Ни один человек не жил так спонтанно. Конечно, окружающим он казался абсурдным, слегка сумасшедшим. Но ищущих он притягивал невероятно; за его тигриными глазами они видели глаза будды; за внешним поведением они видели внутреннюю красоту, внутреннюю радость, внутреннее великолепие и то, что с этим человеком возможна передача лампы.
Исан был совершенно другим человеком. Он пробовал восстать против традиции Ма Цзы, но, в конце концов, ему пришлось вернуться к тем же техникам, что создал Ма Цзы. Никогда раньше их не было.
Исан сказал Кёдзану:
- Я слышал, что, когда ты был с Якудзю, если тебя спрашивали об одном, ты отвечал о десяти. Это правда?
Кёдзан был главным учеником Исана, и в конце он должен был стать его преемником. Его готовили к этому, он был уже почти избран преемником Исана — негласно, но все ученики знали, что следующим мастером будет Кёдзан. Поэтому Кёдзан обладал привилегией задавать любые вопросы,так как,став преемником Исана, он мог столкнуться с теми же вопросами.
Здесь Исан спрашивает: «Я слышал, что, когда ты был с Якудзю, если тебя спрашивали об одном,ты отвечал о десяти. Это правда?» Он говорит: «Я слышал, что ты — человек такой мудрости, что, когда тебе задавал один вопрос, ты мог ответить на него десятью разными способами. Якудзю очень высоко ценил твою многомерную мудрость».
- Мне бы не хотелось говорить...
- Попробуй сказать что-нибудь, что выражает высший смысл буддизма, — сказал Исан.
Высший смысл буддизма невозможно выразить, о нем нельзя сказать даже один раз — это не тот вопрос, на который можно ответить десять раз десятью различными способами. Ответить даже один раз — значит совершить ошибку; ответить десять раз — значит сделать десять ошибок. Когда речь идет о высшей точке опыта Будды, его просветлении, ответом может быть лишь безмолвие.
Как только Кёдзан открыл рот, чтобы говорить, Исан крикнул:
- Квац!
«Квац» — просто звук, но косвенно он означает: «Заткнись!» Но «заткнись!» бессмысленно,поэтому его избегают. В нем нет качества «Квац!». «Квац» нет ни в одном языке; это просто крик, в результате которого рот закрывается. Кёдзан достаточно спрашивал, теперь он больше не должен открывать рот.
Кёдзан еще дважды начинал говорить, и дважды Исан криком заставлял его замолчать.
Так вот, крик — изобретение Ма Цзы. Создать новые средства, новые методы очень трудно. Для этого нужно быть совершенно особой личностью. Можно быть просветленным, это одно; можно идти по хорошо утоптанному пути, пользоваться надежными, проверенными способами и приносить людям огромную пользу. Но если человек хочет быть индивидуальной вершиной,если он хочет стоять особняком — тогда ему самому нужны качества будды.
С течением времени находить новые пути становится все труднее и труднее. Великие мастера прошли раньше, и они почти исчерпали возможности поиска новых методов. Исан снова расслабился; он ясно понял, что он — просветленный, но не может быть бунтовщиком. Бороться против Ма Цзы невозможно. Даже подумать, что вы будете делать что-то против Ма Цзы... он просто покончил со всем этим. Что бы вы ни делали, это будет хуже, это не будет так эффектно, ново и оригинально,как у Ма Цзы.
В конце концов,ему пришлось вернуться к Ма Цзы. Эти крики — шаги к отступлению, потому что крики изобрел Ма Цзы. До Ма Цзы никто не пользовался криком, использовалась палка; мастер мог ударить ученика. Эти палки не причиняют боли.
Несколько дней назад я получил одну дзенскую палку из Кореи. Я жду первого немецкого просветленного, Каменноголового Нискрию, чтобы отдать ему эту палку. Это очень хорошая вещь. Она из бамбука, и в середине рассечена надвое. Вы можете держать ее за один конец,а повыше сделан надрез,так что можно бить. Шума много, но никому не больно.
Смысл был тот же, но Ма Цзы... Если неожиданно ударить человека, который задает уместный вопрос, это останавливает его ум: «В чем дело?..» Это непостижимо для ума. И именно в этом весь смысл: ум должен замолчать, хотя бы на мгновение — и вы получите проблеск.
Когда эти истории впервые были переведены на другие языки, люди просто смеялись: «Ив этих анекдотах заключена религия?» Это было так странно — читать, что мастер бьет ученика, а ученик внезапно становится просветленным. Этому нельзя было найти разумное объяснение. Как может случиться, что мастер ударил ученика, а ученик кланяется с глубоким уважением и благодарностью?
