* * *
О, ночь пустынная! Ни одного светила
На черных небесах — всё бездна поглотила.
Один лишь Сириус зажегся в вышине
И золотой динар напоминает мне.
От Сириуса свет, пришедший издалёка,
Струится, как вода бесшумного потока.
Но слаб далекий свет. И вот со всех сторон
Я мраком окружен, таит опасность он.
Блуждают волки в нем, друзья ночного мрака.
Волк по ночам хитер, во тьме он забияка,
Он не боится в эту пору никого,
И дрожь от холода вздымает шерсть его.
Лишь искры волчьих глаз вокруг себя я видел,
Свет очага в ту ночь был на меня в обиде.
Плащ мрака я надел, и, слыша ветра гул,
Все пуговицы звезд на нем я застегнул.
Ночь медлит уходить, и всадник одинокий
Считает, что она просрочила все сроки.
Но поседели кудри Млечного Пути,
И, как ни медлит ночь, она должна уйти.
* * *
Та, что мне двери тайком от людей отворяла,—
Влагою губ своих свежих меня одаряла
Или давала мне кубок хмельного вина.
Все, что хотел, от нее получил я сполна.
И на лице ее родинка, если лицо улыбалось,
Мускуса каплей на тлеющих углях казалась.
* * *
Как райская река, поток здесь чист и светел,
Прохладу влажную несет восточный ветер,
Несет он аромат росой покрытых трав.
Взгляни, какой простор здесь для его забав!
Луг словно соткан из улыбок белых лилий,
Фиалок родинки лицо его покрыли.
Деревья высятся… Но что там видишь ты,
Когда в зеленый мрак влекут тебя мечты?
Под ветром северным, как меч, взмывает ветка,
Река, играючи, швыряет камни метко,
Как будто волны здесь враждуют меж собой,
Как будто ветви вдруг вступить решили в бой.
Красный конь, зажигающий битвы огонь,
Факел доблести, бешено скачущий конь,
Своим цветом похож ты на спелый гранат,
Словно миртовый лист, твои уши блестят,
И украшена грудь твоя белым пятном,
Словно воздух попал в кубок с красным вином.
* * *
Я полон грусти: от меня ты далеко.
С тобою лишь в мечтах мне встретиться легко.
Кого к тебе послать? Один на целом свете
Посланец у меня — неугомонный ветер.
Летит на север он — тебе я шлю привет,
А с севера летит — жду, будет ли ответ.
С тобою связана душа моя навеки,
И душу горе жжет, соль разъедает веки.
Наложен пост на них: они не знают сна;
Дай им вкусить его, явись мне, как луна.
Мой рок — лицо твое, и лишь его сиянье
Осмелился поцеловать я в ночь свиданья.
Ночь эта памятней мне всех ночей и дней:
Она была светла от красоты твоей.
Полярная звезда над заповедным лугом
Склонилась, и слились созвездия друг с другом.
Твоей улыбки блеск вел за собой меня,
Во мраке кос твоих с дороги сбился я.
И так любовь моя сильна, что нету мочи
Смотреть тебе в лицо — любовь мне застит очи.
Луг утренний к нам щедр: приплыв издалека,
К утру дождем над ним пролились облака.
С мглой предрассветною они сражались смело,
Вмешалась молния — и вмиг решила дело.
О боже, что сильней волнует душу нам,
Чем воркование голубки по утрам!
Вскарабкавшись на холм, чьи склоны словно бедра,
Прохладный ветерок ветвями машет бодро;
И заставляет он, свой продолжая путь,
Цветы в слезах росы на божий мир взглянуть.
* * *
Как ива гибкая меня чарует!
Как аромат лугов меня волнует!
Свой гибкий стан взяла от ивы ты,
И ты светла, как вешние цветы.
Я был пленен волшебными глазами.
Я ослеплен — любви так ярко пламя.
Я взором-чародеем поражен —
Из края волшебства явился он.
