Пористы телом они, и поэтому ток устремляться
1060 Может свободно сквозь них, никуда не толкая при этом;
К этому роду вещей мы дерево можем причислить,
Среднее место меж тем и другим занимает железо:
Ежели примет в себя оно несколько телец из меди,
То отгоняет его истечением камень магнитный.
Эти явленья совсем не настолько, однако, отличны,
Чтобы не мог привести я подобных же сколько угодно
И указать, что порой лишь одно подходяще другому.
Известью только одной, как известно нам, держится камень,
Дерево только одним бычачьим скрепляется клеем,
1070 Так что скорее доска, по волокнам растреснувшись, лопнет,
Чем разойдутся ее скрепленья, залитые клеем.
Сок виноградный спешит с родниковой смешаться водою,
Но ни густая смола, ни легкое масло не могут.
Раковин пурпурных сок сочетается с шерстью столь тесно,
Что никогда от нее отделиться он больше не может,
Как бы ты шерсть отбелить ни старался потоком Нептуна:
Даже все волны морей не отмоют пурпуровой краски.
Золото к золоту вещь не одна ли, скажи, припаяет?
С медью скрепляется медь не при помощи ль олова только?
1080 Много еще привести я мог бы примеров, но надо ль?
Ведь ни тебе не нужны околичности эти нисколько,
Ни для меня ни к чему затрачивать столько стараний.
Надо в коротких словах постараться все выводы сделать:
Вещи, в которых их ткань совпадает взаимно с другою,
Так что, где выпуклость есть, у другой оказалась бы там же
Впадина, — эта их связь окажется самою тесной.
Есть и такие еще, что крючками и петлями будто
Держатся крепко и так друг с другом сцепляются вместе.
Это скорее всего происходит в железе с магнитом.
[Болезни и эпидемии: Стихи 1090-1137]
1090 Ну, а теперь, отчего происходят болезни, откуда
Может внезапно прийти и повеять поветрием смертным
Мора нежданного мощь, и людей и стада поражая,
Я объясню. Существует немало семян всевозможных.
Как указал я уже, из которых одни животворны,
Но и немало таких, что приводят к болезни и смерти,
К нам долетая. Когда они вместе сойдутся случайно
И небеса возмутят, зараженным становится воздух.
Весь этот гибельный мор, все повальные эти болезни
Или приходят извне и, подобно туманам и тучам,
1100 Сверху чрез небо идут, иль из самой земли возникают,
Вместе сбираясь, когда загнивает промокшая почва
И от дождей проливных, и от солнца лучей раскаленных.
Да и не видишь ли ты, что воды перемены и неба
Вредны для тех, кто ушел далеко от отчизны и дома,
Так как попал он теперь в совершенно другие условья?
Ибо какая должна быть разница между Британским
Небом и небом Египта, где ось наклоняется мира?
Между Понтийским и тем, что идет от пределов Гадеса195
Вплоть до народов, совсем почерневших от жгучего жара!
1110 Как различаются все четыре деления света
И по ветрам четырем и по разным частям небосвода,
Так и наружность и цвет у людей различаются сильно,
И у различных племен и болезни их также различны.
Есть вблизи Нила болезнь, что название носит «слоновой»,
В среднем Египте она, и нигде не является больше;
В Аттике — ноги болят, глаза же — в пределах Ахейских;
Так и другие места оказаться опасными могут
Разным телесным частям: всё зависит от воздуха свойства.
И потому, когда вдруг всколыхнется нам чуждое небо
1120 И пробираться начнет понемногу опасный нам воздух,
Как облака и туман, подползает он, крадучись тихо,
Всё по дороге мутя и кругом приводя в беспорядок;
И, доходя, наконец, и до нашего неба, его он
Уподобляет себе, нам делает чуждым и портит.
Новая эта беда и зараза, явившись внезапно,
Может иль на воду пасть, иль на самых хлебах оседает,
Или на пище другой для людей и на пастьбах скотины,
Иль продолжает висеть, оставаяся в воздухе самом;
Мы же, вдыхая в себя этот гибельно смешанный воздух,
1130 Необходимо должны вдохнуть и болезнь и заразу.
Точно таким же путем и быков этот мор заражает,
И нападает болезнь и на блеющих вялых баранов.
И безразлично для нас, посетим ли мы сами те страны,
Что неприязненны нам, меняя небес облаченье,
Или природа сама принесет зараженное небо,
Или еще что-нибудь, к чему мы совсем не привыкли,
То, что приходом своим неожиданным может быть вредно.
