Ознакомительная версия.
Жители Батула, Руфр, земледельцы на нивах Целемны,
740 Те, на кого с высоты плодоносные смотрят Абеллы.[791]
Все на тевтонский лад бросают кельтские копья,
Пробковый дуб ободрав, из коры его делают шлемы,
Искрятся медью мечи, и щиты их искрятся медью.
В битву также тебя послали гористые Нерсы[792],
745 Уфент, прославленный царь, неизменно счастливый в сраженьях,
Тверд и суров твой народ и привычен к долгим охотам
В дебрях лесных и к нелегкой земле Эквикульских пашен.[793]
Здесь земледельцы идут за плугом с мечом и в доспехах,
Любят они за добычей ходить и жить грабежами.
750 Также служитель богов из Маррувия, города марсов[794],
Прибыл отважный Умброн по веленью владыки Архиппа,
Шлем увенчав зеленой листвой плодоносной оливы.
Гадов ползучий род и гидр с ядовитым дыханьем —
Всех он умел усыплять прикасаньем руки иль заклятьем,
755 Ярость змей укрощал, врачевал их укусы искусно.
Но, поражен дарданским копьем, не мог исцелить он
Рану свою: ни слова навевающих дрему заклятий
Не помогли ведуну, ни травы с марсийских нагорий.
Рощ Ангитийских листвой и Фуцина стеклянной волною,[795]
760 Влагой озер оплакан ты был.
Шел сражаться и ты, Ипполита[796] отпрыск прекрасный,
Вирбий. Ариция[797] в бой тебя послала родная,
В ней ты вырос, где шумит Эгерии[798] роща, где влажен
Берег, где тучный алтарь благосклонной Дианы дымится.
765 Ибо преданье гласит: когда Ипполита сгубили
Мачехи козни и месть отца, когда растерзали
Тело его скакуны, в исступленном летевшие страхе, —
Вновь под небесный свод и к святилам эфира вернулся
Он, воскрешен Пеана травой[799] и любовью Дианы.
770 Но всемогущий Отец, негодуя на то, что вернулся
Смертный из царства теней к сиянью сладкому жизни,
Молнию бросил в того, кто лекарство создал искусно,
Феборожденного[800] сам к волнам стигийским низринул.
А Ипполит между тем унесен благодатной Дианой
775 В рощи Эгерии был и сокрыт в приюте надежном.
Имя себе изменив и назвавшись Вирбием, здесь он
Век в безвестности свой средь лесов провел италийских.
Вот почему и теперь в заповедную Тривии рощу
К храму доступа нет крепконогим коням, что на скалы
780 Юношу сбросили, мчась от морского зверя в испуге.
С пылом отцовским и сын скакунов гонял по равнинам.
Он и сейчас на битву летел, колесницею правя.
Турн средь первых рядов, то там, то тут появляясь,
Ходит с оружьем и всех красотой превосходит и ростом.
785 Шлем украшает его Химера с гривой тройною,
Дышит огнем ее пасть, как жерло кипящее Этны, —
Чем сраженье сильней свирепеет от пролитой крови,
Тем сильней и она изрыгает мрачное пламя.
В левой руке его щит, а на нем – златорогая Ио,[801]
790 Шерстью покрыта уже, уже превращенная в телку;
Аргус ее стережет на щите огромном, и рядом
Инах-отец[802] изливает поток из урны чеканной.
В пешем строю за царем щитоносное движется войско,
Плотною тучей поля покрывая: выходят аврунки,
795 Древних сиканцев отряд, и аргивян, рутулов славных,
Вслед – из Лабиция рать, со щитами цветными сакраны,[803]
Те, кто долины твои, Тиберин, и Нумиция берег
Пашут священный и плуг ведут по холмам рутулийским,
Иль по Цирцейским горам,[804] или там, где нивами правит
800 Анксур-Юпитер и с ним Ферония, гордая рощей,[805]
Там ли, где Сатуры топь, где по темным низинам студеный
Уфент ищет пути, чтобы в море излить свои воды.
Вместе с мужами пришла и Камилла из племени вольсков,
Конных бойцов отряд привела, блистающий медью.
805 Руки привыкли ее не к пряже, не к шерсти в кошницах,
Дева-воин, она трудов Минервы не знала, —
Бранный был ведом ей труд и с ветрами бег вперегонки.
В поле летела она по верхушкам злаков высоких,
Не приминая ногой стеблей и ломких колосьев,
810 Мчалась и по морю, путь по волнам пролагая проворно,
Не успевая стопы омочить в соленой пучине.
Смотрит ей вслед молодежь, поля и кровли усеяв,
Издали матери ей дивятся в немом изумленье;
Глаз не в силах толпа отвести от нее, лишь завидит
815 Пурпур почетный, что ей окутал стройные плечи,
Золото пряжки в кудрях, ликийский колчан за спиною,
Острый пастушеский дрот, из прочного сделанный мирта.
