Есть несколько условий для одинокой птицы:
Первое — она летит к высшей точке.
Второе — по компании она не страдает, даже таких же птиц как она.
Третье — свой клюв она направляет в небо.
Четвертое — нет у нее окраски определенной.
Пятое — поет она очень тихо.
Святой Хуан де ла Круз, «Беседы о свете и любви».
The conditions of a solitary bird are five;
The first, that it flies to the highest point;
the second; that it does not suffer for company,
not even of its own kind;
the third, that it aims its beak to the skies;
the fourth, that it does not have a definite color;
the fifth, that it sings very softly.
— San Juan de la Cruz, Dichos de Luz y Amor
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
СВИДЕТЕЛЬ ДЕЙСТВИЙ СИЛЫ
1
СВИДАНИЕ СО ЗНАНИЕМ
Я не видел дона Хуана несколько месяцев. Была осень 1971 года. Я был уверен, что он гостит у дона Хенаро в Центральной Мексике, и выехал туда, приготовившись к неделе пути. Но проезжая через Сонору к концу второго дня путешествия, я, под влиянием импульса, свернул к его дому и вышел из машины. Как ни странно, меня встретил сам хозяин.
— Дон Хуан! — воскликнул я. — Не ожидал тебя здесь найти.
Дон Хуан рассмеялся. Похоже, мое удивление доставило ему удовольствие. Он сидел у двери верхом на пустом молочном ящике, как будто давно меня поджидая. Сняв шляпу, он с шутовской галантностью раскланялся, затем снова надел ее и отдал мне честь по-военному.
— Ну, присаживайся, — весело сказал он. — Рад тебя видеть снова.
— А я собирался впустую проделать весь путь до Центральной Мексики, потом мне пришлось бы возвращаться назад в Лос-Анджелес. То, что я нашел тебя здесь, сэкономило мне столько дней пути!
— Так или иначе, ты бы нашел меня, — загадочно произнес он. — Сойдемся на том, что ты должен мне эти шесть дней пути до Центральной Мексики, и что ты используешь их на кое-что более интересное, чем нажимать педаль газа в своей машине.
Было что-то необыкновенно привлекательное в его теплой улыбке.
— Где же твой блокнот? — спросил он.
Я сказал, что оставил его в машине, и он велел мне вернуться за ним, поскольку без него я выгляжу неестественно.
— Я закончил работу над книгой, — сообщил я.
Он пристально посмотрел на меня, так что у меня зазудело под ложечкой, словно он чем-то мягким толкал меня в живот. Мне едва не стало дурно, но тут он отвернулся, и все прошло.
Я хотел поговорить о своей новой книге, но он сделал знак, что ему это не интересно, потом заулыбался и тут же втянул меня в беседу о каких-то незначительных вещах. Наконец мне все же удалось перевести разговор на интересующую меня тему. Я упомянул, что просмотрел свои ранние записи и пришел к выводу, что с первого дня нашей встречи получал от него подробное описание мира магов, только мне не совсем понятна роль галлюциногенных растений.
— Почему ты так часто заставлял меня принимать эти растения силы? — спросил я.
Он рассмеялся и еле слышно произнес:
— Потому что ты тупой.
Ответил он достаточно внятно, но я на всякий случай переспросил, будто не расслышал:
— Что-что?
— Сам знаешь что, — оборвал он и встал. — Ты слишком заторможенный, — пояснил он, потрепав меня то голове. — И не было другого способа расшевелить тебя.
— Выходит, в этих растениях не было абсолютной необходимости?
— В твоем случае была. Хотя, конечно, есть и такие, кто в них не нуждается.
Он постоял, вглядываясь в кустарник слева от дома, затем снова сел и заговорил об Элихио, другом своем ученике. Он сказал, что Элихио психотропные растения силы понадобились всего один раз, в самом начале обучения, но преуспел он, пожалуй, больше меня.
