В этой концепции слушающий ангел оказывается в ситуации, когда он не может уклониться от слушания. Более того, любая мысль любого ангела оказывается непосредственно «слышимой» для всех остальных и не может быть ни сокрыта, ни высказана приватно, будучи принудительно и необходимо публичной. Своеобразие оккамистской модели в том, что в ней ангельская ментальная речь имеет синтаксическую природу, как и мышление людей, что делает мысленные эксперименты с ней особенно ценными для описания работы человеческого мышления. Но при этом Оккам совершенно оставил без внимания все те аспекты речевого общения, которые связаны с личностной свободой и достоинством разумных существ.
Четыре модели ангельской речи, которые Бернд Ролинг вычленил в средневековой схоластике, в различных модификациях и комбинациях дожили до начала Нового времени и обнаруживают свое присутствие в текстах конца XVI-середины XVIII вв. Именно в этот период мысленные эксперименты с речевым общением ангелов достигают наибольшей продуктивности; несомненно, это было связано с общим расцветом позднесхоластической семиотики в последние полтора столетия непрерывной схоластической традиции. В отличие от средневековых концепций ангельской речи, эти поздние тексты практически неизвестны историко-философской науке. Одним из лучших образцов такого мысленного экспериментирования как раз и является трактат Франсиско Суареса «Об ангелах», фрагмент из которого представлен в настоящем издании в русском переводе – первом переводе суаресовского текста об ангельской речи на современный язык[54].
Трактат «De angelis» был впервые опубликован в 1620 г., уже после смерти автора (25 сентября 1617)[55]. В полном собрании сочинений Суареса, изданном в XIX в., он составляет том II[56]. Это весьма обширная работа, занимающая в первом издании 746 страниц in quarto. Трактат состоит из восьми книг, соотносимых тематически с первой частью «Суммы теологии» Фомы Аквинского, но представляет собой не комментарий к творению Фомы, а самостоятельный труд. Книги V–VIII имеют чисто богословский характер и рассматривают такие вопросы, как благодатное состояние ангелов, их собственные функции в небесной литургии и т. д. Зато первые четыре книги – это почти исключительно философский текст, царство мысленного эксперимента, где из первично постулированного тезиса об ангелах как нематериальных разумных творениях, способных к взаимодействию, социальному и речевому общению, выводятся все возможные метафизические, физические, гносеологические и лингвистические следствия. Приведем названия этих четырех частей суаресовского трактата:
Книга I: О природе, произведении и атрибутах ангелов.
Книга II: Об интеллектуальной потенции ангелов и о естественном познании.
Книга III: О воле ангелов в рассмотрении ее чисто природного статуса.
Книга IV: О способности ангелов совершать действия, переходящие вовне.
Интересующий нас «трактат в трактате», посвященный речевому общению ангелов, составляют главы XXVI–XXVIII книги II. Это самое полное, детализированное и многогранное исследование вопроса об ангельской речи в схоластической мысли. В основе подхода Суареса лежит идея воздействия говорящего ангела на интеллект слушающего, что роднит его концепцию с концепцией Дунса Скота. Но Суарес подверг собственную теорию Дунса такой основательной критике и настолько существенно ее переработал, что фактически можно говорить о Суаресе как о создателе собственной модели ангельской речи. Суть возражений Суареса против модели Дунса Скота состоит в том, что у Дунса все необходимые для понимания речи изменения в слушающем производит говорящий, а сам слушающий воспринимает речь чисто пассивно. Суарес же полагает, что гипотеза о пассивности слушающего неприемлема как по физическим, так и по моральным основаниям. Помимо критики Скота, Суарес не оставил без внимания и разбора ни одной значимой теории ни средневековых схоластов, ни своих непосредственных предшественников и современников. По сути, он предложил первое историко-философское описание проблемы ангельской речи, как она рассматривалась на протяжении четырехсот лет, с XIII по XVI вв.
