегда думает о выставке (exhibition) — он эксгибиционистичен.
Погиб Мулла Насреддин. Кто-то сообщил об этом его вдове, которая как раз пила после обеда чай — она уже выпила полчашки. «Твой муж погиб, он попал под автобус», — сообщил ей вошедший. Но вдова Муллы Насреддина продолжала спокойно потягивать свой чай.
«Ты что! — воскликнул этот человек. — Ты что, продолжаешь пить чай?! Ты слышишь меня? Твой муж мертв — а ты не сказала ни единого слова!»
Жена ответила: «Дайте, я сейчас допью чай; а потом — о, молодой человек, я подниму такой крик! Сейчас, одну минуту».
Ум — эксгибиционист. Она завопит, только дайте ей несколько минут все это обустроить, спланировать это!
Я слышал об актере, у которого скончалась жена. Он выплакал все глаза, он рыдал, слезы ручьями текли по его щекам.
«Вот уж никогда бы не подумал, — заметил его друг, — что ты так сильно любил свою жену».
Актер взглянул на него и возразил: «Это еще что. Посмотрел бы ты на меня, когда умерла моя первая жена».
Даже когда вы показываете свою муку, вы оглядываетесь на других и гадаете, что они об этом думают. К чему думать о величественных похоронах? Почему величественных? Вы устраиваете представление и из смерти тоже. Это ли истинное почтение? Или смерть — это тоже нечто рыночное, товар?
Наш мастер умер, теперь начнется соперничество, и мы должны доказать, что у него были величайшие похороны — ни у одного мастера никогда не было ничего подобного и ни у одного никогда ничего подобного не будет. Даже в смерти ваши мысли идут от эго. Таковы ученики, они «следуют». Но они никогда не следуют по-настоящему, потому что, если бы они следовали Чжуан Цзы, они не могли бы поднять вопроса о величественных похоронах. В то мгновение они были бы скромны, смиренны. Но эго напористо.
