Кои рождают чувствительность, и какова у них форма;
Дальше, какие движенья у них, положенье, порядок.
Чувства мы вовсе в дровах или в глыбах земли не заметим,
Все же, как только они загнивать начинают от влаги,
Тотчас в них черви являются, ибо материи тельца,
Вследствие новых условий меняя свой старый порядок,
Так сочетаются, что из них твари живые родятся.
Дальше. Кто думает, что из чувствительных телец родится
Тварь, наделенная чувствами, в тельцах признать должен мягкость
На основании том, что, как можем заметить мы, чувство
Связано тесно с утробою, жилами, кровью, а это
Все состоит из материи, смертной и мягкой конечно.
Но предположим, что тельца такие могли б быть бессмертны.
В случае этом должно ли в них быть лишь частичное чувство
Или же дельное, как и в животном во всем его целом?
Но части тела не могут ведь чувствовать сами собою;
Каждый же член отвергает чувствительность в членах всех прочих.
Так, ни рука, ни иная любая часть нашего тела,
Будучи отделена, неспособна хранить в себе чувство.
Нам остается признать, значит, в тельцах первичных те чувства,
Кои присущи животным и жизнь всесторонне объемлют.
Можно ль, однако же, тельцам таким дать названье первичных?
Как они смерти избегнут, когда всем животным подобны
И одинаки по свойствам с созданьями смертными всеми?
Даже когда б это было и так, то от их сочетаний
Не родилось бы ничто, кроме множества сходных созданий,
Так же как разной породы животные или же люди,
Совокупившись, родить в состояньи себе лишь подобных.
Но, может быть, свои чувства теряют первичные тельца
И обретают другие? Зачем же тогда придавать им
Свойства, которые тотчас отъемлются? Видел не раз я,
Как превращаются яйца пернатых в птенцов оживленных,
И наблюдать приходилось, как черви кишат, когда почва
Вследствие влаги обильной дождей загнивать начинает,
Так что из телец бесчувственных чувства способны возникнуть.
Если мне скажут, что чувство способно возникнуть из телец,
Чувств не имеющих, с помощью тех изменений лишь, кои,
Так же как роды у самок, наружу его проявляют,
Я удовольствуюсь тем подтверждением и разъясненьем,
Что не бывает родов, если не было прежде соитья,
Так же как быть изменений не может, пока не сойдутся
Первоначальные тельца; и чувств не бывает у тела,
Прежде чем не рождена в нем природа живого созданья.
Как уж известно, повсюду материя распространилась —
В воздухе, в водах, в земле и в огне, порожденном в эфире,
Но не тотчас по соитии телец меж ними движенья
Установляются жизнеспособные, с помощью коих
Жизнь сохраняют свою существа, наделенные чувством.
Дальше. Удар, настигая живое созданье сильнее,
Чем оно вытерпеть может, его повергает на землю
И чувства духа и тела приводит в большое смятенье.
Ибо тут в тельцах первичных нарушено их положенье,
И затрудняются сильно движения те, что присущи
Жизни, как только материя вся, потрясенная в членах,
Узы живые души порывает у тела и душу,
Врозь разметавши, чрез поры и скважины вон выгоняет.
Что ж бы другое удар упомянутый мог еще сделать
Кроме такого разгрома и разъединенья всех связей?
В случае том, когда с меньшею силой удар настигает,
Превозмогают порой животворных движений остатки.
Раз удалось это им, то смятенье они унимают
И в состояние прежнее восстановляют все снова.
Смерти движенья, уже овладевшие было всем телом,
Вновь исчезают, вновь оживают угасшие чувства.
Где же иначе причина того, что от смерти пределов
Вновь иногда существа возвращаются к жизни, к сознанью,
И не дано им оканчивать жизни, столь близкой к кончине?
Далее. Там ощущаем мы боль, где первичные тельца
Силой какой-нибудь в нашей утробе живой или в членах
Возбуждены и в своих потревожены гнездах глубоких;
И нам приятно, когда они вновь возвратятся на место.
Видно отсюда, что телец первичных не может коснуться
Боль никакая и сладкое чувство для них недоступно,
Так как они в свой черед не составлены тоже из телец
Первоначальных, чтоб боль ощущать с переменой движенья
Или же плод удовольствия сладкий вкушать через это.
Вследствие этого тельцам первичным не свойственны чувства.
Если живая вся тварь потому только чувствовать может,
Что создалася из телец первичных, в которых есть чувство,
То каковы же первичные тельца людей особливо?
Истинно стали б они хохотать, сотрясаясь от смеха,
И увлажняться могли б их ресницы и щеки слезами.
Много б сумели они рассказать о различных предметах
И рассуждали б о том, из чего состоят они сами.
Так как первичные эти тела на людей походили б,
То, в свой черед, из частиц составных они сами б слагались;
Эти ж из новых частиц состояли б, и так бесконечно.
Так существа, наделенные смехом, словами и мыслью,
Все бы слагались из телец, снабженных такими ж дарами.
Если нам кажется предположенье такое безумным,
Если создался наш смех из частиц, не могущих смеяться,
Если возможно быть мудрым и знанья в речах обнаружить,
И не родясь от семян просвещенных и красноречивых,
То, очевидно, и прочее все, наделенное чувством,
Может возникнуть из семени, вовсе лишенного чувства.
Все наконец из небесных семян родились мы, бесспорно.
Небо – наш общий отец. От него плодоносная матерь,
Наша сырая земля, насыщается каплями влаги.
Злачные нивы рождает земля и привольные рощи
И человеческий род; создает и звериное племя;
Пастьбы растит, на которых животное тело питают
И, проводя беспечальную жизнь, размножают потомство.
А потому по заслугам дается ей матери имя.
Вновь возвращается в землю, что раньше в земле находилось;
То же, что было ниспослано нам из пределов эфира,
Снова несется туда и приемлется в сводах небесных.
