внешней окраске.
Но осязаньем мы краски не чувствуем, чувствуем только
Твердость, присущую камню до недр его самых глубоких.
Ныне узнай, отчего по ту сторону зеркала образ
Нам представляется (образ вовнутрь отодвинутым будто
Кажется нам) – нечто сходное с тем, когда мы созерцаем
Вещи какие-нибудь на дворе чрез открытые двери
И изнутри наблюдаем за тем, что творится снаружи.
Воздуха столб здесь двойной и сугубый содействует зренью:
Воздух один, что мы видим всегда по ту сторону двери,
Самые двери за этим, раскрытые справа и слева;
После же воздух другой вместе с светом глаза поражает,
Также все то, что действительно видно снаружи чрез двери.
Так, когда в зеркале образ вещей отразился впервые,
К нашему взору стремясь, пред собой он толкает и гонит
Воздуха столб здесь двойной и сугубый содействует зренью:
Вот отчего происходит, что раньше мы видим тот воздух,
Нежели зеркало. Но в тот же миг, как мы зеркало видим,
Образ, от нас исходящий, до глади зеркальной доходит
И, отразившись в нем, вновь возвращается к нашему взору
И струю новую воздуха перед собою толкает.
Эту последнюю видим мы прежде, чем образ, и, значит,
Образ нам в зеркале кажется на отдаленьи известном.
Вследствие этого мы не должны удивляться нимало
Изображениям, кои даются поверхностью зеркал;
Это является делом двояких воздушных течений.
Те части тела затем, что у нас расположены справа,
В зеркале будут являться нам слева всегда, потому что
Образы, встретившись с плоскостью зеркала и отразившись,
Не возвращаются без изменения к нам, но в обратном
Виде нам кажутся. Так, если кто-нибудь маску из глины,
Прежде чем дать ей просохнуть, ударит о столб или балку
И, сохраняя при этом у маски всю цельность фигуры,
Вывернет лишь наизнанку черты все ее, то увидит, —
Что у нее вместо правого глаза окажется левый,
Вместо же левого глаза, напротив, очутится правый.
Образ предмета, из зеркала в зеркало передаваясь,
Выглядит, будто здесь пять или шесть таких образов было.
И в этом случае все, что во внутренних скрыто покоях,
Как бы глубоко в косом направленьи оно ни лежало,
Может быть извлечено чрез кривые проходы жилища
С помощью нескольких зеркал и видимо так же, как вещи,
Тут же стоящие, вот как из зеркала в зеркало образ
Передастся! Все левое тут отражается справа,
Но, отразившись вторично, вид прежний свой вновь принимает,
Далее, есть зеркала с боковыми притворами, кои
Наклонены сообразно с наклонами нашего тела
И оттого передать всякий образ наш правильно могут.
Тут или передается из зеркала в зеркало образ,
Так что доходит до нас он в двойном отражении, или
Самый наклон того зеркала так здесь на образ влияет,
Что на пути своем перевернуться он должен обратно.
Образы (в зеркале) шествуют с нами, и кажется, будто
Делают с нами шаги, повторяют все наши движенья;
Стало быть, каждое зеркало в той его части, от коей
Мы отошли, прекращает тотчас отражать в себе вид наш.
Все по законам природы под тем же углом отражаться
И отклоняться должно, под каким пред зеркалами встало.
Взор уклоняется наш и бежит от блестящих предметов.
Солнце слепит тебя, если пред ним ты стоять продолжаешь,
Так как великая сила присуща ему и несутся
С натиском образы вниз от него через воздух небесный.
Кроме того, нестерпимый блеск солнца порой воспаляет
Наши глаза оттого, что оно заключает не мало
Огненных телец, глазам причиняющих боль и страданье.
Людям, болящим желтухою, кажутся всякие вещи
Желтыми, так как от этих людей истекает не мало
Желтых зачатков, которые к образам всем прилипают.
Да и к тому же в глазах им примешано много такого,
Что покрывает все вещи какой-то окраскою желтой.
Сидя в потемках, мы видеть способны предмет освещенный,
Так как здесь прежде всего проникает окрестного мрака
Воздух и раньше открытые наши глаза занимает.
Тотчас же следует белый светящийся воздух за этим
И очищает как будто глаза, прогоняя отсюда
Тени все черные, в силу того, что во всех отношеньях
Он подвижнее и тоньше и тельца в нем более гладки.
Как только в наших глазах все проходы наполнятся светом
И все пути тут раскроются, раньше объятые тьмою,
Тотчас войдут туда образы всех освещенных предметов,
Кои в глаза нам бросаются, так что мы можем их видеть.
Наоборот же, не можем со свету мы видеть в потемках,
Ибо воздушный состав вслед за светом идущего мрака
Гуще значительно. Мрак наполняет собою все ходы
И замыкает пути все в глазах наших; так что не могут
Образы тьмою объятых вещей возбудить здесь движенья.
Башни четыреугольные города кажутся взору
Издали круглыми. Это всегда оттого происходит,
Что всякий угол вдали представляется нам притупленным
Или что мы его не замечаем. Угла впечатленье
Гибнет для глаза; оно не доходит до нашего взора
В силу того, что у образов, к нам доходящих чрез воздух,
Живость теряется от постоянного тренья о воздух.
Так что, где угол такой ускользает от нашего чувства,
Кажется, будто бы видим мы круглое скопище камней.
Но не вполне это кажется круглым, как ближние вещи,
А представляется только неясным подобием круга.
Кажется, будто при солнце шевелится тень и за нами
Следует всюду она, подражая всем нашим движеньям,
Если допустишь, что воздух, свое освещенье утратив,
Может ходить, повторяя движения все человека.
(Так как ведь то, что обычно у нас называется тенью,
Может ли быть чем иным, как не воздухом, света лишенным?)
Да, несомненно, земля шаг за шагом лишается света
В месте известном, где, ходя, мы солнца лучи заслоняем,
Но они вновь наполняют то место, откуда ушли мы.
А потому нам сдается, что