Текст Суарес настолько хорошо и логично выстроен, что в его кратком пересказе нет нужды. Отметим лишь самые важные моменты. Во-первых, после самого внимательного и детального рассмотрения Суарес полностью деконструирует учение об особых речевых знаках у ангелов, показав, что их допущение приводит к неразрешимым апориям. Во-вторых, он убедительно показывает, что речевое общение – любое, ангельское общение в этом смысле представляет лишь идеальный, но частный случай, – подразумевает активность обеих сторон: как говорящего, так и слушающего. Он отстаивает не только то общее для всей схоластики (за исключением Оккама) убеждение, что существует различие между мышлением и его внешним выражением, но и то, что существует различие между «говорением в присутствии кого-то» и «беседой с кем-то»: вторая ситуация, в отличие от первой, предполагает взаимность и активную вовлеченность обоих собеседников. В-третьих, с этим тезисом Суареса связан акцент на важнейшей роли, которую в полноценном речевом общении играет внимание со стороны слушающего. Именно в этом трактате, а не в ранних комментариях к сочинению Аристотеля «О душе», Суарес развивает свою концепцию произвольного внимания. При этом он старается, с одной стороны, дать явлению внимания убедительное физическое объяснение, а, с другой стороны, представить феномен внимания с позиций личностного достоинства разумного существа, которое свободно участвовать в беседе или уклониться от нее по собственной воле.
Из общего рассмотрения проблемы ангельской речи в схоластической философии можно сделать некоторые предварительные выводы. Во-первых, достоверно подтверждается предположение о том, что в мысленных экспериментах, связанных с речевым общением ангелов, в центре внимания стоит концептуальный анализ универсальных условий и структур речи. Цель этого анализа – не бесплодное и бесполезное умствование об объектах, существование коих неизвестно из естественного опыта и не может быть доказано на основе опыта, а выявление универсальных параметров феномена речи и речевого общения как такового. Если мы считаем, что многие десятки страниц схоластических текстов об ангельской речи написаны только для того, чтобы дать волю воображению и навыдумывать небылиц, то бесхитростную наивность проявляем в данном случае мы, а не схоластические философы, которые прекрасно понимали, что́ они делают. Ангелы, свободные от материально-телесных ограничений, представляют собой такие объекты, которые удобно взять для концептуального анализа и провести его в идеальных условиях. Думается, что его результаты представляют интерес и сегодня.
Во-вторых, строгость и техничность, характерные для схоластических концептуальных анализов вообще, не в силах заслонить тот более глубокий и одухотворенный уровень рассмотрения, который почти всегда стоит за внешней сухостью схоластических штудий. В данном случае через исследование универсальных условий и структур речевых актов обдумываются также природа и условия личностного бытия – ангельского, но и человеческого. Этот момент точно выразил немецкий исследователь Тео Кобуш: «Коротко говоря, схоластическое обсуждение языка ангелов выражает всматривание в сильные и слабые стороны субъективности и интерсубъективности вообще и в условия возможности человеческой субъективности и интерсубъективности, в частности»[57]. При обсуждении проблемы ангельской речи доводы от свободной воли, от высокого достоинства разумного творения не просто дополняют у схоластов аргументацию чисто онтологического или физического толка, но последовательно идут контрапунктом к основной теме. Семантика и прагматика речи, как предмет переднего плана, весьма занимают Суареса, как и его предшественников и современников. Но в то же время выяснение условий и структур речевого общения ангелов приводит к лучшему пониманию того, как вообще реализуется в социальности свободная воля и личность. В действительности это бо́льшее (magis), этот поиск понимания замысла о человеке как о разумном и ответственном творении, призванном к спасению, сопровождает, как фон, любые схоластические рассуждения, любые интеллектуальные экзерсисы и эксперименты, составляя их высшее обоснование и цель. В этом одно из отличий схоластики от современной науки, которая очень хорошо знает границы своего предмета и не примешивает к своим исследованиям, экспериментам и процедурам поиск высших смыслов.
В том, что так поступает схоластика, – ее слабость или сила?
• Murdoch John E. From social into intellectual factors: an aspect of the unitary character of late medieval learning / John E. Murdoch and Edith Dudley Sylla (eds.). The Cultural Context of Medieval Learning. Dordrecht, Holland: D. Reidel, 1975, 271–339.