Только лишь выставил Турн на Лаврентской крепости знамя,[806]
Знак подавая к войне, и трубы хрипло взревели,
Только лишь резвых коней он стегнул, потрясая оружьем,
Дрогнули тотчас сердца, и весь, трепеща в нетерпенье,
5 Лаций присягу дает,[807] и ярится буйная юность.
Первые между вождей – Мессап и Уфент и с ними
Враг надменный богов, Мезенций, – приводят на помощь
Войску отряды, согнав земледельцев с полей опустевших
Венул отправлен послом к Диомеду великому[808] в город,
10 Звать на помощь его и поведать, что прибыли в Лаций
Тевкров суда и с собой привезли побежденных пенатов,
Что утверждает Эней, будто царский престол предназначен
Роком ему, что много племен к дарданцам примкнуло,
Ибо слава вождя возрастает в крае Латинском.
15 Что же замыслил Эней и чего стремится достигнуть,
Если будет к нему благосклонна в битвах Фортуна, —
То Диомеду видней, чем царю Латину иль Турну.
Вот что в Латинской земле совершалось в то время. И это
Видит Эней – и в душе, словно волны, вскипают заботы,
20 Мечется быстрая мысль, то туда, то сюда устремляясь,
Выхода ищет в одном и к другому бросается тотчас.
Так, если в чане с водой отразится яркое солнце
Или луны сияющий лик, – то отблеск дрожащий
Быстро порхает везде, и по комнате прыгает резво,
25 И, взлетев к потолку, по наборным плитам играет.
Ночь опустилась на мир, и в глубокой дреме забылись
Твари усталые – птиц пернатое племя и звери.
Только родитель Эней, о печальной войне размышляя,
Долго в тревоге не спал и лишь в поздний час под холодным
30 Небом у берега лег, обновляя силы покоем.
Тут среди тополей, из реки поднявшись прекрасной,
Старый бог этих мест, Тиберин явился герою;
Плащ голубой из тонкого льна одевал ему плечи,
Стебли густых тростников вкруг влажных кудрей обвивались.
35 Так он Энею сказал, облегчая заботы словами:
"Славный потомок богов! От врагов спасенную Трою
Нам возвращаешь ты вновь и Пергам сохраняешь навеки.
Гостем ты долгожданным пришел на Лаврентские пашни,
Здесь твой дом и пенаты твои – отступать ты не должен!
40 Грозной войны не страшись: кипящий в сердце бессмертных
Гнев укротится, поверь.
Думаешь ты, что тебя сновиденье морочит пустое?
Знай: меж прибрежных дубов ты огромную веприцу встретишь,
Будет она лежать на траве, и детенышей тридцать
45 Белых будут сосать молоко своей матери белой.
Место для города здесь, здесь от бед покой обретешь ты.
Тридцать кругов годовых пролетят – и Асканий заложит
Стены, и городу даст он имя славное – Альба.[809]
Это ты знаешь и сам. А теперь со вниманьем послушай:
50 Как победить в грозящей войне, тебя научу я.
В этом краю аркадцы живут, Палланта потомки;[810]
В путь за Эвандром они, за знаменем царским пустились,
Выбрали место себе меж холмов, и построили город,
И нарекли Паллантеем его в честь предка Палланта.
55 Против латинян они ведут войну непрестанно,
С ними союз заключи, призови в свой лагерь на помощь.
Сам вдоль моих берегов по реке тебя поведу я,
Чтобы на веслах ты мог подняться против теченья.
Сын богини, проснись! Уж заходят ночные светила,
60 Тотчас Юноне мольбы вознеси по обряду, чтоб ими
Гнев ее грозный смирить. А меня и после победы
Можешь почтить. Пред тобой полноводной смыкающий гладью
Склоны двух берегов, через тучные нивы текущий
Тибр, лазурный поток, небожителей сердцу любезный.
65 Здесь величавый мой дом, столица столиц, вознесется!"
Кончил речь свою бог и в глубокой заводи скрылся.
Тотчас же сонная тьма с очей Энея слетела,
Встал он, взгляд устремил восходящему солнцу навстречу,
Влагу речную в горсти по обряду поднял высоко,
70 Молвил, мольбы обратив к просторам светлеющим неба:
"Нимфы лаврентские, вы, породившие племя потоков,
Ты, отец Тиберин, с твоей рекою священной,
Нас храните от бед и на лоно примите Энея!
Где бы ни бил из земли твой родник, в каких бы озерах
75 Твой ни таился исток, – ты, кто сжалился в горе над нами,
Будешь всегда дарданцами чтим, всегда одаряем,
Ознакомительная версия.