[Чума в Афинах: Стихи 1138-1286]
196Этого рода болезнь и дыханье горячее смерти
В кладбище некогда все обратили Кекроповы земли,197
1140 Жителей город лишив и пустынными улицы сделав.
Ибо, в глубинах Египта родясь и выйдя оттуда,
Долгий по воздуху путь совершив и по водным равнинам,
Пал этот мор, наконец, на всё Пандионово племя,198
И на болезнь и на смерть повальную всех обрекая.
Прежде всего голова гореть начинала от жара,
И воспалялись глаза, принимая багровый оттенок;
Следом за этим гортань, чернея глубоко, сочилась
Кровью, и голоса путь зажимали преградою язвы;
Мысли глашатай — язык затекал изверженной кровью,
1150 Слабый от боли, в движеньи тяжелый, шершавый на ощупь.
Дальше, когда, сквозь гортань накопляясь в груди, проникала
Сила болезни затем и в самое сердце больного,
То, расшатавшись, тогда колебалися жизни устои.
Вместе с дыханием рот испускал отвратительный запах,
Тот же, какой издает, загнивая, смердящая падаль.
Силы духовные тут ослаблялись, и тело томилось,
Ослабевая совсем у самого смерти порога.
И безысходной тоской нестерпимые эти страданья
Сопровождались всегда, сочетаясь с мучительным стоном.
1160 Часто и ночью и днем непрерывные схватки икоты
Мышцы и члены больных постоянно сводили и, корча,
Их, истомленных уже, донимали, вконец изнуряя.
Но ни на ком бы не мог ты заметить, чтоб жаром чрезмерным
Кожа горела больных на наружной поверхности тела;
Нет, представлялась она скорей тепловатой на ощупь;
Точно ожогами, все покрывалось тело при этом
Язвами, как при священном огне, обнимающем члены;
Внутренность вся между тем до мозга костей распалялась,
Весь распалялся живот, пламенея, как горн раскаленный.
1170 Даже и легкая ткань, и одежды тончайшие были
Людям несносны; они лишь прохлады и ветра искали.
В волны холодные рек бросались иные нагими,
Чтобы водой освежить свое воспаленное тело.
1178 Многие вниз головой низвергались в глубины колодцев,
1174 К ним припадая и рты разинув, над ними склонялись:
В воду кидаться влекла неуёмная, жгучая жажда;
Даже и дождь проливной представлялся им жалкой росою,
И передышки болезнь не давала совсем. В изнуреньи
1179 Люди лежали. Врачи бормотали, от страха немея,
1180 Видя всегда пред собой блуждавший, широко открытый
Взгляд воспаленных очей, не знавших ни сна, ни покоя.
Много еще и других появлялось признаков смерти:
Путались мысли, и ум от унынья и страха мешался,
Хмурились брови, лицо становилось свирепым и диким,
Слух раздражен был, и шум раздавался в ушах, не смолкая,
Делалось частым дыханье, а то затяжным или редким,
Шея покрыта была лоснящейся влагою пота,
В жидких и скудных плевках соленая, цвета шафрана,
С хриплым кашлем слюна с трудом выделялась из горла.
1190 Мышцы сводило в руках, и члены тряслись и дрожали,
И, начиная от ног, подыматься все выше и выше
Холод не медлил. Затем, с наступленьем последнего часа,
Ноздри сжимались, и нос, заостряясь в конце, становился
Тонким; впадали глаза и виски; холодея, твердели
Губы; разинут был рот и натянута лобная кожа.
Без промедленья потом коченели отмершие члены.
Вместе с восьмою зарей блестящего солнца обычно
Иль на девятый восход его светоча жизнь прекращалась.
Если же кто избегал почему-нибудь смертной кончины,
1200 То в изнуреньи от язв отвратительных, в черном поносе,
Всё же впоследствии он становился добычею смерти.
Часто еще из ноздрей заложенных шла изобильно
Кровь гнилая, причем голова нестерпимо болела:
Таял тогда человек, теряя последние силы.
Если ж спасались и тут от острого кровотеченья
Гнойного, всё же болезнь уходила в суставы и жилы,
Даже спускаясь к самим детородным частям человека.
Тяжко иные боясь очутиться у смерти порога,
Жизнь сохраняли себе отсечением члена мужского;
1210 Также встречались порой и такие, что жить продолжали,
Хоть и без рук и без ног, а иные лишались и зренья.
Вот до чего доводил отчаянный страх перед смертью!
И постигало иных такое забвенье событий