— Вообще восприимчивость — состояние для некоторых вполне обычное, — сказал дон Хуан. — Но не для тебя. Как, впрочем, и не для меня. В конце концов, восприимчивость — совсем не главное.
— А что главное?
Казалось, он подыскивает ответ.
— Для воина главное — быть безупречным, — сказал он наконец. — Но все это лишь способ говорить, способ ходить вокруг да около. Ты уже выполнил ряд магических задач и, я думаю, достаточно созрел для того, чтобы указать тебе на источник самого главного. Я сказал бы, что для воина самое главное — прибыть к целостности самого себя.
— Что такое целостность самого себя?
— Я же сказал, что только упомяну о главном. В твоей жизни еще слишком много свободных концов, которые ты должен связать вместе, прежде чем мы сможем поговорить о целостности.
Он жестом оборвал разговор. Кто-то или что-то явно находилось поблизости. Дон Хуан внимательно прислушивался, скосив глаза влево так, что стали видны одни белки. Через несколько секунд он встал и, наклонившись ко мне, прошептал на ухо, что нам нужно пойти на прогулку.
— Что-то не так? — спросил я тоже шепотом.
— Нет, все так. Все нормально.
Мы направились в пустынный чапараль и примерно через полчаса вышли на небольшой, футов двенадцати в диаметре участок ссохшейся красноватой почвы, идеально утрамбованной и плоской, причем без каких-либо следов механической обработки. В центре этого круга, лицом на юго-восток сел дон Хуан, велев мне сесть напротив, лицом к нему.
— Что мы здесь будем делать? — спросил я.
— Здесь у нас сегодня вечером свидание, — ответил дон Хуан. Он окинул взглядом окрестности и вновь стал смотреть на юго-восток. Его действия встревожили меня. Я спросил, с кем будет свидание.
— Со знанием, — ответил он. — Можно сказать, что знание бродит вокруг.
Не дав мне ухватиться за столь загадочный ответ, он быстро сменил тему и весело предложил мне быть естественным, то есть писать и говорить так, словно мы находимся у него дома. В то время меня особо занимало яркое переживание, испытанное мною полгода назад, — «разговор с койотом». Это событие означало для меня, что я в первый раз было способен визуализировать или ухватить своими чувствами и в трезвом сознании магическое описание мира, в котором общение с животными было в порядке вещей.
— Мы не будем задерживаться на подобных опытах, — сказал дон Хуан, когда я закончил. — Не стоит индульгировать, фокусируя внимание на прошедших событиях. Мы можем касаться их, но только для примера.
— Почему, дон Хуан?
— У тебя еще недостаточно личной силы для поиска объяснения магов.
— Значит, существует объяснение магов?
— Конечно. Маги тоже люди. Мы — создания мысли. Мы ищем разъяснений.
— А я-то был уверен, что поиск объяснений — это и есть мой главный недостаток.
— Нет. Твой недостаток в поиске подходящих объяснений, соответствующих тебе и твоему миру. Я возражаю именно против твоей рассудочности. Маг тоже объясняет вещи в своем мире, но он не такой твердолобый, как ты.
— Как могу прийти к объяснению магов я?
— Накапливая личную силу. Личная сила заставит тебя соскользнуть в описание магов с огромной легкостью. Но объяснение магов — это не то, что понимаешь под объяснением ты. И все же оно делает мир и его чудеса если не ясными, то, по крайней мере, не столь устрашающими. Именно это должно быть сущностью объяснения. Но это не то, что ты ищешь. Ты ищешь только отражения собственных идей.
Я потерял желание задавать вопросы. Однако улыбка дона Хуана подталкивала к продолжению разговора. Для меня была очень важна еще одна тема — его друг дон Хенаро и то странное воздействие, которое оказывали на меня его поступки. Каждая встреча с ним сопровождалась совершенно неописуемым расстройством всех моих органов чувств. Услышав мой вопрос, дон Хуан рассмеялся.
