Ознакомительная версия.
Так он Вольценту кричал, но уже направленный с силой
Меч меж ребер впился в белоснежную грудь Эвриала.
Тело прекрасное кровь залила, и, поверженный смертью,
Весь он поник, и к плечу голова бессильно склонилась.
435 Так пурпурный цветок, проходящим срезанный плугом,
Никнет, мертвый, к земле, и на стеблях склоняют бессильных
Маки головки свои под напором ливней осенних.
В гущу врагов бросается Нис – но только к Вольценту
Рвется он сквозь толпу, одного лишь видит Вольцента.
440 Ниса плотней и плотней отовсюду враги обступают,
Колют, теснят, – но сдержать не могут натиск упорный,
Быстрый как молния меч их сечет, – и вот, умирая,
Нис вонзает клинок орущему рутулу в горло.
Только тогда он упал и приник израненным телом
445 К телу друга, и смерть осенила Ниса покоем.
Счастье вам, други! Коль есть в этой песне некая сила,
Слава о вас никогда не сотрется из памяти века,
Капитолийским доколь нерушимым утесом владеет
Род Энея и власть вручена родителю римлян.[875]
450 Юных друзей победив и вновь отбив их добычу,
Рутулы с плачем несли бездыханное тело Вольцента
В лагерь, где горестный стон стоял с тех пор, как Рамнета
Труп бескровный нашли, и Серрана, и Нуму, и многих
Сгубленных тайно вождей. Вкруг убитых толпы теснятся,
455 Вкруг полумертвых от ран, вкруг дымящихся свежею кровью
Мест и полных ручьев, струящих алую пену.
Рутулы все узнают Мессапа шлем и наборный
Пояс Рамнета, назад дорогой ценою отбитый.
Вот и Аврора, восстав с шафранного ложа Тифона,
460 Зарево первых лучей пролила на земные просторы,
Солнце зажглось, от темных пелен весь мир избавляя.
В битву с утра снаряжен, вождей поднимает на битву
Турн, и каждый из них собирает строй меднобронный,
Гнев зажигает в сердцах о ночном побоище вестью.
465 Тут же, – страшно глядеть, – подняв на копья, выносят
Головы юных друзей, и толпой спешат италийцы
С громкими криками вслед.
Дать готовы отпор, энеады стойкие слева
Заняли вал, – ибо справа его ограждали потоки, —
470 Взоры на рвы устремив, на высоких башнях стояли,
Скорби полны: не узнать не могли несчастные тевкры
Вздетых на копья голов, истекавших черною кровью.
Тут понеслась на крылах, облетая трепещущий город,
Вестница горя – Молва, и несчастную мать Эвриала
475 Быстро настигла она. В тот же миг из рук охладелых
Выпал челнок у нее, опрокинулась с пряжей корзинка.
Вон выбегает она и, с пронзительным воплем терзая
Волосы, мчится к валам и в безумье врывается в первый
Воинов ряд, позабыв о мужах и о вражеских копьях,
480 Ей угрожавших, и плач полетел со стены в поднебесье:
"Ты ли это, мой сын? Ты, опора старости поздней,
Как в одиночестве мог ты меня покинуть, жестокий?
О, почему на верную смерть уходившего сына
Бедная мать не могла последним напутствовать словом?
485 В поле чужом добычею птиц и псов италийских
Ты – о горе! – лежишь, и тебя на костер погребальный
Мать не положит, и глаз не закроет, и ран не омоет,
И не укутает в плащ, что днем и ночью ткала я,
Тяготы старческих лет облегчая работой усердной.
490 Где мне тебя отыскать? Где собрать рассеченное тело?
В поле каком? Иль вернешь ты мне, сын, лишь голову эту?
Ради того ль за тобой по морям я скиталась и землям?
Копья в меня, в меня направьте, рутулы, стрелы,
Первой убейте меня, коль знакома душе вашей жалость!
495 Ты, о богов всемогущий отец, ненавистную небу
Голову мне порази и низринь меня молнией в Тартар,
Чтобы жестокую жизнь хоть так могла оборвать я!"
Стон прошел по рядам потрясенных жалобой тевкров,
Души сковала печаль, надломила силы пред боем.
500 Ту, что сеяла скорбь, подхватили Актор с Идеем
(Илионей дал им знак и рыдавший горько Асканий),
В дом отнесли на руках, уложили в дальнем покое.
Тут в отдаленье труба пропела громко и грозно,
Следом послышался крик и под небом гулко отдался.
505 Тотчас на приступ пошли, черепахой построившись,[876] вольски,
Тщатся рвы завалить и за вал высокий прорваться,
Подступов ищут везде и по лестницам лезут на стены
Там, где реже ряды, где в строю троянцев нечастом
Бреши видны. Осыпают врагов потомки Дардана
510 Ливнем копий и стрел и шестами сшибают их с лестниц:
Приступ от стен отражать после долгой войны им не внове.
