(22) Саллюстий: „По свойственному человеку желанию увидеть неведомое (ignara)“. [1639] Вергилий:
…а Мимант под Лаврентом лежит
Позабытый (ignarus). [1640]
Глава 13
Отрывок из „Истории“ Квинта Клавдия Квадригария, где он описал битву знатного юноши Манлия Торквата и бросившего ему вызов врага галла
(1) Тит Манлий [1641] был человек очень знатного происхождения и весьма знаменит. (2) Этому Манлию было дало прозвище Торкват (Torquatus). (3) Причиной такого прозвища было, как мы слышали, ношение золотого ожерелья (torquis), которое он надел, сняв с убитого врага. (4) А кто был этот враг и каков, насколько он был страшен своим огромным ростом, сколь надменен, бросая вызов, и как происходило сражение, очень чисто и ясно, с простой и безыскусной приятностью старинной речи, описал в первой книге „Анналов“ Клавдий Квадригарий. (5) Философ Фаворин, читая это место в указанной книге, утверждал, что душа его была потрясена и поражена не меньшими страстями и впечатлениями, (6) чем если бы он сам лично смотрел на сражающихся.
(7) Я привожу слова Квадригария Клавдия, в которых описывается та самая битва: [1642] „А между тем вышел некий галл без какого-либо вооружения, кроме щита и двух мечей, украшенный ожерельем и армиллами, [1643] превосходивший прочих и силою, и ростом, и молодостью, и в то же время доблестью. (8) Он, когда битва была уже в самом разгаре и обе стороны сражались с величайшим рвением, стал подавать и тем и другим знаки рукой, чтобы они остановились. [1644] (9) Бой прервался. (10) Как только воцарилось молчание, он крикнул громовым голосом, чтобы желающий с ним сразиться, выступил вперед. (11) Никто не отваживался — из-за огромности и дикости его вида (propter magnitudinem atque inmanitatem facies). (12) Наконец, галл принялся насмехаться и показывать язык. (13) Некоему Титу Манлию, происходившему из очень знатного рода, с самого сначала было тяжело видеть, как тем, что из столь большого войска никто не выходит, государству оказывается такое бесчестье. (14) Он, говорю я, выступил вперед и не допустил, чтобы римская доблесть стала добычей галла. Вооруженный пехотным щитом и испанским мечом, [1645] он стал против галла. (15) Этот страшный бой состоялся на самом мосту, [1646] на глазах у обеих армий. (16) Итак, как я уже сказал, они сошлись: галл, по своему обычаю, выставив вперед щит, громко пел; [1647] Манлий, доверившись скорее храбрости, чем [военному] искусству, ударил щитом о щит и сбил галла с места. (17) Пока галл снова пытается стать прежним образом, Манлий вторично ударяет щитом о щит и опять сбил его с места; таким образом, он проскользнул под галльским мечом, клинком испанским пронзив ему грудь; затем он беспрерывно тем же способом рубил его правое плечо и не остановился до тех пор, пока не поверг его, чтобы галл не устремился поразить [его]. [1648] (18) Повергнув его, он отрубил голову, сорвал ожерелье и, окровавленное, надел себе на шею. [1649] (19) Из-за этого события он и его потомки стали называться Торкватами“. [1650]
(20) От этого Тита Манлия, чей поединок описал Квадригарий, суровые и безжалостные приказания стали называться манлиевыми (Manliana), так как впоследствии, во время войны с латинами, находясь в должности консула, он приказал обезглавить своего сына, так как он, будучи послан им в разведку с запрещением вступать в бой, убил бросившего ему вызов. [1651]
Глава 14
О том, что тот же Квадригарий сказал в родительном падеже „hujus facies“ (такого вида) правильно и [вполне] по-латински; и некоторые другие [замечания] о склонении подобных слов
(1) А то, что выше было написано у Квадригария Клавдия: „…вследствие огромности и дикости его вида (propter magnitudinem atque inmanitatem facies)“, [1652] мы проверили, просмотрев несколько старинных книг, и обнаружили, что это так, как было написано. (2) Ведь то, что сегодня по грамматическому правилу произносится faciei (вида), в древности по большей части склоняли haec fades, hujus facies (этот вид, этого вида). [1653] Ведь я нашел кое-какие испорченные книги, где было написано faciei, а то, что было написано прежде, затерто.
(3) Помнится также, что в Тибуртинской библиотеке [1654] мы нашли в той же самой книге Клавдия и оба написания: facies и facii. [1655] Но facies было написано надлежащим образом, a facii, напротив, через двойное „i“; (4) и мы решили, что это вполне согласуется с каким-то древним обыкновением; ведь и от haec dies (этот день) говорили как <hujus dies, так и> [1656] hujus dii, и от haec fames (этот голод) <как hujus famis>, [1657] так и hujus fami. [1658]
(5) Квинт Энний в шестнадцатой книге „Анналов“ написал dies вместо diei в следующем стихе:
Postrema longinqua dies confecerit aetas. [1659]
(6) Цезеллий [1660] утверждает, что и Цицерон в речи, написанной в защиту Публия Сестия, поставил dies вместо diei, что я, с большим усердием разыскав несколько древних экземпляров, нашел написанным так, как говорит Цезеллий.
