Его объяснение сделало метафору еще более смутной. Какое-то время я раздумывал, пытаясь получше сформулировать вопрос, но он заговорил вновь.
— Знание — это совершенно особая вещь, — сказал он. — Особенно для воина. Знание для воина является чем-то таким, что приходит сразу, поглощает его и проходит.
— Но какая связь между знанием и пылью на крыльях бабочки? — спросил я после длинной паузы.
— Знание приходит, летя как крупицы золотой пыли, той самой пыльцы, которая покрывает крылья бабочек, поэтому для воина знание похоже на душ, на пребывание под дождем из крупиц темно-золотой пыли.
Как можно вежливее я заметил, что его объяснения смутили меня еще больше. Он засмеялся и заверил меня, что говорит вполне осмысленные вещи, вот только мой разум не позволяет мне чувствовать себя хорошо.
— Бабочки были близкими друзьями и помощниками магов с давних времен. Я не касался этой темы раньше, потому что ты не был к ней готов.
— Но как может пыльца на их крыльях быть знанием?
— Ты увидишь.
Положив руку на мой блокнот, он велел закрыть глаза и умолкнуть, ни о чем не думая. Он сказал, что зов бабочки из чапараля поможет мне. Если я буду внимателен к нему, то он расскажет мне о надвигающихся событиях. Он подчеркнул, что не знает, как будет установлена связь между мной и бабочкой. Так же как не знает, каковы будут условия этой связи. Он велел мне чувствовать себя легко и уверенно и доверять своей личной силе.
Хотя вначале я беспокоился и нервничал, однако добился того, что начал отключать свой внутренний диалог. Мыслей постепенно становилось все меньше, пока мой ум не стал совершенно чистым. Когда я стал более спокоен, звуки в чапарале, казалось, исчезли.
Странный звук, который, по словам дона Хуана, производила бабочка, возобновился вновь. Он воспринимался как ощущение в моем теле, а не как мысль. Я понял, что он не был угрожающим. Он был милым и простым. Он был похож на зов ребенка и вызывал воспоминание о маленьком мальчике, которого я знал когда-то. Длинные звуки напомнили мне о его круглой белой голове, короткое стаккато звуков — о его смехе. Очень болезненное чувство охватило меня, но мыслей все же не было. Я чувствовал сильную боль во всем теле. Сидеть я больше не мог и завалился на бок. Моя печаль была так велика, что я начал думать. Я взвесил свою боль и печаль и внезапно оказался в самой гуще внутренних споров о маленьком мальчике. Трескучий звук исчез. Мои глаза были закрыты. Я услышал, как дон Хуан поднялся, а затем почувствовал, что он помогает мне сесть. Говорить не хотелось. Он тоже молчал. Я услышал, что он двигается рядом со мной, и открыл глаза. Он стоял возле меня на коленях и рассматривал мое лицо, держа возле него лампу. Он велел мне положить руки на живот, поднялся, пошел на кухню и принес воды. Он плеснул мне немного в лицо, а остальное дал выпить.
Он сел рядом и подал мне мои записи. Я рассказал ему, что звук вызвал у меня очень болезненные воспоминания.
— Ты индульгируешь сверх всякой меры, — сухо сказал он. Казалось, он задумался, как бы подыскивая подходящую фразу.
— Твоя задача на сегодняшнюю ночь — видение людей, — сказал он наконец. — Сначала ты должен остановить свой внутренний диалог. Затем ты должен вызвать образ лица, которое ты захочешь увидеть.Любая мысль, которую ты удерживаешь в уме в состоянии внутреннего безмолвия, является собственно командой, поскольку там нет других мыслей, способных соперничать с ней. Сегодня ночью бабочка в кустах хочет помочь тебе, поэтому она будет петь для тебя. Эта песня принесет тебе золотые пылинки, и ты увидишьвыбранного тобой человека.
Я хотел узнать подробности, но он жестом прервал меня и велел продолжать.
