И вавилонские ткани роскошные пачкают ею.
Семя у нас возбуждается, как уже сказано выше,
В пору, когда наши члены все в возрасте юном мужают.
Всяким созданьям присущи свои возбужденья и чуткость,
У человека же лишь человек возбудить может семя.
Семя, коль скоро из недр оно вырвалось, вон выступает
И чрез суставы и члены втекает из целого тела
К нервам известным, к местам установленным и возбуждает
Тотчас же самую ткань детородных частей того тела.
Семенем те возбуждаются части; приходит желанье
Выбросить то, чем у нас напрягается пыл сладострастья.
Ум тогда требует тела, любви наносящего рану,
Так как ведь все большей частью подвержены этим раненьям
И обагряют ту часть, из которой удар был нанесен;
А если враг по соседству, то кровью бывает покрыт он.
Вследствие этого тот, кто поранен стрелою Венеры, —
Будь это юноша с женоподобными членами, или
Женщина с телом прекрасным, сулящим любовные чары, —
Тянется к месту, откуда был ранен, и жаждет связаться
С ним, чтобы в тело из тела притом перелить свои соки,
Ибо великая страсть предвещает большую усладу.
Вот какова к нам Венера и что значит имя Амура!
Вот из какого источника в сердце впервые сочится
Сладкая капля Венеры, а вслед за ней злые тревоги.
Так как в отсутствие той, кого любишь ты, все ж ее образ
Будет с тобою, и будет звучать ее нежное имя!
Но избегать должно образов тех и от пищи любовной
Ум отвращать, направляя его на другие предметы;
И накопившийся сок извергать нужно в тело любое,
А не хранить этот сок лишь для той, кто в нас страсть возбуждает.
Тем оградим мы себя от тревог и от верных страданий.
Зреет ведь рана любви и растет, когда пищу находит.
Изо дня в день матереет безумство, скопляются беды,
Если ранением новым ты не исцелишь своей раны
И не излечишь любви своей общедоступной любовью
Или к другим побужденьям ума своего не направишь.
Кто избегает любви, не лишен наслаждений Венеры;
Наоборот, без труда он их с большим удобством вкушает,
Так как действительней, чище услада у этих здоровых,
Чем у несчастных влюбленных людей. Ведь от страсти любовник
Часто в сомненьях колеблется, даже когда овладел он,
И не решает: должны ль наслаждаться глаза или руки?
Плотно сжимая предмет своей страсти, он боль причиняет;
А иногда он зубами своими впивается в губы
При поцелуях; а значит, здесь полного нет наслажденья,
И остается заноза, которая все ж непрестанно
Мучит любовников и пробуждает в них дикую ярость.
Но средь любви прерывает Венера тихонько страданье
И умеряет укусы, внося в них свое наслажденье.
Льстятся надеждой иные, что то, из чего возникает
Пылкая страсть, может столь же легко погасить ее пламя.
Опровергается это, однако, самою природой.
Здесь есть особенность та, что чем больше любви мы приемлем,
Тем горячей распаляется сердце жестокою страстью.
Пища и влага напитков внутри усвояются в членах
И потому оседать у нас в членах известных способны,
Так что удовлетворяем легко мы и голод и жажду.
Но от лица человека, которое блещет красою,
Прибыли нет, кроме образов от предвкушения нежных,
Кои несбывшейся часто надеждой уносятся в ветер.
Жаждущий ищет порою во сне, где бы выпить, а влаги
Не получает нигде, чтобы жар утолить в своих членах.
Образы жидкостей он вызывает и тщетно томится,
Воображая себя утоляющим жажду в потоке.
Так и в любви: постоянно с влюбленными шутит Венера.
Зрением не в состояньи любовника тела насытить;
Тщетно блуждают дрожащие руки по целому телу
И ничего соскоблить с упоительных членов не могут.
Тою порой, когда в юных летах наслаждаются двое,
Членами всеми обнявшись, когда предвещает им тело,
Сладость, Венера старается женщинам пашню затеять.
Жадно друг к другу любовники жмутся, сливаются вместе
Влага их губ и дыханье, в уста их впиваются зубы.
Все понапрасну! Они ничего соскоблить тут не могут
Или проникнуть друг в друга, чтоб с телом смешать свое тело.
(Этого, видимо, жаждут они и порою желают.)
И до тех пор в узах страсти их держит Венера, покуда
Не изнемогут их члены, от сладких утех ослабевши.
После того прерывается в нервах скопление страсти,
Тише становится пыл, настает промежуток недолгий.
Но возвращается снова безумство и ярая пылкость,
Как только явится жажда к предмету любви прикоснуться,
И устранить это зло невозможно каким-либо средством.
Вот как приходится чахнуть от тайных любовных ранений!
Вспомни к тому же, что тратятся силы и гибнут в работе;
Вспомни, что жизнь протекает под гнетом чужим постоянно.
Дело приходит в упадок меж тем, возникает порука,
Служба не спорится, добрая слава, колеблясь, страдает.
Вот на ногах сикионская обувь красуется, мази;
Вправлены в злато зеленые, чудной игры изумруды,
Носится изо дня в день фессалийская ткань голубая
И насыщается потом от сильных любовных стараний.
Да приобретенья предков идут на повязки и шляпы,
Тратятся на украшенье плащей и на ткани Хиоса;
Приготовляются пиршества с роскошью яств и одежды,
Игры, гирлянды цветочные, масла, венки и бокалы!