(7) Слова Марка Туллия суть следующие: „Всадники безусловно понесут наказание за тот день (illius dies)“; [1661] поэтому, клянусь Геркулесом, я легко поверю утверждавшим, будто они видели собственноручно написанную Вергилием книгу, где было сказано так:
Лишь уравняют Весы для сна и для бдения время
(dies somnique), [1662]
то есть libra diei somnique. [1663]
(8) Но если в этом месте Вергилий, кажется, написал dies, то в следующем стихе он, без сомнения, употребил dii вместо diei:
Дары и радость дня (munera laetitiamque dii), [1664]
что менее сведущие люди читают как dei, избегая, надо полагать, необычности этого слова. (9) Однако древние склоняли dies, dii так же, как fames, fami (голод, голода); pernicies, pernicii (гибель, гибели); progeies, progenii (поколение, поколения), luxuries, luxurii (роскошь, роскоши), acies, acii (острие, острия). (10) Ведь Марк Катон в речи „О Карфагенской войне“ написал так: „Дети и женщины изгонялись из-за голода (fami causa)“. [1665] (11) Луцилий [1666] в двенадцатой [сатире]:
Сморщенный и полный голода (fami). [1667]
(12) Сизенна [1668] в шестой книге „Истории“: „Римляне пришли, чтобы принести гибель (inferendae pernicii causa)“. [1669] (13) Пакувий [1670] в „Павле“:
О всевышний отец первопредка нашего рода
(nostrae progenii). [1671]
(14) Гней Маций [1672] в двадцать первой книге „Илиады“:
Когда другая часть войска (altera pars acii)
избегла волн реки. [1673]
(15) Тот же Маций в двадцать третьей книге:
Пребывает ли в смерти молчаливое видение
образа (specii). [1674]
(16) Гай Гракх [1675] [в речи] „Об обнародовании законов“: „Они говорят, что это было устроено ради роскоши (luxurii causa)“; [1676]
(17) и тут же ниже сказано так: „Не является роскошью то (non est еа luxuries), что по необходимости делается ради выживания“, [1677] (18) откуда ясно, что он употребил luxurii как генитив от luxuries. (19) Также и Марк Туллий в речи в защиту Секста Росция сохранил написание pernicii. Вот его слова: „Мы считаем, что все это отнюдь не было божественным замыслом, нацеленным на уничтожение (pernicii causa), но произошло вследствие могучих сил обстоятельств“. [1678] (20) Итак, следует считать, что Квадригарий написал в родительном падеже либо fades либо facii, написание же facie я не нашел ни в одной древней книге.
(21) В дательном же падеже говорившие наиболее чисто произносили не faciei, как говорят теперь, но facie. [1679] (22) Луцилий в „Сатирах“ говорит:
А первое, что и благородной статности (facie honestae)
возраст младой добавляется… [1680]
(23) Луцилий в седьмой книге:
Тот, кто любит тебя, обещает быть тебе другом
И защищать сулит твою миловидность (facie tuae)
и младость. [1681]
(24) Однако, многие читают в обоих местах facii. (25) Но Гай Цезарь во второй книге „Об аналогии“ полагает, что следует говорить hujus die и hujus specie. [1682]
(26) Также в рукописи „Югурты“ Саллюстия, [заслуживающей] величайшего доверия и внушающей уважение своей древностью, мы нашли написание в родительном падеже die. Слова эти были таковы: „Когда оставалась едва десятая часть дня (parte die)“ [1683]. Ведь, я полагаю, не следует допускать такую маленькую хитрость, будто можно подумать, что die сказано вместо ex die (от дня).
Глава 15
О роде спора, называемом греками ά̉πορος (затруднительный, безвыходный)
(1) Мы с ритором Антонием Юлианом, [1684] желая на время летних праздников из-за жары покинуть город, прибыли в Неаполь. (2) Был там тогда некий юноша из довольно богатой семьи, занимавшийся с учителями обоих языков и упражнявший дар латинского красноречия для произнесения речей в Риме; и вот он приглашает Юлиана послушать свою декламацию. [1685] (3) Юлиан отправляется слушать, идем и мы вместе с ним. (4) Входит юноша и произносит вступительное слово более дерзко и надменно, чем это приличествует его возрасту, и, наконец, просит предлагать темы для споров.
(5) Там был с нами ученик Юлиана, толковый и решительный молодой человек, который был возмущен уже тем, что этот [юнец] осмелился стать над бездной (stare in praecipiti) и рискнуть подвергнуть себя испытанию в импровизации в присутствии Юлиана. [1686] (6) Итак, он предлагает для испытания редко развиваемую тему того рода, который греки называют ά̉πορον, а по-латыни вполне уместно можно назвать inexplicabile (запутанный, неразрешимый). [1687] (7) Эта контроверсия [1688] была такого рода: „Пусть семь судей разбирают дело обвиняемого, и будет утверждено то решение, за которое выскажется большинство из этого числа. После того как семь судей ознакомились с делом, двое сочли, что его следует наказать изгнанием, двое других — денежным штрафом, а остальные трое — смертной казнью. На основании решения трех судей требуют смертной казни, а он возражает“.