Это возможно. Это можно понять. Если ваш ум полностью останавливается, хотя бы на один миг, с помощью любого метода, вы получите проблеск собственной сокровенной природы. И этот проблеск так красив,этот проблеск — такое великолепие, такое сокровище... это ваша вечность. Мастер показал вам способ: ум должен прекратить думать. Один миг вы видели путь; теперь идите вперед!
Но Ма Цзы обнаружил, что крик даже лучше удара палкой, потому что, если только ударить кого-то по голове, ум не обязательно прекращает мышление. Ум может даже начать думать больше: «В чем дело? Почему меня ударили? Я задал уместный вопрос — что за глупость?»
А когда мастер кричит, этот крик проникает в вас глубже любого удара. Удар может коснуться только вашего тела, головы, а крик может пронзить, как копье, и на миг даже ваше сердце может остановиться. Крик был великим вкладом Ма Цзы, и, определенно,крик действует на ум гораздо глубже, останавливая его быстрее, чем любой удар.
Вы можете понять разницу: удар — это материальное явление, крик — психологическое. Чтобы остановить ум, нужен некий психологический удар. Крик — разновидность удара: он невидим для глаза, но полностью поражает ум, сотрясает его, повергает в некое изумление.
Некий человек пришел издалека,услышав о Ма Цзы, о его величии — что сотни людей стали просветленными благодаря ему, что тысячи людей живут в его монастыре. Человек, который проделал много миль,приходит к Ма Цзы, задает очень важный вопрос и никак не думает,что этот человек закричит или прыгнет на него,усядется на его груди и спросит, глядя ему в глаза: «Получил?»
Все, что получил этот человек — это ошеломленный, оглушенный ум; но в этом оглушенном уме спрятано откровение его собственной природы. Возможно, он изо всех сил старался найти ее. Ум — почти необъятные джунгли мыслей; вы можете уходить все дальше и дальше, это немалое пространство. Крик — великолепное средство,чтобы мгновенно вывести вас из ума.
Но сделать это может только великий мастер, это не для всех. Исан хотел привнести что-то новое, но это ему не удалось. Эти крики показывают, что он снова вернулся к старым способам Ма Цзы.
Кёдзан еще дважды начинал говорить, и дважды Исан криком заставлял его замолчать.
Кёдзан склонил голову и заплакал, сказав:
- Прежний учитель говорил, что, когда я встречу другого, я могу достичь просветления. Сегодня я встретил его. Вот уже три года, как я начал искать буддовость, и это было не более, чем ходить за коровой.
Эти крики сработали. Кёдзан был с каким-то учителем; но учитель — не мастер. Учитель может дать вам все инструкции, которые написаны в писаниях. Он может сделать вас очень образованным — и он сделал Кёдзана очень образованным. Но те дни были днями великой честности — особенно в том, что касается истины; никто не пытался обманывать.
Этот учитель сказал: «Я всего лишь учитель. Когда ты встретишь мастера, ты станешь просветленным. Со мной ты можешь только становиться все более и более знающим, великим ученым, большим интеллектуалом, потому что я сам не нашел истину. Я сам ищу мастера,который может спровоцировать, пробудить меня».
В дни Гаутамы Будды эта земля видела невероятное явление: тысячи людей ходили по стране в поисках мастера. Они жили с учителями, а потом обнаруживали, что это — только учитель. И учитель сам говорил им: «Я сказал тебе все,что мог сказать,все,что я слышал. Теперь уходи».
И Гаутама Будда до просветления в течение шести лет ходил ко многим учителям. Эти учителя оказывались в очень неловком положении, потому что они были очень известными, у них были тысячи последователей, и причина, по которой они оставались неразоблаченными, заключалась в том,что ни один ученик не выполнял полностью то, что они говорили. Поэтому ученики думали: «Это наша вина. Мы не следуем тому,что нам говорят,тотально».
Но Будда создавал проблемы. Он делал немного больше, чем просили учителя. За эти шесть лет он привел в замешательство многих учителей. Им пришлось признаться: «Я сам — не просветленный, и все,что я знаю, было только ученостью. Никто не разоблачил меня, потому что никто меня не испытывал. Они слушали, они были счастливы, они накапливали знания, они становились учеными. Но тебя не интересуют писания, тебя не интересует ученость, знания — ты настаиваешь: +Я хочу видеть истину!+»
