поражением при Вене в 1683 г. Мухаммада IV... Позднее с постоянным успехом (турецкое правительство. —
Е. В.) следовало политике “Разделяй и властвуй” [142].
Материалы Шараф-наме проливают свет на этот вопрос и помогают установить истинное положение вещей. В действительности вмешательство турецких властей в курдские дела начинается уже с реформ османского правительства по насаждению в Курдистане новой административной системы. Существование крупных, почти независимых курдских княжеств и эмиратов явно не соответствовало планам султана. Салима. Это и вызвало попытку административного разделения Курдистана на округа (санджаки), что, по его мнению и по мнению верного и последовательного проводника его политики в Курдистане Идрис Хакима, должно было положить конец центробежным устремлениям курдских правителей и эмиров, их непрекращающейся борьбе за независимость.
Согласно этой системе вилайет Диарбекира был разделен на 19 санджаков: одиннадцать из них находились в управлении у турецких властей и восемь переданы курдским эмирам (Кулб, Михрани, Терджил, Атак, Пертек, Чабакчур, Очермик, Сакман). Ванский вилайет включил в себя согласно такому административному делению 37 санджаков. Подобная система впоследствии была распространена на районы Урфы и Мосула [143]. Эту систему нельзя расценить иначе как первый шаг турецкого правительства по пути фактического закабаления Курдистана.
Осуществить этот план в XVI в. турецким султанам не удалось. Даже в указанных вилайетах, где была проведена, административная реформа, оставались курдские княжества, и эмираты, которые турецким властям не удалось раздробить: в Диарбекирском вилайете — Агил, Пало, Джезире, Хазо, Гендж, в Ванском — Хаккари, Махмуди, Пеньянеши. Эти эмираты подчинялись центральной власти непосредственно, но реальная власть султана над ними, как мы увидим ниже, оставалась весьма относительной.
Со времени правления Сулаймана I (1520—1566), царствование которого считается эпохой наибольшего могущества османов, наблюдается усиление централистской направленности турецкой политики в отношении курдов. Это объяснялось стремлением обеспечить тыл во время многочисленных европейских походов, пополнить ряды своих войск за счет курдских феодальных ополчений и, главное, — создать из районов, заселенных курдами, кордон, живую стену между Турцией и Ираном.
Интереснейшей тому иллюстрацией служит рассказ, передаваемый Мулла Махмудом Байазиди [144]: “Когда султан Сулайман Законодатель возвратился в Стамбул, мать обратилась к нему с такими словами: “О сын мой! Ты возвратился, а грузины и кызылбаши не устроят набега на твои области?” Султан ответил: “О мать моя, я воздвиг прочную стену между Османской империей и государством грузин и иранцев, враг не сможет причинить никакого вреда”. — “Как же тебе удалось, — сказала она, — построить стену на таком обширном пространстве?” Султан ответил: “Мать, я построил ее из мяса и крови. Я поручил управление этими районами курдским племенам, я поставил их в ряд как полевое укрепление от Грузии до Багдада, Басры и Шахризура. Враг не сможет, минуя их, проникнуть в государство ислама”.
Этот красноречивый диалог, якобы имевший место между султаном Сулаймаиом I и его матерью, вскрывает сущность политики Сулаймана I в отношении курдов, показывая, как ее понимали сами курды. Шараф-наме приводит тому целый ряд примеров. Так, правителю Ширвана Мухаммад-беку была поручена охрана крепости Баргири (Беркри), расположенной в районе, который в те времена являлся пограничным между Ираном и Турцией.
На службу по охране пограничных областей брались целые союзы племен, в кормление им передавались лучшие земли и пастбища, а представители их знати объявлялись держателями зи'аматов и санджаков (см. прим. 282, 464). Эти племена, представлявшие действительно грозную силу, часто не оправдывали возлагаемых на них надежд и обращали свое оружие против центральной власти. Привлекает внимание история могущественного союза племен сулеимани [145].
Часть племен сулеимани была переселена, очевидно, по приказу султана Сулаймана из районов Майяфарикина, Кулба и Батмана в захваченную у кызылбашей Байязидскую область, с тем чтобы охранять ее. Вскоре они отказались выплачивать султану причитавшиеся с них подати. Эмир Майяфарикина Бахлул-бек, номинально считавшийся их главою, поплатился жизнью за попытку собрать эти подати и возвратить племена в Майяфарикин. Последнее обстоятельство, на которое указывает Шараф-хан, наводит на мысль, что выступление племен сулеимани не сводилось к отказу от уплаты податей.
Несомненно, официальное положение Шараф-хана как вассала турецкого султана побуждает его замолчать более широкую, антитурецкую направленность этого движения. “Столь великой оказалась смута этих племен, что на имя эмира эмиров Амида был издан указ истребить эти племена и их эмиров”, а заодно казнить и эмира Майяфарикина. Последнего казнили, но от племени сулеимани подати в казну не поступали. В доказательство того, что карательными действиями султана руководили в данном случае не корыстные, а иные более важные мотивы, можно привести примеры, когда некоторые курдские племена, проживавшие в пограничных районах, были совсем освобождены от уплаты податей [146]. Приказ об истреблении этого племени был вызван, вероятно, широким размахом восстания, влияния которого на другие курдские племена турецкое правительство боялось. Несмотря на все усилия султанских наместников, ко времени написания Шараф-наме сопротивление этих племен не было сломлено.
Установление в большей части Курдистана власти османского султана повлекло за собой дальнейшее усиление феодальной раздробленности. Если шах Исма'ил Сефевид стремился разом убрать курдских феодалов, то османские султаны старались постепенно подрывать основы их власти. Централистская политика турецкого правительства нашла свое отражение в попытках заменить старую наследственную знать, новой служилой знатью. Изменяется характер земельных пожалований: особенно со времени султана Сулаймана охотно раздаются курдским феодалам своеобразные бенефиции: санджаки, тимары и зи'аматы. Владения курдских эмиров делились на такие бенефиции из опасений сосредоточения власти в одних руках.
При этом разделе, якобы преследовавшем цель удовлетворить требования наследников умершего правителя, зачастую многочисленных, львиная доля лучших земель отходила: к доменам султана. Иногда такой раздел сопровождался разрушением главной крепости, как это имело место в Атаке [147].
Могущественный эмират Чемишгезек, включавший 32 крепости и 16 округов, был по приказу султана Сулаймана раздроблен на два санджака и четырнадцать зи'аматов и тимаров. При этом сама крепость Чемишгезек вместе с несколькими районами отошла к государевым доменам. После смерти, сыновей Пир Хусайн-бека, которые были назначены держателями этих санджаков, тимаров и зи'аматов, их владения были, поделены на еще более мелкие части.
По указанию султана Сулаймана область Хизана была разделена на две части и передана сыновьям правителя Хизана, Султан Ахмада; от Мокса отторгнуты округ и крепость Гар-гар и на правах санджака переданы 'брату правителя Мокса мир Ахмада; от Асбайирда — округ Агакис, пожалованный в виде санджака брату эмира Асбайирда. Эмирам Кулба и Батмана “пришлось удовольствоваться крепостью Кулб с относящимися к ней районами”.
Особенно показателен в этом отношении пример княжества Хасанкейф. Воспользовавшись междоусобной войной сыновей малика Халила, султан Сулайман совсем лишил эту семью звания
