Между тем, такое мышление по-прежнему преподносится как объективная наука не только биологам, но всякому, кто стремится разобраться в происхождении, значении и цели человеческого существования на Земле. Более того, подобную идеологию внушают практически всем детям по всему миру[210].
В задачу науки входит беспристрастное наблюдение и описание наблюдений. Ей вредно постулировать существование первопричины, будь то Творец, разум или что-то еще, ведь такая первопричина совершенно недоступна прямому наблюдению. «Давайте попытаемся объяснить наблюдаемые феномены причинами, доступными наблюдению» — вот чрезвычайно разумный и, кроме того, плодотворный методологический принцип. Эволюционизм же превращает методологию в веру, которая исключает, ех hypothesi [211], саму возможность существования более высоких степеней значимости. Вся природа, включая, естественно, и человека, считается продуктом случая и необходимости, и ничего больше; в ней нет ни смысла, ни цели, ни разума — «сказка в пересказе глупца, и ничего не значит». Это Вера, и все противоречащие наблюдения либо игнорируются, либо истолковываются не в ущерб Вере.
Современный эволюционизм не имеет научного основания. Его можно охарактеризовать как причудливую выродившуюся религию. Многие из ее высших жрецов даже не верят в то, что они проповедуют. Несмотря на широкое неприятие этой веры, пропагандисты учения продолжают беспрепятственно утверждать, что научные открытия эволюции не оставляют места никакой более высокой вере. Контраргументы же просто игнорируются. Статья об эволюции в «Новой британской энциклопедии» 1975 года завершается пунктом под названием «Победное шествие эволюции». В нем утверждается, что «против идей эволюции выступали служители церкви и, некоторое время, отдельные государственные деятели»[212]. Кто бы мог подумать, что самые веские возражения были выдвинуты многочисленными биологами и другими учеными с безупречной репутацией? Видно, упоминание о них считается неуместным, и такие книги, как «Иллюзия трансформизма» Дугласа Девара[213], в которой эволюционизм наголову разгромлен с чисто научных позиций, даже не включаются в список литературы по этому вопросу.
Эволюционизм — это не наука; это научная фантастика, даже можно сказать мистификация. Это обман, который слишком хорошо удался; в результате современный человек застрял в якобы непримиримом конфликте между «наукой» и «религией». Учение об Эволюции разрушило веру, устремлявшую человечество вверх, и заменило ее верой, что тянет человечество вниз. «Nil admirari»[214]. Да, случай, необходимость и утилитарный механизм естественного отбора подчас предоставляют нашему вниманию любопытные, невероятные или жестокие вещи, но все они случайны, а значит бессмысленно восхищаться ими, видеть в них свершение — ведь никто не станет восхищаться достоинствами человека, случайно выигравшего приз в лотерее. Здесь нет «высшего» или «низшего», есть только большее или меньшее, пусть даже одно случайным образом оказалось сложнее другого. Эволюционизм, претендующий на объяснение всего и вся исключительно естественным отбором для адаптации и выживания, — самое крайнее проявление материалистического утилитаризма девятнадцатого века. Современная мысль так и не смогла выпутаться из этого обмана, что грозит катастрофой, чреватой крахом всей западной цивилизации. Ибо цивилизация не может выжить без веры в смысл и ценности, выходящие за пределы утилитаризма комфорта и выживания, другими словами, без религиозной веры.
«Не вызывает сомнения», — отмечает Мартин Лингс, — что в современном мире первой причиной потери религиозной веры стала теория эволюции. Удивительно, что многие люди все еще умудряются строить свою жизнь на скользкой и опасной комбинации религии и эволюционизма. Но логически мыслящим людям приходится непременно выбирать то или другое — то есть либо учение о падении человека, либо «учение» о его восхождении — и полностью отвергнуть то, которое они не выбрали…
Миллионы наших современников выбрали эволюционизм на том основании, что эволюция — «научно доказанная истина», как тому их учили в школе. Пропасть между ними и религией становится еще глубже из-за того, что религиозный человек, если только он не ученый, не может найти общий с ними язык, не может выдвинуть правильных научных аргументов против эволюционизма[215].