Скатывать стали они с откоса тяжкие глыбы,
Кровлю щитов пытаясь пробить, – но любые удары
Стойким бойцам нипочем, черепахой построенным плотно.
515 Все ж подались и они: нависавшая грозно громада
Грянулась вниз с высоты, руками сброшена тевкров,
Сомкнутых кровлю щитов прорвала и наземь повергла
Рутулов. Больше враги наступать не решались вслепую,
Только дарданцев со стен пытались прогнать, осыпая
520 Издали стрелами их.
Веткой этрусской сосны потрясает страшный Мезенций,
Рвется к валам с другой стороны и огнем угрожает.
Рядом Мессап, укротитель коней, Нептунова отрасль,
Сам укрепленья крушит и для приступа требует лестниц.
525 О Каллиопа[877], к тебе и к твоим я сестрам взываю:
Песнь помогите сложить о кровавых подвигах Турна,
Молвите, кто из мужей кого к Ахеронту отправил,
Свиток чудовищных битв разверните со мною, богини!
529[878]
530 Ярусы ввысь вознося перед взором глядевших с равнины,
Башня стояла, заняв наилучшее место для боя;
Приступом взять и разрушить ее италийцы старались,
Все свои силы собрав, все отряды двинув, – но сверху
Сыпались густо на них из бойниц и камни и копья.
535 Первым Турн в ту башню метнул пылающий факел:
Тотчас стена занялась и огонь, раздуваемый ветром,
Доски настилов объял, затаился в тлеющих балках.
В трепете тевкры спешат от беды убежать – но напрасно!
Только лишь все подались назад и столпились у края,
540 С той стороны, где пожар не пылал, как от тяжести башня
С грохотом рухнула вдруг, и по небу гром прокатился.
Воинов полуживых засыпают руины громады,
Копья свои протыкают им грудь и пронзают обломки
Острых досок. Из всех спаслись только Лик с Геленором.
545 Юностью цвел Геленор; рабыней Ликимнией был он
Тайно рожден меонийцев царю и послан под Трою;
Права он не имел похваляться пышным оружьем,
Меч лишь носил без ножон и гладкий щит без чеканки.
Встав, Геленор огляделся вокруг: отряды латинян
550 Справа стоят и слева стоят, подступивши вплотную.
Словно как загнанный зверь в кольце охотников плотном,
Чуя верную смерть, в исступленье несется на копья,
Чтобы единым прыжком одолеть частокол из рогатин,
Юноша в гущу врагов устремился на верную гибель,
555 Бросился грудью туда, где щетинился пиками чаще
Рутулов строй. А Лик меж врагов, меж клинков занесенных
В бегство пустился к стенам, полагаясь на резвые ноги;
Руку уже протянул он к зубцам, к простертым навстречу
Тевкров рукам – но Турн, с беглецом состязаясь в проворстве,
560 Кинулся следом, крича: "Не от нас ли ты чаешь, безумный,
Целым уйти?" И вот на зубцах повисшего Лика
С силой такой он схватил, что кусок стены обвалился.
Белого лебедя так или зайца кривыми когтями
Мощный хватает орел, громовержца стрелы носящий,
565 Так из овчарни порой от протяжно блеющей ярки
Марсов уносит волк[879] ягненка. Рутулы с громким
Криком бросаются в брешь: одни засыпают землею
Рвы, другие огонь на башни мечут и кровли.
Илионей Луцета сразил обломком утеса
570 В миг, когда с факелом тот в ворота лагеря рвался;
Эматиона Лигер убил, Азил – Коринея,
Дротиком первый, второй – стрелою, разящей нежданно.
Был Ортигий сражен Кенеем, Кеней-победитель —
Турном, и следом – Промол, Диоксипп, Сагарис и Клоний,
575 Итис и тот, кто стоял, словно башня огромная, – Идас.
Капис Приверна поверг: его сначала задел лишь
Дротик Темилла, но он, безумец, щит свой отбросив,
К ране руку поднес – и тут стрела подлетела,
К левому боку ладонь пригвоздила и глубже проникла,
580 Путь дыханья в груди рассекая смертельною раной.
Сын Арцента стоял, красотой и убором блистая;
Плащ его алый горел, иберийским окрашенный соком,[880]
Золотом панцирь сиял; Арцент-родитель в сраженья
Сына послал, что в лесах материнских над током Симета[881]
585 Вскормлен был – там, где Паликов алтарь стоит, примеренный.[882]
Сам, отставив копье и пращой свистящею трижды
Ознакомительная версия.