Без промаха в меня он попадает
И, раненного, тут же добивает.
Он может превратить в единый миг
Жемчужину в кровавый сердолик.
Чудесной красоты ты воплощенье.
Влюбленные достойны снисхожденья.
Дирхем серебряный под властью чар
Был переплавлен в золотой динар.
Как ветвь под ветром, я охвачен дрожью,
Я слезы лью, бреду по бездорожью.
Твое лицо — Кааба глаз моих,
Иду за ним, не видя лиц других.
И, став огнепоклонником, сгораю,
Когда на пламя щек твоих взираю.
Ответил я любви, чей зов звучал устало,
Голубка вечером мне тихо ворковала.
Когда же слезы мне туманили глаза,
Когда терпенье истощилось, я сказал:
«О, возвращусь ли я в Альсиру, чтобы воздух
Вдыхать всей грудью там, вкушать покой и отдых,
Прогулки совершать в долину по утрам,
Смотреть, как на траве роса сверкает там,
И чтобы целовать газель мне, как бывало,
Когда рассеется тумана покрывало».
Дождь над холмами ожерелье разорвал,
И бродит ветерок в расщелинах меж скал;
Роса свой бисер на долину уронила
И утру раннему прохладу подарила.
О, как далек он от меня, родной мой дом!
Как было радостно и хорошо мне в нем!
Теперь бессонница меня томит и гложет,
И жестким кажется теперь любое ложе,
И в небо я смотрю: быть может, в вышине
Альсиры молнию узреть удастся мне.
* * *
Стремилась молния в мое вонзиться тело,
Глаза влюбленного бессонница изъела.
Из глаз моих текли кровавых слез ручьи,
И вздохи горестные слышались в ночи.
Меня жалея, тихо стонет голубица,
Дождь, словно плача обо мне, с небес струится.
Истерзано мое лицо, и кровь на нем,
Как будто в схватке побывал я с диким львом.
А ночь мрачна — она как ворон чернокрылый,
Она темна — как будто пролиты чернила,
Она черна подобно углю, и над ней
Кресало молний высекает сноп огней.
Я был в пути всю ночь, и, устали не зная,
Бег моего коня звучал, не замирая.
Решимость за собой меня в ту ночь вела,
Казалась радужною мне ночная мгла.
Пылала страсть моя, пугая вспышки молний,
Чей свет бессонницей ночную высь наполнил.
Лишь ветер бешеный сопровождал меня,
И рядом всадников других не видел я.
Я словно с тайнами земли уединился,
Земля ждала любви, а в сердце мрак таился.
Через пустынный край путь пролегает мой,
Заря — как в ножнах меч, а ножны — мрак ночной.
Но гаснут угли звезд на горизонте светлом,
Зардевшийся рассвет их посыпает пеплом.
Вот исчезает мрак, густой, как мох в лесах,
И огненный поток разлился в небесах,
И я затосковал, голубка застонала…
О, как не мило мне ночное покрывало!
Когда так далеко любимая твоя
И разделяют вас пустынные края,
То лучше спутника, чем острый меч, не надо,
А быстрый конь — твоя утеха и отрада.
Когда грозит беда, спасение твое —
Меч крепкий, верный конь и острое копье.
Они мои друзья, я неразлучен с ними,
Когда скачу во тьме дорогами глухими,
Но где объятья той, чья ласка горяча?
На шее у меня лишь перевязь меча!
* * *
О утренний ветер! Что можно сравнить с ароматом твоим?
О стройный тростник! Как ты гибок и свеж и ни с чем не сравним!
Я взял себе в жены зарю, и на празднике том небывалом
Она вдруг лицо мне закутала красным своим покрывалом.
Она завернулась в рубашку из легких, как сон, облаков,
Накинула солнечный плащ, что от золота вспыхнуть готов,
И жемчуг надела росы, и жемчужины ярко горели,
Когда расшалившийся ветер рассыпал ее ожерелье.
* * *