«Ненаучный аргумент» освищут и забьют «всяким научным жаргоном». На самом же деле изначальный аргумент должен быть не научным, но философским. Он очень прост: если описательная наука пускается в теоретические обобщения и объяснения, которые не могут быть ни подтверждены, ни опровергнуты опытом, она становится ненаучной и необоснованной. Такие теории являют собой не «науку», а «веру».
III
На этом этапе нашего исследования мы можем сказать, что невозможно прийти к настоящей ВЕРЕ, основываясь на изучении исключительно Четвертой Сферы Познания, которая касается всего лишь наблюдения внешних проявлений.
Но, между тем, следствием все более точного, скрупулезного, осознанного и изобретательного наблюдения внешних проявлений, которым занимаются лучшие современные ученые, становится появление все большего количества данных, полностью противоречащих материальному утилитаризму девятнадцатого века. Здесь я не стану подробно излагать эти открытия. Могу лишь еще раз упомянуть выводы, к которым пришел Уайлдер Пенфилд и которые удивительным образом подтверждаются исследованиями Хэрольда Сакстона Бурра, бывшего профессора анатомии Школы медицины Йельского университета. Его «путешествие в науку» началось в 1935 году и продолжалось сорок лет. Он искал таинственный фактор «х», который превращает неодушевленную материю в живой организм и затем поддерживает его. В человеческом теле идет постоянный распад и синтез молекул и клеток. «К примеру, период „оборота“ белка человеческого тела составляет шесть месяцев, а в некоторых органах, таких, как печень, и того меньше. Когда мы встречаем друга, которого не видели шесть месяцев, в его лице нет ни одной молекулы, что были там при последней встрече»[216]. Профессор Бурр и его коллеги открыли, что
человек и все живые существа упорядочивается и управляется электродинамическими полями, поддающимися точному измерению и изображению…
При всей своей сложности «поля жизни» имеют ту же природу и подчиняются тем же законам, что и более простые поля, известные современной физике. Как и физические поля, они являются частью структуры Вселенной и испытывают влияние могущественных космических сил. Так же, как и физические поля, они способны упорядочивать и управлять, что было подтверждено многими тысячами опытов.
Структурирование и управление предполагают цель, а, значит, они прямо противоположны случайности. Поэтому поля жизни являются поддающимся научному наблюдению подтверждением того, что человек — не случайность. Напротив, он неотъемлемая часть Космоса, включенная во все его всесильные поля, подпадающая под его непреложные законы и участвующая в судьбе и цели Вселенной[217].
На этом фоне мысль о том, что все чудеса живой природы сводятся лишь к сложным химическим соединениям, появившимся благодаря естественному отбору, выглядит совершенно несостоятельной, пусть даже упорядочивающая сила полей по-прежнему остается загадкой. Профессор Бурр развенчал химию, а вместе с ней и биохимию со всей ее мифологией о служащих информационными системами молекулах ДНК и тем самым сделал важнейший шаг в правильном направлении. Однако при этом Бурр не отрицал значимость химии:
Это топливо, приводящее машину в движение, и не более того. Химия живого организма не предопределяет его функциональные качества, точно так же, как марка бензина не предопределяет, является ли машина Фордом или Роллс-Ройсом. Химические процессы снабжают организм энергией, но направление течения энергии внутри живой системы задается именно электродинамическим полем, без которого понять механизм роста и развития всех живых существ невозможно[218].
Примечательно, что по мере приобретения описательной наукой все большей утонченности и точности, грубые утилитарно-материалистические учения девятнадцатого века одно за другим рассыпаются в прах. И это несмотря на то, что большинство ученых ограничиваются в своей работе Четвертой Сферой Познания, а поэтому методично исключают все свидетельства проявлений сил, исходящих с более высоких Уровней Бытия, и ограничиваются рассмотрением неодушевленного аспекта Вселенной. Такое методическое самоограничение вполне оправданно в предписательных науках хотя бы потому, что высшие силы — жизнь, сознание и осознанность — выше «предписаний», ибо предписывают они сами. Но в описательных науках такой подход не оправдан. Кому нужны описания, где опущены наиболее интересные свойства и черты объектов? К счастью, сегодня немало ученых, таких как зоолог Адольф Портман и ботаник Генрих Золлер, осмелившихся вырваться из картезианских застенков и показать нам Вселенную, таинственную, царственную, могущественную и славную.
