Троянская война и ее герои. Приключения Одиссея[сборник 1993] - Гомер

Ментес уже давно ушел, а Одиссей все еще продолжал сидеть один в темнеющей палате. Он размышлял обо всем, что рассказал ему гость. Конечно, Атриды будут настаивать, чтобы он, Одиссей, принял участие в походе. Но не следует сразу уступать им. На первый раз пусть уедут ни с чем. Пусть гордый Агамемнон увидит, как трудно ему заполучить Одиссея. Пусть почувствует, что царь маленькой Итаки нужен, очень нужен ахейцам. Пусть за честь сочтет, если сын Лаэрта согласится наконец помогать Атридам!

Вошли рабыни с факелами в руках и осветили сумрачную палату. Одиссей оглядел привычную издавна обстановку родного дома. Два ряда деревянных колонн подпирали потолочные балки. И потолок и стены почернели от дыма. Палата, лишенная окон, освещалась факелами — связками длинных лучин — и согревалась переносными жаровнями. Дым собирался наверху и выходил в отверстие в стене. На стенах висели скрещенные копья, шлемы с конскими хвостами, круглые кожаные щиты с медными бляхами. Оружие это покрылось копотью, потускнело. «Надо будет выбрать какое покрепче, — думал Одиссей, — и очистить его от копоти… Сколько будет забот, волнения, слез для всех домочадцев! А как быть с Пенелопой? Как признаться ей, что я решил идти на войну? Как утешить ее? Это будет потруднее, пожалуй, чем уступить Атридам…»

За дверью послышались женские голоса. В палату вошла Пенелопа. За четыре года она стала еще красивее, чем была, когда Одиссей увидел ее впервые в масличной роще близ города Спарты. За нею шли ее служанки. Одна из них придвинула царице мягко устланное кресло, другая поставила ей под ноги скамеечку, третья подала корзину с черной шерстью и прялку. Царица села напротив Одиссея и принялась за работу.

— Сын наш спит, — сказала она Одиссею, — я оставила его под присмотром няни Эвриклеи и спустилась сюда, к тебе. Скажи, кто был твой гость и какие вести он привез?

— Ты знаешь его, — ответил Одиссей, — это был Ментес из Тафии. Он заехал ко мне по дороге из Эпира и рассказал поразительные новости…

Быстро вертя в руках веретено, Пенелопа приготовилась слушать. Она пряла из шерсти тончайшую пряжу, чтобы потом выткать из нее узорную ткань. [20]

Но как же перепуталась пряжа царицы, как разроняла она свои веретена, когда Одиссей передал ей новости Ментеса! Елена бежала с сыном Приама! Менелай сзывает ахейцев на войну! Сердце Пенелопы замерло в ужасе, когда она услышала последние слова Одиссея:

— Ты знаешь, тогда, четыре года назад, мы все дали клятву Менелаю прийти к нему на помощь, когда он этого потребует.

Пенелопа зарыдала и воскликнула в слезах и гневе:

— Ты дал и другую клятву, неверный! Когда родился наш Телемак, ты поклялся мне оставить свои скитания и не ездить в далекие земли. Что тебе за дело до Елены? Уж если она не посовестилась покинуть мужа и маленькую Гермиону, так она не вернется, хотя бы вы до основания разрушили Трою! О, если только ты любишь нас, меня и сына, ты не пойдешь на эту войну, не оставишь нас одних, беззащитных и беспомощных!

И Пенелопа вновь зарыдала. Одиссей взял ее за руку и сказал:

— Я клялся тебе и клянусь еще раз, что не поеду, если меня к тому не принудят. Я не могу попросту отказать Менелаю, но я попробую заставить его освободить меня от клятвы. И если прибудут сюда не только Менелай, но все цари ахейские и примутся убеждать меня, неужели я не окажусь хитрее их всех? И да поможет мне в этом мудрейшая из бессмертных, светлая Афина Паллада!

Слова Одиссея немного утешили Пенелопу. Она удалилась наверх, в свои покои, а Одиссей подозвал глашатая Эврибата.

Маленький горбун был безобразен, смугл до черноты, но, несмотря на свой невзрачный вид, очень умен. Одиссей ценил его преданность и считался с его советами.

— Мой добрый Эврибат, — сказал Одиссей, — мне понадобится твоя помощь. Завтра, при первых лучах божественной Эос, отправь быстроногого вестника на Эрмейский холм; как только он увидит, что в гавань входит корабль, пусть бежит к тебе с этой вестью. Ты же пока пойди к Политу, любезнейшему другу моему, скажи, что я прошу его совета и помощи, и возвращайся сюда вместе с ним.

Большой черный корабль миновал пологие берега Элиды и приближался к скалистым Ионическим островам. Воинственные мореходы — беотийцы, микенцы, аргивяне — строили свои корабли почти вдвое больше обычных. Вдоль каждого борта располагалось по пятьдесят гребцов. В килевой балке были укреплены не одна, а две мачты; под носовым помостом было устроено пространное и удобное помещение.

Свежий ветер надувал паруса; корабль летел, рассекая морскую зыбь. Гребцы сидели без дела, только опытный кормчий направлял бег судна, да лоцман из Эпира стоял на носу и пристально вглядывался в зыбкую даль.

Корабль принадлежал правителю Микен, прославленному Агамемнону. Сам «вождь народов» находился тут же, на корабле; его сопровождал брат его, царь Менелай. Атриды уже объехали Пилос, Эвбею, Эпир и другие ахейские страны и теперь направлялись в Итаку. До сих пор ахейцы встречали их с воинственным восторгом; по следам Атридов все побережье шумело и гудело, как встревоженный улей. Но встреча с хитроумным царем Итаки смущала их; даже гордый Агамемнон сомневался в успехе. Поэтому он не стал спорить, когда Менелай предложил взять с собой в Итаку двух умнейших ахейцев — престарелого пилосского царя Нестора и мудрого, справедливого Паламеда, царя острова Эвбеи.

Агамемнон и его три товарища стояли на носу корабля и глядели на сверкающую зыбь моря. Менелай был дружен с Одиссеем и не раз бывал прежде в Итаке. Теперь называл он своим спутникам острова, мимо которых они проходили. Он указал им на приветливый Дулихий, покрытый светлыми полями пшеницы, и на поросший лесом Закинф с удобной торговой гаванью. Далее путники увидели крутые, лесистые берега острова Зама, а когда они обогнули Зам, перед ними предстала и сама объятая волнами Итака. Длинный, узкий остров отвесно подымался из моря. Над северной его частью царила гора Нерион, доверху заросшая густым лесом. На отрогах Нериона зеленели горные пастбища, у подножия кудрявились рощи дубов и каштанов. Только в южной, меньшей части острова, на открытом плоскогорье, расстилались поля пшеницы да пышные виноградники сбегали к морю по широким террасам. Наверху, между желтеющих полей, виднелся город, окруженный рощами и садами.

Агамемнон окинул взглядом остров и пренебрежительно заметил:

— Небогатым царством владеет сын