После нескольких минут борьбы я смог остановить внутренний диалог. Затем я произвольно задержал мысль о своем друге. Мне показалось, я закрыл глаза всего лишь на мгновение и вдруг понял, что кто-то трясет меня за плечи. Я медленно приходил в себя. Открыв глаза, я увидел, что лежу на левом боку. Очевидно, я заснул так глубоко, что даже не заметил, как упал на землю. Дон Хуан помог мне сесть. Засмеявшись, он изобразил мое храпение, и сказал, что если бы он своими глазами не видел, как это произошло, он никогда бы не поверил, что можно так быстро заснуть. Добавив, что забавно наблюдать за мной, когда я делаю что-нибудь, выходящее за рамки моего понимания, он забрал у меня блокнот и сказал, что мы должны начать все сначала.
Я прошел необходимые ступени. Вновь я услышал странный трескучий звук. На этот раз он исходил не из чапараля. Он шел как бы изнутри меня, словно его издавали мои губы, руки или ноги. Звук скоро поглотил меня. Я чувствовал, словно какие-то мягкие шарики подобно брызгам летели не то в меня, не то от меня. Это было успокаивающее, захватывающее ощущение, как будто тебя бомбардируют тяжелыми ватными шариками. Внезапно я услышал, как ветер распахнул дверь, и опять начал думать. Я думал о том, что испортил еще один шанс. Я открыл глаза и увидел, что нахожусь в своей комнате. Все предметы на письменном столе лежали так же, как я их оставил. Дверь была открыта, снаружи дул сильный ветер. Мне пришла в голову мысль, что нужно проверить нагреватель воды. Затем я услышал постукивание по окну, которое я сам установил и которое плохо прилегало к раме. Это был отчаянный стук, как будто кто-то хотел войти. Я ощутил приступ страха. Поднявшись с кресла, я вдруг почувствовал, что что-то тащит меня. Я закричал.
Дон Хуан тряс меня за плечи. Я возбужденно пересказал ему свое видение. Оно было таким живым, что я все еще дрожал. Я ощущал себя так, словно только что перенесся из-за своего письменного стола в плоти и крови.
Дон Хуан с недоверием покачал головой и сказал, что я просто гений в том, как я себя дурачу. Его, казалось, не впечатлило то, что я сделал. Он просто отказался обсуждать это и велел мне смотреть вновь.
Опять я слышал мистический звук. Он приходил ко мне, как сказал дон Хуан, в виде дождя золотых крупинок. Я не ощущал, что это были плоские пластинки или чешуйки, как он их описывал, а, скорее, сферические пузырьки, и они плыли ко мне. Один из них разорвался перед моими глазами и раскрылся, открывая странный предмет. Он был похож на гриб. Я смотрел на него, и это явно не было сном. Грибовидный предмет оставался неизменным в поле моего «зрения», а затем погас, как если бы свет, который его освещал, был выключен. Наступила темнота. Я ощутил дрожь, очень неприятный толчок, а затем внезапно понял, что меня трясут. Чувства мои сразу же включились. Дон Хуан сильно тряс меня, а я смотрел на него. Должно быть, в этот момент я только что открыл глаза.
Он брызнул мне в лицо водой. Прохлада воды была очень приятной. После секундной паузы он захотел узнать, что случилось.
Я пересказал ему каждую деталь моего видения.
— Но что я видел? — спросил я.
— Своего друга, — ответил он.
Я засмеялся и терпеливо объяснил, что «видел» грибовидную фигуру, и хотя у меня не было никаких критериев, чтобы судить о ее размерах, но думаю, что она была около фута длиной.
Дон Хуан подчеркнул, что только чувства тут идут в зачет. Он сказал, что это мои чувства вызвали то состояние существа предмета, которое я видел.
— По твоему описанию и по твоим чувствам я могу заключить, что твой друг должен быть очень приятным человеком, — сказал он.
Я был озадачен его словами.
Он сказал, что грибовидные образования были основной формой человеческих существ, когда маг виделих на большом расстоянии. Но когда он прямо смотрит на человека, которого видит,то человеческое качество выглядит как яйцевидное образование светящихся волокон.
— Ты не был лицом к лицу со своим другом, — сказал он. — Поэтому он показался тебе грибом.
— Почему это так, дон Хуан?
— Никто не знает. Просто таким способом люди являются в этом особом типе видения.
Он добавил, что каждая черта в грибовидном образовании имеет особое значение и что для начинающего невозможно точно истолковать, что означает тот или иной признак.
